Расплата
Шрифт:
— Какая я глупая, зачем только я пришла сюда среди ночи? — воскликнула Тапло. — Что скажут люди, если увидят меня здесь?
— А кто может тебя увидеть?
— Откуда я знаю.
— Если тебе не нравится, уйдем отсюда, — обиженно сказал Мушни.
— Давай уйдем!
13
Они спустились с холма, пересекли русло высохшей речушки и пошли по дороге, вьющейся посреди поля. В далеком отсюда селе холодно поблескивали огни. Там среди крестьянских домов и старинных башен, чьи силуэты сейчас скрыты непроглядным мраком, в одном из дворов, под небом, усеянным звездами, лежал Квирия.
А
Тапло шла быстро. Временами она останавливалась и затаив дыхание вслушивалась в тишину. Ей казалось, что за ними идут невидимые преследователи. Но ни малейший шорох не нарушал глухого молчания гор, и Тапло догоняла ушедшего вперед Мушни.
Мушни шагал, не оглядываясь, и думал сразу о многом. Он был несколько разочарован и раздосадован, но ведь нельзя требовать от обыкновенной женщины полного соответствия своему представлению.
Стертые темнотой очертания гор делали местность неузнаваемой. Все словно поменялось местами, и то, что днем было ясным, как раскрытая тайна, сейчас казалось загадочным и опасным. Мушни вспомнил, что где-то должен быть родник. Он свернул с тропки и по журчанию воды понял, что не ошибся. Ополоснув лицо, он вернулся к Тапло, которая стояла, вся напрягшись, и во что-то вслушивалась.
— За нами кто-то идет, — прошептала она.
— Ну и что же? — беспечно передернул плечами Мушни.
— Я боюсь.
— Не стыдно тебе? Чего ты боишься? — засмеялся Мушни.
— Не стыдно потому, что я женщина, — словно гордясь этим, объяснила Тапло.
Мушни прислушался к тишине, и ему тоже показалось, что раздался какой-то шум и шорох, похожий на шаги.
Они пошли дальше. Дорога круто спускалась вниз, к реке. Отсюда рева воды еще не было слышно, и тропинка терялась в кромешной тьме, поэтому казалось, что они спускаются в мрачную пропасть. Мушни обнял Тапло за талию, хотя понимал, что ей не труднее, чем ему, идти по крутому кочковатому спуску. Тапло не оттолкнула его, напротив, прижалась к нему плечом, отчего у него дрожь прошла по всему телу. Он ничего не слышал и ни о чем не думал, упиваясь доверчивой близостью девушки. Когда они вошли в лес, Мушни остановился, притянул Тапло к себе и поцеловал в шею.
— Постой! — Не высвобождаясь из его объятий, Тапло опять стала прислушиваться. — Слышишь? — прошептала она.
Мушни едва успел недовольно подумать, что это обычная женская уловка, как вдруг сам услышал в глубине леса звук, похожий на слабое конское ржание. Но он тут же позабыл обо всем, прижал к себе Тапло и получил сильный удар. Боль острой стрелой вонзилась в плечо.
— О-о, — застонал Мушни, согнувшись и схватившись левой рукой за больное плечо. На лбу у него выступила испарина. Он стыдился своего поражения. И стыд был сильнее боли. Когда боль утихла, он снова услышал какие-то голоса в лесу. «Кто это может быть?» — подумал Мушни и пожалел, что он не один. Будь он один, ничего бы не боялся, не обращал бы внимания на шум. А сейчас волнение Тапло передавалось ему.
—
Больно? — склонилась она к нему, и он почувствовал на лице ее частое дыхание. — Прости, я не хотела…— Ничего, — Мушни выпрямился.
— Не люблю ходить ночью, — словно оправдываясь, сказала Тапло.
В лесной тишине можно было расслышать биение собственного сердца. Ни малейшего шороха в папоротниках, ни вскрика ночной птицы. Их окутал пьянящий запах хвои, смешанный с холодным дыханием сырой земли. Теперь уже и Мушни готов был поверить, что только злой дух мог пройти по этой затерянной в ночном мраке тропинке. Непроглядная тьма делала возможным самое невероятное, потустороннее, и Мушни вдруг подумал, что Квирия мертв и душа его, если таковая существует, бродит где-то неподалеку.
— За нами кто-то идет, — прошептала Тапло.
— Глупости, — не очень твердо ответил Мушни.
— Ты не слышишь?
Он прислушался и снова услышал какие-то голоса, смех и цокот копыт. Темнота мешала разобрать, что это был за шум, но казалось, что за ними гонятся. И мучительное чувство неопределенности заглушало способность трезво рассуждать.
— Давай подождем, — сказал Мушни, — может, это просто кто-то идет из деревни.
— Ты с ума сошел! Наоборот, надо опередить их! — воскликнула Тапло и увлекла его вперед.
Они взялись за руки и почти бегом припустили по крутому спуску. Бежали они молча, и только щебенка хрустела под ногами.
— Чего ты боишься, кто тут может быть среди ночи? — попытался успокоить Тапло и самого себя Мушни.
— Не знаю… Кто-то гонится за нами по пятам, как сам леший.
— Леший не по пятам гонится за человеком, а впереди его подстерегает, в засаде.
— И спереди подстерегает и сзади подгоняет туда, где сам затаился.
— Если верить в это, тем более не стоит бежать…
Они замолчали и вскоре подошли к реке, шум которой перекрыл загадочные лесные голоса. Теперь казалось, что они были всего-навсего порождены глухой ночной тишиной. Чем ниже спускались Тапло и Мушни, тем влажнее становился воздух и оглушительнее рокотала река, Они миновали последнюю извилину тропинки и очутились возле самой воды — холодной, пенистой, несущейся по камням. Перешли на тот берег по узенькому мосту, и Мушни предложил Тапло передохнуть. Тапло категорически отказалась.
— Только бы поскорей добраться до дому, больше мне ничего не надо, — сказала она.
— Чего ты боишься, не понимаю, — еще раз спросил Мушни, и тут ему в голову впервые пришла догадка — не его ли боится Тапло? В конце концов находиться ночью в лесу с незнакомым мужчиной женщине не большая радость. Может быть, она для того и придумала каких-то преследователей, чтобы отвлечь его внимание и поскорее выбраться из лесу. Но ведь он и сам слышал чьи-то голоса?
— Ты не меня, случайно, боишься? — осторожно спросил Мушни.
— Тебя?! — искренне удивилась Тапло. — Почему я должна тебя бояться?
— Тогда передохни, куда ты бежишь?
— Не слышал разве, что за нами гнались?
— Не выдумывай, кому нужно за нами гнаться! — Мушни не был уверен, слышал ли он топот и ржание. Может, померещилось?
— Не знаю, кому. Если б знала, не боялась бы, — рассердилась Тапло, и Мушни понял, что ее не переубедить.
По мере того как они поднимались по склону, река затихала, и, когда перед ними раскрылось знакомое поле, наступила полная тишина, нарушаемая лишь треском цикад.