Распыление. Дело о Бабе-яге

На столе располагались хрустальный графин, мутноватый, с отпечатками пальцев стакан, пачка разнокалиберных бумаг, древний бакелитовый телефон и тощий букетик карандашей в стеклянной банке.

По бокам топырились локти, одетые в черные лоснящиеся нарукавники. Ладони прикрывали уши владельца лысины. Они были пухлые, как подушки - возможно потому он и не слышал ничего, что происходило в комнате.

Лумумба, заложив руки за спину, принялся рассматривать картинки, развешанные на одной из стен. Что он там увидел под вековым слоем пыли - непонятно.

Я было примерился вежливо постучать по столу, но тут зазвонил телефон. Звук его, пронзительный и громкий, всколыхнул воздух в комнате, а заодно вернул к жизни лысину. Она вскинулась, человек под ней, оказавшись курносым и веснушчатым, с жирными, будто он только что ел сало, губами, схватил трубку и заорал в нее что есть мочи:

– Ну! Что? Это точно?
– из телефона темпераментно запищало.
– Дьявольщина!
– лысый бросил трубку и увидел нас.

Наставник мой к тому времени сидел, нога на ногу, в кресле для посетителей, я же чинно пристроился у него за спиной. Лысый протер глаза.

– Вы... Хто вы?
– вопросил он хрипло.

– Плохо работаете.
– поругал его Лумумба.
– Гнать вас надо с должности. А предварительно, непременно принародно, высечь.
– мужичок побагровел и выпучил глаза, став похожим на разгневанного карася.
– В вверенном вам округе, милейший, объявился Сказочник.
– неумолимо продолжил учитель.
– Мы зафиксировали попытку превращения в козла. Жертва скончалась на месте! Но это еще не всё... По дороге к вам мы подверглись нападению. - мужик только хлопал веками, явно не понимая, что от него хотят.
– В нас пустили файербол! Прямо на улице, при всем честном народе! Вы что тут, вообще мышей не ловите? Да вам трибунал светит, милейший, за такое попустительство...

Лысый наконец смог набрать воздуха и заорал в ответ:

– Да кто вы такие?! Кто пустил!?
– багровые щеки его затряслись, изо рта полетела слюна, и я испугался, как бы несчастного не хватил удар. Явственно пахнуло перегаром.

Наставник, по-моему, тоже обеспокоился. Вытащив из графина пробку, он плеснул в стакан и протянул его через стол. Лысый принял. Выпил мелкими глотками, выдохнул, занюхал рукавом... Вновь пахнуло перегаром, глаза мужичка посоловели. Однако! Вовсе не водичку на рабочем месте употребляет начальник местного отделения АББА...

– Привет вам от Товарища Седого.
– мягко сказал Лумумба, когда лысый наконец свел глаза в кучу и перестал задыхаться.
– Разрешите представиться: старший оперуполномоченный, майор Базиль М'бвеле. Это, - он кивнул через плечо, - мой стажер и напарник, Иван Спаситель. Наставник показал ему корочки.

– Бэ-э-э...
– лысый впал в ступор, поводя рыбьими глазами с меня на Лумумбу.

– Вам должна была прийти телеграмма.
– помог я из-за спины наставника.

– Не было никакой телеграммы! Знать ничего не знаю, ведать не ведаю... Никакой телеграммы в глаза не видел!

Он замахал на нас руками, будто таким образом намеревался развеять наваждение.

– Тем не менее мы здесь, и факта этого уже не отменить.
– констатировал Лумумба, постучав костяшками пальцев по столешнице. Голос его зазвучал монотонно, в такт ударам.
– Успокойтесь, мы не причиним вам вреда.
– стук, стук...
– Мы вам поможем...
– стук - стук, - Всё будет хорошо...
– стук - стук... Мы ваши друзья... Мы приехали, чтобы вам помочь...

