Рапсодия под солнцем

— Пойдем к лошадям.

Их бы покормить не мешало хотя бы. Люди-то свалили с острова, и за животными больше некому ухаживать.

Ниррай шустро подрывается с места и уносится куда-то вместе с блокнотом, но возвращается, когда я выхожу на улицу.

— Будь аккуратен с лошадьми. Они не помидор, их давить нельзя, — предупреждаю я на всякий случай, а то вдруг этот любопытный решит проверить, что будет, если их стиснуть.

Мы подходим к конюшне, и я завожу его внутрь. Три лошади, каждая в своем стойле, как и должно быть. Ниррай, видно, снесенный ароматом конюшни, сваливает в неизвестном направлении. Ну да, запах чуть сильнее, чем раньше, но не так все ужасно. Надо просто дышать через раз или два. И ртом. Я только шаг успеваю сделать, как он возвращается и запихивает мне в ноздри какой-то лопух. Заботливый, блин, мой кавалер. У него тоже такие же, «природные» фильтры-затычки.

Ниррай осматривается, а соскучившаяся белая лошадь поднимает голову и тянется к нему навстречу. Он отступает на шаг и неуверенно шипит.

— Не бойся. Это лошадь. Луна, — я подхожу к ней и поглаживаю, показывая, что она не опасна и нападать не будет. Косички в ее гриве распушились, а парочка так и вовсе расплелась. А мне нельзя на такое смотреть, сразу хочется все переплести и сделать нормально.

— Лу-на?..

— Да. Это ее имя. Иди сюда.

Ниррай приближается к лошадке, заглядывая ей в глаза. Когти уже выпустил, видимо, на всякий случай. Я беру его руку и прислоняю ладонь сбоку у головы Луны, чуть-чуть проводя. Показывая, что она приятная на ощупь и не откусит у него конечность. А он вдруг прижимается к ней щекой, за шею обнимая. И я уверяюсь еще больше, что царевич не ушел безвозвратно, что он вернется.

Отстранившись от лошади, Ниррай вдруг к хренам выламывает дверцу стойла.

— Блядь, да что ты делаешь, крушитель?! — не сдерживаюсь я и все же влепляю ему шлепок по ягодице. Он так все здесь порушит.

Резкий разворот, и он рычит зло, давая понять, что готов на меня накинуться и откусить что-нибудь важное.

— Будешь всё крушить, я уйду, и останешься ты тут совсем один, — сообщаю ему и иду отпирать других лошадей, пока он и эти стойла не переломал. Пускай гуляют, пожрут хоть, а то я даже не знаю, что они едят. Ну кроме травы и сахара. Ниррай следит за всеми моими действиями, но поняв, что я выпускаю лошадей, чуть подуспокаивается. Хотя все равно остается злым. Какие мы нежные. Это даже ему не больно было.

Ну и пусть злится, извиняться я не буду, как и жалеть. Что за прикол у него с этим крушением?!

Лошади выходят на улицу, разбредаясь в разные стороны, и Ниррай срывается с места сразу после них, убегая куда-то. Понятно, обиделся. Как же так, его шлепнули… Аш тоже как-то у меня отхватил, ревел потом, а я извинялся. Он был маленький и болел, а я просто не сдержался. Потом научился, но Ниррай умеет довести меня до трясучки.

Выйдя из конюшни, выдергиваю из носа затычки и иду прогуляться, случайно находя Ниррая на пляже. Он лежит с закопанными в песок ногами и смотрит на облака, окрашенные садящимся солнцем. Подхожу ближе и смотрю на него сверху. Так странно, я все еще не привык к его красным зрачкам.

— Успокоился, злыдня?

Вместо ответа он оскаливает на меня клыки, на что я закатываю глаза. Нравится ему тут обижаться валяться, пусть тут и остается. Я ему не нянька. Да и на острове никого кроме нас нет. А если прилетят остальные, я точно услышу, если он решит на них напасть. Так что ничего страшного случиться не должно, только если он не решит еще что-нибудь сломать. На этом и порешив, я ухожу. В дом.

