Расплата

9

Ночью Мушни крадучись проник в комнату Тапло. Нащупывая в темном коридоре ключом скважину, он слышал, как колотится сердце. И когда вошел, ему показалось, будто произошло что-то очень важное. Воздух в комнате напоминал запах Тапло и кружил голову. Один в пустой комнате Мушни так живо почувствовал присутствие Тапло, будто она находилась сейчас здесь, затаившись где-то в углу. Потом, когда глаза его привыкли к темноте и он разглядел раскладушку, висящие на стене платья, столик и посуду на нем, ему показалось, что она может появиться посредством необъяснимого, необыкновенного воплощения, как будто образ ее, который он носит в себе, сумеет обрести плоть, и ему отчаянно захотелось, чтобы это произошло. Он вслушивался в каждый шорох, в никем не нарушаемую тишину затемненной комнаты и слышал внутри себя голос Тапло и был готов ответить на тот немой зов, который приманивал его, но на самом деле был всего лишь плодом его воображения.

Его переполняло какое-то нежное, вечно женственное, чистое и ласкающее чувство, проникающее в душу откуда-то извне, издали, чувство, облегчающее все его переживания. Он лежал ничком на постели, прижавшись щекой к подушке, и так явственно, так зримо и мучительно ощущал тело женщины, которая была в эту минуту столь же далека, как неосуществимое желание, будто касался ее. Мысль о том, что на эту подушку опускала свою голову Тапло, возбуждала его фантазию, и он долго не мог уснуть, взволнованный и взбудораженный. Но в конце концов усталость взяла свое, и он заснул.

Разбудил его шум мотора. Он быстро вскочил и увидел, что уже рассвело. В окне виднелись сиреневые в тумане горы. Гул мотора доносился откуда-то издалека, но ясно: Больше месяца он не слышал этого гула, и теперь, услышав вновь, вспомнил, что за длинными хребтами, которые виднелись в окне, существовал огромный, шумный мир, а сам он был загнан в эти горы, как всякое существо, заключенное в рамки своего назначения. Услышав гул, он ощутил минутную радость, хотя прибытие вертолета не сулило ему ничего радостного. Он встал и оглядел комнату. Освещенная солнцем, она показалась ему простой и обыкновенной. Вещи Тапло — платья, чемоданы, сумки — стали понятными, будничными и потеряли ту особенную значимость, которую он приписывал им ночью. Вчера все ему казалось иным, должно быть, оттого, что и сам он чувствовал себя странно, пробираясь во тьме с колотящимся сердцем в комнату девушки. Утренний свет и шум мотора отрезвили его, теперь на всем лежала печать реальности.

Мушни подошел к окну и увидел вдали на небе черную точку, которая неуклонно увеличивалась, уподобляясь диковинной птице. Постепенно приблизившись и с оглушительным шумом описав круг над лесами и оврагами, вертолет опустился на поле, разбросал густую пыль, взревел еще пуще прежнего, — перепуганные лошади отбежали подальше, и вдруг мотор заглох, — сразу стало очень тихо, неизменная вечная тишина гор восстановилась. Внезапная, неосмысленная радость Мушни, овладевшая им при виде вертолета, угасла. Ведь он знал, что не сядет в этот вертолет и никуда не полетит. Теперь он безразлично смотрел на пассажиров, выбирающихся из вертолета. Первыми вылезли из кабины пилоты. Они не были похожи на пилотов из-за своей обычной, штатской одежды. Один из них, повыше ростом, открыл дверь, и наружу вылезли люди с пестрыми хурджинами и мешками. Последними выбрались и смешались с толпой два милиционера.

При виде милиционеров Мушни вздрогнул, сердце у него заколотилось. Их синие кителя магнитом притягивали взгляд. Один из милиционеров был долговязым и худым, другой — низеньким и толстым. Стоя у окна, Мушни так и впился в них глазами. Он этого ждал, но не сегодня же, не сейчас же. Ему казалось, что до их появления пройдет еще много времени. Перебросившись несколькими словами с какими-то людьми, милиционеры направились к столовой. На крыльце стоял буфетчик, глазевший на вертолет. Милиционеры поздоровались с ним и о чем-то заговорили. Отсюда, из окна, все было отлично видно. И он увидел, как милиционеры вместе с буфетчиком вошли в столовую.

«Что делать?» — думал он. Его больше не интересовала толпа на поле. Было ясно, зачем прибыли милиционеры. Следовало бежать отсюда как можно скорее. Но его почему-то влекло на аэродром, именно туда, где подстерегала опасность.

Мушни надел пиджак и вышел из комнаты, оставив ключ в дверях, как обещал Тапло. Боли в плече он не чувствовал. «Прав был Квирия, — подумал Мушни, — мазь помогла».

Он посмотрел на раскинувшееся внизу поле. Утренний туман стлался над оврагами, а роса на траве блестела.

