Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

— Если я не помешаю… Если можно… Возьми меня с собой.

Гота поднял голову и посмотрел на Мушни внимательно и испытующе, как смотрят фотографы на своих клиентов.

— Возьму! — уверенно решил он.

— Где мне ждать? — спросил Мушни.

— Где хочешь.

— Тогда я чуть свет буду на аэродроме.

— Ладно, — согласился Гота и вдруг хлопнул себя ладонью по лбу: — Слушай, парень, я же твое имя забыл.

— Мушни!

11

Когда улеглось первоначальное смятение и все так или иначе свыклись, смирились с гибелью Квирии, оказалось, что надо позаботиться о похоронах. Женщины увели жену и бабушку Квирии отдохнуть. Мужчины вместе с Готой куда-то ушли. Милиционеры обосновались

у соседей, где их потчевали водкой. Мушни остался один в опустевшем дворе и не знал, куда деваться. Он совсем не думал о том, что с ним будет завтра. Знал, что пойдет в горы и будет преследовать убийц Квирии. Смятение мешало ему сосредоточиться. В голове путались обрывки мыслей, смутные образы и воспоминания. Мушни, казалось, не замечал, как спускаются сумерки, как скрывается за хребтом вечернее солнце. От водки, выпитой днем с Готой, пересохло во рту, и он решил пойти в столовую и выпить чего-нибудь у знакомого буфетчика. Выходя со двора, небритый, помрачневший, заложив больную руку за пазуху, хотя она уже не так болела, он в воротах столкнулся с Тапло.

— Что ты тут делаешь? — спросила она. Мушни пожал плечами.

— Милиционеров видел? — снова спросила Тапло.

— Видел.

— И что же?

— Ничего.

— Ты что, не знаешь, что они за тобой приехали?! Встал рядышком, как брат родной. Они спрашивали про тебя. Твое счастье, что никто тебя здесь не знает…

Мушни с радостью отметил, что Тапло тревожится за него.

— Хорошо. Я уйду. — Он покорно пошел по тропке, ставшей за эти два дня совсем привычкой. Тапло молча проводила его до конца деревни.

— Что ты будешь делать? — спросила она, когда они остановились.

— За меня не волнуйся, — улыбнулся Мушни. — Если б не гибель Квирии, ты меня здесь больше не увидела бы.

Она только махнула рукой. Печаль делала ее еще краше. Мушни впервые видел Тапло такой и с доброй улыбкой всматривался в изменившееся лицо. Настроение Тапло было знакомо ему и понятно, оно-то и делало ее особенно близкой. И потом, так сильно она еще никогда не нравилась ему. Ее черные большие глаза, высокие круглые брови, маленький сочный рот и голос — сильный, твердый, но в то же время женственный и ласкающий — влекли его невероятно и заставляли забывать обо всем на свете. Было очень жаль, что он ничем не связан с этой девушкой, что расстается с ней и, наверно, никогда больше ее не увидит.

— А тот парень, что разговаривал с тобой, кто он тебе?

— Который это? — нахмурилась Тапло. Когда Мушни подробно описал ее давешнего собеседника, она отрезала:

— Никто.

Потом из деревни выехал какой-то молодец на коне, предложил Тапло подвезти ее, но она отказалась, и он поехал один… Мушни мысленно проследил ожидающий всадника путь, вспомнил аэродром и то, как впервые увидел Тапло.

— Бедный Квирия! — сказал он.

Тапло вздохнула.

Мушни молчал. Молчала и Тапло. Они могли молчать очень долго, но обоим казалось, что надо о чем-нибудь говорить. И Мушни нарушил молчание.

— Ты будешь у Квирии? Там? — Он указал в сторону села.

— Да. А ты?

— Я поднимусь к церкви, отдохну. Завтра с утра у меня есть одно дело.

Тапло не спросила, что за дело у него появилось.

— Хорошо. Ты подожди меня там. Я приду попозже.

Потом она ушла.

Мушни стоял и смотрел ей вслед. Он знал, что она идет в дом Квирии, полный печали. Но думать об этом не мог. Его мысли занимала предстоящая встреча с Тапло. И он был счастлив.

