Рантье

– Так!
– скомандовал Буряков.
– Петрович, шагай вниз, попроси супругу, пусть сообразит закуску посерьёзнее, я сейчас приду, будем с тобой дальше лечиться.

К полудню Буряков и Серафим были сыты и пьяны. Они просили у Варвары "ещё капельку", но непреклонная повариха категорически отказала и отправила их спать. Мужчины подчинились. Через пару минут Буряков сладко спал у себя на постели, скинув лишь тапочки. В дверь заглянуло довольное лицо Серафима. Он прикрыл дверь и кивнул супруге.

– Спит!

– Фима, ты тоже отправляйся! Вечером будешь третий этаж и балкон убирать.

– Хорошо, покурю только и лягу.

Проснулся Буряков вполне в удовлетворительном состоянии и, увидев на столике стакан молока, с удовольствием его выпил. В голове просветлело, мозг начал соображать. Первым позывом было позвонить Гучкину, у того связи были обширными, можно было любую экспертизу заказать, но что-то его останавливало. Может быть то, что хрустальный штоф был его подарком? Оставался только один вариант: позвонить своему бывшему начальнику, тот дорос до генеральских звёздочек и возглавлял одну из ветеранских организаций, уж он сообразит, что дальше делать. Думая обо всём этом, Буряков по-прежнему избегал окончательных выводов, он просто выполнял некую программу действий, стараясь не вдумываться в их смысл, потому, что смысл был страшным.

Буряков потянулся к мобильному телефону.

– Иван Прокопьевич, здравия желаю!

– Спасибо, но прошу представиться, - ответил густой бас.

– Майор запаса Буряков Лев Михайлович беспокоит.

– А, Лёва, не узнал, богатым будешь. Хотя, - в трубке раздался смешок, - ты, кажется уже?

– На жизнь хватает, Иван Прокопьевич.

– Ну и хорошо. Что стряслось?

– Увидеться надо.

– Сегодня?

– Именно сегодня.

– Хм, ладно, приезжай на квартиру. Адрес помнишь?

– Так точно.

– Жду.

Буряков вызвал такси, взял пару бутылок виски, вчерашний шашлык и ещё многое из того, что наготовила Варвара. Его бывший начальник Фетюшин любил поесть и выпить. Для Варвары Буряков оставил на кухонном столе записку, что будет завтра.

Фетюшин уже лет десять после похорон жены жил один. Его звала к себе единственная дочь, но он категорически отказывался переезжать к ней, приговаривая, что любить друг друга легче из отдельных квартир. Такси свободно проехало по вечерним воскресным московским улицам и выехало на бульварное кольцо. Вот и нужный дом из жёлтого кирпича, такие когда-то называли цековскими. Большая двухкомнатная квартира с высокими потолками и массивная мебель из ценных пород дерева даже сейчас вызывала почтение. Фетюшин встретил бывшего подчинённого в домашних брюках, рубашке и пиджаке. Они обнялись.

– Ну, проходи, - хозяин квартиры оценил пакеты в руках Бурякова одобрительным взглядом.
– Пошли пакеты твои разгружать, я как знал, столик сервировал.

В большой комнате стол был накрыт скатертью и расставлена посуда. Разговор мужчин затянулся далеко за полночь. Генерал пил виски, курил и внимательно слушал своего гостя, поглядывая из-под густых буро-серых бровей.

– Вот так, Иван Прокопьевич, влюбился, как мальчишка, замуж позвал, а теперь не знаю, что и подумать.

– А ты хоть информацию по своей невесте пробил?
– пробасил укоризненно Фетюшин.

– Пробил, - печально кивнул Буряков.

– Пробил?!
– глаза генерала удивленно сверкнули.
– А говорил, что влюбился без памяти?

– Да случайно получилось, мой бывший зам по безопасности позвонил, ну и помог.

– Бывший зам? Это не такой тощий, вертлявый?

– Иван Прокопьевич, не уж-то помните?!

– Помню я этого хлюста, больно уж ко мне подлизывался.

– Надо же! Я и не знал.

– Я тебе, Лёва, не говорил, отшил его сразу и всё. Ты лучше скажи, он тебе часто звонит?

– В год под расход.

– Так я и думал.

Буряков недоумённо посмотрел на Фетюшина.

– Иван Прокопьевич, вы что, Сашку подозреваете?!

– А что прикажешь делать?
– генерал глухо кашлянул и принялся загибать пальцы.
– Тебя и деньги твои знает, раз. Позвонил, словно под руку подвернулся, (так ведь?) это два. Предложил проверить и проверил, это три. Это уже тебе не хухры-мухры, а оперативная цепочка фактов!

– Иван Прокопьевич, бросьте! Не может у Аллочки быть никакой легенды! Невозможно так притворяться.

– Эх, - крякнул генерал и наполнил рюмки.
– Плохо ты баб знаешь, Лёва! Давай-ка, выпьем!

Они чокнулись, Фетюшин выпил до дна, а Буряков чуть пригубил.

– Сачкуешь, - добродушно усмехнулся генерал, целясь вилкой во что-нибудь на столе.

– Не лезет, второй день не просыхаю.

– Кстати, - пережёвывая кусок шашлыка, поинтересовался генерал, кивая на пакет со штофом, - а посудина эта у тебя давно?

– Нет, друг на новоселье подарил, сам распаковал, сам в сервант поставил, - Буряков поднял несколько затуманенный, но явно недоумённый взгляд на бывшего начальника. Тот ехидно улыбался.

– И кто у нас друг?

– Сашка Гучкин, - прошептал Буряков.
– Нет!
– он замотал головой.
– Не может быть, это случайность!

– Может и случайность, - хмыкнул, Фетюшин, - а может четвертый фактик, так что, разбираться однозначно надо. Вот что, ты ложись здесь на диване, завтра встанешь, помоешь всё и приберёшься.

– Есть прибраться.

– И из моей квартиры ни ногой!
– гулко приказал генерал.

– Но, Иван Прокопьевич! ...

– Цыц!
– прервал его Фетюшин.
– Позвони своим, придумай что-нибудь. Если мои догадки пустыми окажутся, то в бутылочке твоей просто духи, а если верными, так ведь и пулю тебе всадить могут.

Наутро Буряков вновь проснулся с больной головой.

– Да что ж это такое?
– думал он, не раскрывая глаз.
– Опять башка раскалывается! Так ведь и...

Лев Михайлович сел на диване и мутным взором огляделся. За окном было светло, на столе среди тарелок с остатками закусок высилась трёхлитровая банка с красными помидорами. К банке был прислонен листок с надписью крупными буквами: "Пей рассол, жди меня!". Буряков так и сделал, после чего со стоном улёгся обратно на диван. Второе пробуждение было уже более комфортным. Он посмотрел на часы, четвёртый час! Вскочил, принялся спешно прибираться.

Генерал прибыл к шести вечера, прошёл в комнату, довольно огляделся.

– Молодец, приятно посмотреть.

– Так что, Иван Прокопьевич?!
– вскочил с кресла Буряков, выключив телевизор.

– Лев, ты влип!
– Фетюшин громко отодвинул стул и бросил на стол папку.
– Садись, а то рухнешь ещё!

Буряков, побелев как снег, ухватился за спинку стула. До последнего мгновения он не верил, гнал от себя дурацкие мысли, вспоминал свою Аллочку, одновременно странным образом ощущая опустошённость в сердце, его любовь словно бы съёжилась в крохотный комочек. Он сел на стул и твёрдо взглянул в глаза генералу.