Лошади с поклажей поднимались в гору. Мушни долгим взглядом проводил неторопливо шагающих мужчин. Может, пойти с ними? Там, наверху, деревни. Ему покажут дорогу вниз, и, быть может, он сумеет один, без проводника, добраться до долины. Но почему-то не хотелось уходить отсюда. Что-то держало его здесь и не отпускало. Вдруг ему представилась Тапло, и он понял, что думал о ней еще до того, как увидел ее, что, не сознавая того, давным-давно представлял ее образ, ее лицо, и рассердился на себя за то, что и сегодня не может выкинуть из головы эту девушку. Да куда там выкинуть, она все сильнее притягивала его к себе, заставляя забывать о деле, о грозящей ему опасности. «При чем тут Тапло? — с раздражением подумал он, будто бы оправдываясь перед трезвым рассудком. — Просто нет смысла бродить, переходя от деревушки к деревушке, все равно одному мне отсюда не выбраться, надо искать другой выход». Его потянуло посмотреть вблизи на милиционеров, так преступника притягивает место преступления.

Он стал спускаться. Какая-то часть его противилась этому, а другая словно подталкивала в спину. И Мушни шагал к летному полю, не понимая, что ведет его — страх или, напротив, жажда риска. Вертолет посреди поля походил на птицу с подбитым крылом. Неподалеку на пологом склоне какой-то человек косил траву. Мушни не думал о том, для чего ему нужно увидеть милиционеров. Просто казалось, что, не посмотрев на них, уходить отсюда нельзя. Но встреча с ними, к которой он так стремился, одновременно пугала его. Он шел и по своему желанию и словно бы наперекор ему.

На летном поле Мушни застал толпу отъезжающих с вещами. Вопреки обыкновению, не было никакой суеты и шума. Мушни стоял в стороне от толпы, с утомленным, задумчивым лицом, и смотрел на крохотную ровную площадку, окруженную горами, через которые вертолет вскоре перелетит и опустится в огромную долину, откуда открыты все дороги.

Люди степенно поднимались в вертолет, провожающие стояли группами и тихо беседовали. Мушни медленно направился к столовой, и в это время появились милиционеры. Они вышли из столовой, остановились на крыльце, что-то говоря оставшемуся в столовой буфетчику. Мушни резко повернулся и остановился как вкопанный, он будто примерз к месту. Потом очень-очень медленно сделал несколько шагов, напряженно ожидая оклика, но никто его не окликнул. Он слышал голоса милиционеров — грубый, низкий принадлежал, скорее всего, толстому — и знакомый писклявый голос буфетчика. Мушни было трудно отдалиться от этих голосов, трудно было сделать хотя бы шаг, так и тянуло подойти поближе, узнать, о чем они говорят. Чуть повернувшись, Мушни бросил быстрый взгляд в сторону столовой, но на крыльце никого уже не было. Тогда он повернулся совсем, медленно, как человек, слоняющийся без дела, и увидел, что милиционеры быстро уходят той самой тропинкой, которой он шел с Тапло вчера. Огромная тяжесть свалилась с плеч. Но одно непонятно: почему милиционеры ушли, не проверив, сел ли Мушни в вертолет. А может, они знают, что вертолет все равно осмотрят при посадке? Ведь Ладо предупредил, что там, в долине, тоже объявлен розыск. Значит, им кто-то сказал, что Мушни был вчера в деревне, у Квирии, и они думают, что он все еще там. Тем не менее Мушни испытал невероятное облегчение и даже некоторое разочарование: встреча с милиционерами, которой он добивался с таким напряжением сил, ждал, преодолевая страх, оказалась такой пустяковой.

Дождавшись, чтобы милиционеры скрылись из глаз, довольный полученной отсрочкой, Мушни вошел в столовую. Буфетчик суетился за прилавком. Он не ответил на приветствие Мушни. И только кончив возиться, спросил:

— Ты нашел… то, что потерял?

— Нет, — ответил Мушни, с трудом припомнив, что потерял служебное оружие.

После паузы буфетчик снова задал вопрос:

— Тебя Мушни зовут?

— Да.

— Тебя милиция ищет. — Буфетчик смотрел на Мушни прямо и серьезно. В руке у него был длинный острый нож. — Спрашивали, не знаю ли я такого.

— А ты что?

— Сказал, что не знаю. — Он положил нож и всем туловищем обернулся к Мушни.

— Что им от меня нужно? — спросил тот.

— Не знаю. Тебе виднее.

Мушни понял, что этот суетливый человек все знает, проникся к нему благодарностью и подумал, не спросить ли у него совета, но спрашивать не стоило, все-таки буфетчик был ему чужим. Пока Мушни размышлял, порыв к откровенности рассеялся. Даже если бы буфетчик был близким, не имело смысла открывать ему душу. Кто может разделить твое горе, почувствовать твою боль, как свою?