Распыление. Дело о Бабе-яге

– Ты дашь мне договорить, или нет? Совсем от рук отбился. Наверное, это моя вина: слишком добрый стал. Говорил мой отец М'бвеле Мабуту, царь народа самбуру: детей надо драть. Очень любить, но при этом лупить нещадно...

Я хотел возмутиться, что какой же я, туды его в качель, ребенок, но над головой послышался оглушительный, быстро нарастающий свист, вроде того, который производит летящий фугасный снаряд. Мы с Лумумбой инстинктивно выставили щиты. По ним тут же растекся горящий напалм. Капая на мостовую, он плавил камни.

– Однако.
– пробормотал учитель и выдохнул контрзаклинание в виде клуба ледяного воздуха, которое тут же всё заморозило.

Народ вокруг зароптал. Послышалась брань в адрес магов, от которых житья совсем не стало, и, где-то на периферии, пронзительно заверещал полицейский свисток.

– Ходу.
– спокойно приказал Лумумба и мы, осторожно переступив озерцо остывающей лавы, удалились с места происшествия.

Шагая по проспекту, уводящему в сторону от набережной, начальник сиял, как именинник. Черная кожа аж лоснилась на его щеках.

– Чему вы так радуетесь, бвана?
– голодный желудок и недавнее покушение как-то не способствовали игривости.

– Всегда приятно получить предупреждение.
– ответствовал тот, попутно раскланиваясь со стайкой симпатичных, в голубых платьицах и соломенных шляпках, барышень.
– Помогает не расслабляться.

– Да уж. Расслабишься тут.
– даже улыбки барышень не могли растопить моего черствого сердца.
– Сотрудник погиб, а вы тут девушкам глазки строите. К тому же, нам в этом городишке явно не рады.

– Перестань брюзжать, стажер. А то я тебя выпорю, честное слово.

– Жрать охота.
– пожаловался я.

– Ничего, потерпишь. Сытое брюхо к учению глухо.

– А я думал, что голодное...

– Отставить прения!
– Лумумба так грозно сверкнул синими глазами, что я испугался: теперь точно превратит. И зажмурился.

– Ладно, расслабься.
– сжалился начальник.
– Люблю, когда боятся... И он, как ни в чем ни бывало, пошел дальше.
– Итак, молодой падаван: от какой маганомалии мы имели счастье уклониться не далее, как десять минут назад?

Я быстренько прикинул:

– Файербол обыкновенный, сиречь - огненный шар. Напряжение... шестнадцать ампер по шкале Бен-Бецалеля.

– А о чем это говорит?

– О том, что в городе есть по меньшей мере один сильный маг, о котором в агентстве не знают.

– И...
– подбодрил учитель.

– Лёня не врал: Пыльца в городе есть. И много.
– я кивнул на звездообразную обугленную трещину в мостовой. Трещина давно остыла, и прохожие не обращали на нее никакого внимания.

– Опять файербол?

Наклонившись над трещиной, я осторожно потянул носом. Пахло соляной кислотой и желудочным соком.

– Нет. Думаю, это жаббервог.

– Интересно...
– Лумумба опять принялся напевать.
– Сначала козлик, потом огненный шар, теперь - жаббервог. О чем это говорит?

– Никакого почерка. Или это несколько разных магов, или...

– Очень мощный универсал.

– Хрен редьки не слаще.

– Не скажи...
– Лумумба довольно потер руки.
– А давненько мы с тобой не попадали в хорошую передрягу, а, падаван?

– Да уж скажете тоже...
– обиделся я.
– А Стёпка-Растрепка в Воронеже?

– Ну, это было на прошлой неделе. Седая старина.

Я закатил глаза.

– Эх, нет в тебе духа авантюризма, дружок!
– пихнул меня в бок Лумумба.
– И в кого нынче такая скучная молодежь?

– Хотелось бы, знаете ли, пожить.
– склочность моего характера возрастала пропорционально радости наставника и бурчанию в собственном животе.

– Вам-то что, вы уже старый... Сорок лет, как-никак. А мне, сиротинушке, неохота буйну голову под вражескими файерболами в чужих землях сложить.

– А неохота - так учись!
– потерял терпение Лумумба и больно стукнул меня по лбу. Я всхлипнул, всем своим видом демонстрируя неприкаянность и безутешность.

– Ладно.
– сжалился учитель.
– Пойдем, я, так уж и быть, тебя покормлю. Но сначала - зайдем в Агентство.

Глава 2

Маша

...На Филигранной улице распахнулась дверь продуктового и я ускорила шаг. Заскочу, куплю близняшкам чего-нибудь вкусненького. Да и Ласточку хочется порадовать.

Внутри никого, кроме сонных мух и зевающего во весь рот продавца, не было. Зато на прилавке красовался огромный мешок с мороженными пельменями. Ого! Это я удачно зашла: сама я готовить не умею, разве что макароны с тушенкой.

Увидев ценник, я насторожилась. Помнится, как-то польстилась на дешевый фарш, а он оказался крысиным. Все домашние брюхом маялись...

– А с чем пельмени-то?
– спросила я.

– А с драконятиной.
– дядька равнодушно зевнул, прикрывая рот толстой лапой.
– Третьего дня за рекой дракона завалили. Мяса с него сняли - пропасть, все склады забили.

Драконятина. Ну-ну...

– И...
– я заговорщицки понизила голос.
– Как она на вкус?

Продавец медленно оглядел меня с головы до ног, отметив и бляху Охотника, и Пищаль за спиной, и куртку, забрызганную свежей кровью, но не повел и ухом.

– А как индюшатина. Тока пожощщэ. Дак в фарше ж незаметно.
– и подмигнул заспанным красноватым глазом.

– Ну, если как индюшатина...
– я тоже подмигнула, - Тогда на все.
– и высыпала из кошелька горсть монеток. Было их не густо. Вчера, перед дежурством, пришлось заскочить в аптеку за лекарствами.

Дядька, не считая, смахнул монетки под прилавок, а на весы бросил большой кулек из оберточной бумаги. Нагреб пельменей, высыпал в кулек. Глянул на меня, перевел взгляд на Пищаль... Нагреб еще. Кинул взгляд на весы, зачерпнул из мешка прямо горстью и сыпанул еще десяток. Пельмени глухо стукались друг о друга.