Помыв ноги, я забираюсь под одеяло и закрываю глаза. Я не хочу спать, я просто… Сам не знаю. Я скучаю. По настоящему царевичу скучаю.

В скором времени вечернюю тишину прерывает треск ломаемых деревьев. Мистер Крушитель взялся за природу. Чувствую, когда царевич вернется, ему новые изменения не понравятся. Полежав, послушав, все же не выдерживаю и иду на поиски злюки.

— Что ты делаешь? — спрашиваю у Ниррая, что когтем кол натачивает.

— Дом, — поясняет.

Понятно, заборчик решил сделать, очень мило.

— Ниррай, это лишнее. Понимаешь? Тебя тут никто обижать не будет и в беседку не полезет.

Че они идиоты, что ли, к нему соваться?! Ирсан еще может, но, надеюсь, что Аш его удержит от таких поступков.

— Нет. Дом, — кивает на беседку и, оглядев скептически кол в своей руке, остается довольным, втыкая его в землю, острым концом вверх. Надо бы его отвлечь. Но как?..

Подхожу ближе и, сев рядом, трусь о его плечо головой. От него пахнет океаном, видно, искупался после моего ухода.

Он тянется в сторону и кидает рядом со мной дохлую рыбу.

— Спасибо…

Не хочу я щас рыбу разделывать. Да и не разбираюсь я в ней. Может, такую вообще не едят?

— Есть.

— Я не голодный. Я же ел дома.

И тем более я не хочу жрать сырую рыбу!

Ниррай уже принимается за следующий кол, а я лезу к нему, мешаясь, и обнимаю. Отвлекайся давай от кусков дерева, я интереснее.

— Помочь?.. — спрашивает удивленно, и я, ничего не понимая, смотрю на него. Чем мне помочь? Я же ничего не делаю… А догадавшись, с чем у него ассоциируется это слово, начинаю смеяться. Да так, что аж слезы на глаза наворачиваются, остановиться совсем не получается. А он еще и смотрит на меня так пораженно-жалостливо, что от этого мне еще смешнее становится. Хрюкнув, прижимаюсь к его плечу и глубоко дышу, чтобы унять этот странный приступ веселости.

— А ты хочешь? — спрашиваю, когда смех все же отступает, и поглаживаю его предплечье.

Ниррай резко оттягивает резинку моих штанов и заглядывает внутрь, проверяя, хочу я или нет. На что я давлю в себе новые смешинки. Увидев, что у меня там все в спящем режиме, отпускает резинку, которая шлепает о мой живот, и возвращается к колышку. Нет, так не пойдет.

Веду носом от его плеча к шее и провожу уже по ней языком. А руки начинают гладить его живот. Стоит — не стоит, ничего не знаю, буду отвлекать.

— Помочь, — уже не спрашивает, констатирует. И, отложив кол, отряхивает руки. А я сначала радуюсь, что получилось, потом понимаю, что капсулы у меня нет, и будет не очень… Но меня уже схватили и потащили в беседку, так что я даже не заикаюсь. Ладно, как-нибудь…

Он укладывает меня спиной на подушки, деловито подпихивает под меня плед и стягивает с меня штаны. Даже не порвав. Заботливый такой…

Ловлю его руку и тяну на себя, он даже не вредничает, а, накрыв меня собой, еще и по шее моей языком проводит. Приятно так, чуть щекотно. Глажу его спину, а когда он приподнимает голову, целую. Обвожу языком острые клыки, с ними немного непривычно, но вроде нормально. Член моментально встает. Да и не могло быть иначе. Я его всегда хочу.

Ниррай обхватывает ствол рукой, и я шумно выдыхаю в его губы. Он двигает ладонью так же, как и я это делал, видно, посмотрев, запомнил. Даже хватка такая же.

Проведя по его спине вниз, все же поглаживаю ягодицу, по которой до этого его шлепнул. Не могу я его не пожалеть. И по ребрам поднимаюсь выше, чтобы добраться до горошин сосков и легонько их сжать подушечками пальцев. Поцелуями перебираюсь на его шею и провожу по ней языком по старой памяти. Кусать его теперь не хочется, но мне все равно нравится его облизывать. Помню, как он раньше бесился из-за этого. Забавно было.