Расколотое сердце кондитера

Интересно, а были ли здесь петухи?

Как только лошади пересекли границу деревни, местные, побросав свои дела, стали подтягиваться к ним, будто встречая героев, вернувшихся с войны. Дети с любопытством выглядывали из-за спин своих матерей, а взрослые, окружив телегу, молча разглядывали незнакомцев.

— Все ли будет в порядке? — прошептала Лида, никому конкретно этот вопрос не задавая. — Кажется, нам не рады.

— Ничего подобного, — успокоил ее Барбарис, спрыгивая на землю. — Просто чужаки здесь редкость, вот им всем и любопытно на вас поглазеть.

И словно в подтверждение его слов, толпа стала расступаться, пропуская вперед кого-то, кого, как подумала Лида, в деревне считали главным. Она была уверена, что главным в деревне был какой-нибудь старишка, повидавший столько, что все остальные прислушивались бы к его словам и беспрекословно ему бы подчинялись. И каково было ее удивление, когда вперед всех вышла высокая, крепко сложенная женщина с черными и вьющимися, спадающими на ее широкие плечи волосами. Она посмотрела на всех действительно с любопытством, как Барбарис и сказал. Словно ребенок, которого впервые привели в зоопарк посмотреть на обезьянок.

— С возвращением, Агрус, — поприветствовала она своего соплеменника и кивнула в сторону Лиды и компании, — кого энто ты с собой привез?

У нее был странный говор.

— Попутчики, Ожина. Направляются в Клафути.

— Клафути? — Иргийка уперла в бока руки, еще внимательнее оглядывая незваных гостей. — Вы што ль марципанцы?

— Так и есть, — произнес Барбарис, первым подав голос. — Я сопровождаю своих друзей до станции, а Вы…староста этой деревни?

— А то ж, — довольно хмыкнула иргийка, вздернув подбородок и скрестив на груди руки. — Меня звать Ожина, я глава Тисс. А вы кем будете?

Барбарис взял на себя обязанность всех представить, разумеется, Лида и Марина были для тиссовцев Лабруской и Меренгой. Даже Максим получил новое имя — Ганаш, но остался им крайне недоволен.

— Ганаш… Он это серьезно? — пробубнил Максим, помогая сначала Марине, а потом и Лиде покинуть телегу.

— А как бы ты хотел, чтобы тебя звали? — таким же шепотом спросила Лида, подав ему руку. — Брауни? Или Захер?

— Да хоть Захер, — сказал Максим и тут же, подумав, осекся, найдя это слово схожим с ругательным. — Хотя…нет. Уж лучше Ганаш, чем Захер.

Лида подавила в себе смешок.

— А что такое это ваше… ганаш? — спросила Марина.

Ей, далекой от кондитерского мира, выдуманное Барбарисом имя и в самом деле казалось выдуманным. Ну разве могло существовать такое слово, как «ганаш»?

— Похоже на грильяж, — добавила она.

— Ганаш — это шоколадный крем, — коротко пояснил Максим.

Но даже так Марина не поняла, почему ему не понравилось новое имя.

Неужели было слишком простым?

— Марципанцы в наших краях редкость, — сказала Ожина с настороженностью, но в следующую же секунду широко заулыбалась. — Нам должно поприветствовать дорохих гостей!

Голос у нее был громкий, настолько, что последующие приказы Лида и Марина были готовы выполнять на раз-два, хотя от них, разумеется, этого не требовалось. Мужчины поспешили выносить на улицу столы, чтобы женщины, разбившиеся на группы для готовки, в скором времени смогли их накрыть. Не при делах остались лишь дети и Ожина, прикрикнув на них, чтобы не путались под ногами, отдала еще один приказ — затопить бани.

Видимо их в Тисс было несколько.

— Скоро мы будем ужинать, — сказала иргийка, казалось бы, наслаждаясь зародившейся в деревне суетой, — а пока прошу за мной. И…

Ожина с неким непониманием во взгляде посмотрела на Лиду и Марину, оглядела их с головы до ног и нахмурилась еще сильнее. Женский опытный взгляд было не обмануть штанами и широкими рубахами.

— Чего это вы вырядились в мужицкие тряпки?

Лида и Марина переглянулись.

— Эм…

— Ну… как бы…

Чего бы им такого придумать, чтобы не вызвать подозрений?

— Я сейчас все объясню, староста Ожина, — поспешил им на помощь Трюфель.

Он был и выглядел старше остальных, а потому, наверное, Ожина решила, что именно Трюфель отвечал за их путешествие и был, так сказать, главным в их группе.

Будучи аристократом, Трюфель знал, как производить хорошее впечатление, в том числе на дам, какой Ожина, пусть и не знатного происхождения, все же была. И пока эти двое обменивались любезностями, или, сказать точнее, любезничал один лишь Трюфель, заговаривая иргийке зубы, чтобы она не задавала лишних вопросов, у остальных появилась возможность осмотреться.

— Они собираются нас кормить!.. — бестактно указав пальцем на мужчин, выносивших длинные деревянные столы, воскликнула Марина. — У бабули в деревне тоже иногда так делают, но только на свадьбы.

— Или похороны, — добавил Максим, все еще напряженно оглядываясь по сторонам.

Он ожидал подвоха и был готов отразить внезапную атаку. Пусть и понимал, что от иргийцев ждать подлости то же самое, что ждать от Джелато подарка на день рождение. Маловероятно.

Но Марина в его тоне ничего такого не услышала, поэтому лишь кивнула.

— Ага, на поминках. Всей деревней в доме у почившего собираются, разговаривают и пьют. По несколько дней бывает… Мы же здесь настолько не останемся?

— Нет, у нас нет на это времени. — Лида в этом вопросе была непреклонна. — Думаешь, они позволят нам остаться на ночь?

— Думаю, позволят, — ответит ей Барбарис. — Раз уж даже столы накрывают.

Первым делом Ожина решила, что ее гостям было бы неплохо помыться. Отделив мальчиков от девочек, она позвала Лиду и Марину следовать за ней. Мужская половина их группы была вверена Агрусу.

— Только похлядите на себя, — проговорила иргийка, неодобрительно покачав головой. — Такие чумазые, што мать родная не узнала бы. Где ж вы двое так изгваздюкались?

— Убегали от цитронийских стражников, — решив сказать правду, Лида невольно передернула плечами. — Все утро от них бегали по Кинкану.

— А чегось энто они на вас осерчали?

— Не понравилось, как мы одеты, — ответила Марина, вызвав у женщины приступ громкого, неудержанного смеха. — Вот они на нас и осерчали.

— Никогда не видела женщин, одетых в мужицкие тряпки! Ваш друг сказал, что это — мода.

— Так и есть.

— Мода пусть останется в городах Цитрона, а за стол я вас таких не пущу, — уже серьезнее добавила иргийка. — За стол с такими лицами и руками не саживаются.