Лысый начал расслабляться. Плечи его чуть опустились, со щек отхлынула багровость, к глазам вернулась осмысленность. Наконец он достал платок и вытер им лицо. Трубно высморкался, скомкал тряпицу и вновь запихал в карман.

– Извините, господа. Стресс. Я действительно не помню телеграммы.

– Ничего. Мы вас прощаем.
– великодушно кивнул учитель. Стучать он перестал.

– Спасибо... Как, вы сказали, вас зовут?

Лумумба повторил. У Лысого глаза вновь съехались к переносице.

– Спаситель.
– буркнул он.
– Это шутки у вас такие?

– Да какие уж тут шутки.
– я пожал плечами.
– Детдомовские мы. Были у нас, например, Ирка Евангелие, Ленка Псалтирь. Илюха Первосвященник, Мухаммед Богородица... Даже Мойша Святой Мученик.

– Мой стажер воспитывался при Пастафарианском монастыре.
– пояснил наставник.
– Их макароннейшие преподобия принимали большое участие в спасении детей-беспризорников, оставшихся в живых после Распыления. Нарекали же сирот в силу своего иронического отношения к юдоли скорби, коей является наш мир.

Лысый покорно кивнул. Наливая очередную порцию из графина - руки его уже не тряслись, - он с надеждой вопросил наставника:

– Выпьем?

– Благодарствую.
– прикрыл глаза наставник.
– Мы сыты.

– А я выпью.
– он быстро опрокинул стакан в пасть.
– Если не возражаете...

– Чего уж там.
– милостиво разрешил учитель.
– А теперь поведайте, милейший, что привело вас в столь пограничное состояние. И заодно представьтесь, окажите такую милость. А то как-то...

– Шаробайко. Хрон Монадович.
– грохнув стаканом о стол, Лысый вытянулся во фрунт. - Временно исполняющий обязанности начальника местного отделения.

Кроме лысины, исполняющий обязанности был примечателен тем, что имел объемистый круглый живот в пиджаке с одной уцелевшей пуговицей. Под пиджаком, кроме прочего, имелись мятая косоворотка в горошек, толстая красная шея и целых три подбородка, покрытые небритой щетиной. Росту в нашем новом знакомом насчитывалось максимум сантиметров сто пятьдесят пять.

– Садитесь.
– разрешил Лумумба.
– И докладывайте.

Шаробайко разрешением пренебрег, а вместо этого заметался в узком пространстве меж столом и подоконником.

– Мать Драконов.
– выдавил он из себя на ходу, ломая руки.
– Ведьма чешуйчатая! Требует выкуп: десять тысяч монет и фураж для тварей.
– остановившись, он затравленно посмотрел в потолок.
– А у меня денег нет! Казна уже восемь месяцев пуста, шаром покати! А жратва? Где я ей столько возьму? Фермеры - народ несознательный, за скот денег требуют! Не понимают, что ежели она драконов спустит - им первым достанется...

– Между прочим, вам в обязанности вменяется пресекать воздействия, а не платить выкупы.
– заметил Лумумба, флегматично рассматривая ногти.

– Пресекать?
– Шаробайко вновь начал надуваться.
– А каким макаром, не подскажете, уважаемые господа начальники? Вы слышали про Новый Оскол? То-то и оно! Никто не слышал. Налетели твари огнедышащие, и спалили город к свиням собачьим. А потом фьюить! И гуси-лебеди...
– упав на стул, он принялся вытирать порядком уже замызганным платком шею и лысину.
– У меня в штате - сорок единиц охотников. И все, как один, пребывают за девяносто верст отсюда!
– поведав эти важные сведения, Шаробайко плеснул себе из графина, но пить не стал, а мрачно уставился в стакан.
– Рядом с Перебеевкой объявился большой отряд имперских боевиков, - пожаловался он.
– Голов около двухсот. Терроризируют местных жителей, скотину режут... Вот я и послал ребят. А тут - она. Стер-р-рва.