12

Язычники-тушины, сохранившие верность своим идолам, видимо, никакого внимания не обращали на эту маленькую церквушку. Не так уж давно, лет сто назад построенная, она уже наполовину развалилась, двери были сорваны с петель, плиты на полу разворочены, и между ними бурно прорастала трава. И все равно сидеть здесь было удивительно приятно. С гор дул прохладный ветерок и волнами пробегал по зеленой траве. Казалось, что церковь эту возвели не для служб и молений, а для того, чтобы случайные

путники могли здесь отдохнуть. Мушни обошел вокруг церкви, оглядел местами закопченные белые стены, потом уселся на землю, прислонившись к стене, и стал смотреть на длинные хребты, сжимающие пространство. Солнце уже зашло, зеленые горы стояли безмолвно, неподвижно, все так затаилось, будто природа скрывала что-то и, владевшая ей одной ведомой тайной, отчуждалась от человека. В верховьях ущелья виднелись вечноснежные вершины, победоносно воздвигнутые в прозрачном воздухе.

«И все-таки ничего не меняется, — подумал Мушни. — Все прочно». Сейчас он был доволен своей участью и дивился вечному непостоянству — присущему людям со времен Адама. Утром, когда он узнал о смерти Квирии, все казалось ему бессмысленным и никчемным, а сейчас, когда он ждал Тапло, все наполнилось глубоким смыслом и значением. Конечно, смерть Квирии оправдать трудно, но кто знает, может, и в ней был заложен смысл, сокрытый от всех, и от Мушни в том числе.

В природе все подчиняется определенным законам. Только жизнь человека, то, что с ним внезапно случается, вызывает ощущение, что мир устроен несправедливо и хаотично. Сколько злодеев сошло в могилу, так и не получив возмездия, в то время как страдают добрые, хорошие люди. Отчего это? — думал Мушни. — От незнания нашего? Ведь без причины ничего не происходит, значит, и несправедливость эта должна иметь свои корни, которых мы не постигаем.

Вот сидит человек, смотрит на вечернее небо, на бледные звезды. Видит землю, просторную и твердую. Как понять, что там, за гранью видимого? Где-то вращается колесо причинности, и, как звенья цепи, одно явление влечет за собой другое. Если внимательно проследить за их чередованием, все можно объяснить. Но так далеко уводит эта цепь причин и следствий, в такую глубину времени и пространства, что теряется из глаз, и в силу ограниченности своей человек не может постичь первопричину, породившую все остальное, и она остается для него загадкой и тайной.

Впечатление это рассеивается в том случае, если допустить, что существует загробная жизнь, где все уравновешивается. Но ведь никто не знает, что происходит на том свете. Все мы — люди, и во всем решительно хотим разобраться здесь, на земле. Наши неутоленные страсти не утолить абстрактным сознанием, что где-то и когда-то каждому воздастся сполна.

Внезапно Мушни ощутил безысходное одиночество. Стало еще темнее, и звезды засияли ярче, и таким тяжелым было это небо с чеканкой звезд, что Мушни почти физически ощутил на своих плечах его давящую тяжесть. Он испугался небытия, исчезновения, а снежные вершины вверху ущелья, белые и холодные, сверкали на темном небе, как символы и полного небытия, и вечности. Разве изменится что-нибудь, если Мушни умрет? Кто узнает о его смерти? Кого она огорчит? Ведь он совсем один на этой огромной земле, где живут миллионы людей. Злость закипела в нем, и ему захотелось разорвать сковывающие его цепи и освободиться, убежать от собственной судьбы, которая, может, и была предопределена, но примириться с которой он не мог. Ему захотелось перемешать все, перебросить свою жизнь в новое русло, ему захотелось взять за руку того, кто будет с ним вместе среди этой темной ночи, среди мрачно вздыхающих гор, под этим тяжелым звездным небом, как надежда и как утешение обреченного. Тут он заметил тень, приближающуюся к церквушке, и от волнения у него перехватило дыхание.

Тапло нерешительно поднималась к церкви, а Мушни вдруг ощутил слабость и удивился себе — никогда еще не терял он самообладания, никогда не позволял своим страстям такого приволья. Когда Тапло подошла, он не смог выговорить ни слова и глухо кашлянул.

— Ты что, простудился?

В голосе ее прозвучала обычная насмешливость. Так же она разговаривала с ним, когда они познакомились и когда вчера шли к дому Квирии. От знакомого тона Тапло он приободрился, пришел в себя, но в то же время ему стало жаль, что недавние волнения ушли, он словно прощался с чем-то очень возвышенным и необыкновенным. «Ничто не прочно, ничто не надежно», — подумал он.

Поделиться с друзьями: