Рассказы

– Но здесь они мертвы!

– Это стандартная процедура, Дим. Не вернулся через полгода - ты мертв здесь. Иначе вся правоприменительная практика летит к черту.

На Якиманке два автомобиля терпеливо ждали, когда светофор разрешит им повернуть. В сквере за переплетением гравиевых дорожек цвели белые розы. Не моя работа, но все равно красиво.

– Ты скучаешь по нашим?
– негромко спросил я.

– Они живы, Димка. Все миры существуют в одном пространстве. И состоят из одних и тех же частиц. Наши ребята не на Марсе, они совсем близко. Может быть, в эту минуту пьют пиво у фонтана.

– Здесь?

– Ты их не увидишь и не почувствуешь. Но они счастливы, и все у них хорошо.

Я покачал головой:

– Тебя это утешает?

– А другого не дано. Или порадоваться за них, или обозлиться на весь мир и раздобыть где-то ствол, как та женщина.

Мы прошли мимо яркого, праздничного монастыря и вышли к станции метро. За спиной зазвенели колокола.

– Я хотел бы их увидеть, - тихо сказал я.
– Поэтому и хочу уйти через Службу. Ненадолго, только на две недели.

– Уверен?
– Ирка с непонятным выражением смотрела на меня.
– Ты знаешь, что возвращаются всего три процента? Даже из тех, кто всего-навсего собрался в экзотический отпуск?

– Но все остаются живы, значит, и я выживу. Вы ведь следите за ними?

– Шесть месяцев, - кивнула Ирка.
– Потом отключаем датчики вручную... поганое это чувство, Дим. Вроде как отключаешь систему жизнеобеспечения.

Я коснулся ее руки.

– Тебе тяжело?

– Бывает иногда.
– Она посмотрела на меня. Я никогда бы не подумал, что Ирка может так смотреть: ее взгляд был чуть ли не умоляющим.
– Передумай, а?

– Я не могу тут один, Иришка.
– Я покачал головой.
– Это застрелиться и не жить - вспоминать каждый вечер, как здорово было тогда, и как одиноко сейчас. Наверное, старых друзей не заменишь.

– Понятно, - без выражения проговорила Ирка.
– Мы пришли.

Кластер опустевших домов-муравейников несколько лет назад переоборудовали под московский филиал Службы. Вход оставили через бывший книжный магазин, ненавязчиво напоминая, что в другом мире книг может и не быть.

В просторном кабинете стояли стол и стул. Деревянные прожилки на паркете поблескивали, как солнечные блики на поверхности моря. Хромированный пульт управления у стены казался анахронизмом из далекого и непонятного будущего.

Ирка устроилась на подоконнике, а я присел на краешек стола, рядом с начатой банкой оливок. Несколько минут мы молчали.

– То есть...
– начала Ирка.

– Значит...
– одновременно начал я, и мы рассмеялись. Вдруг стало легко, как на школьной перемене.

– Жаль, что я после школы ушла из вашей теплой компании, - задумчиво сказала Ирка.
– Вышла замуж зачем-то...

– Ты замужем?

– Три года, как нет, - отмахнулась Ирка.
– Самое паршивое в той истории, что еще через полгода он пришел в Службу, и я, в общем-то, подозреваю, зачем. Хотел найти в другом мире тот вариант меня, что будет его любить. Нам ведь все рассказывают, Димка. Словно боятся, что если не выразят мечту, то она ускользнет.

– Ты их провожаешь, и они делятся с тобой?

– У них у всех такие лица...
– Ирка улыбнулась.
– Можешь сто раз им говорить, что во время перехода сканируется сознание, и они могут не высказывать свои мечты вслух - не послушают. Они верят, видят, и это заметно. По тебе, кстати, тоже. Ты ведь не вернешься, Димка.

– Кто-то говорил, что и ландшафтный дизайнер из меня не получится, - заметил я.
– Я вернусь, Иришка. Обещаю.

Ирка присела передо мной на корточки.

– Знаешь, я иногда жалею, что Службе не ставят препоны, - негромко сказала она.
– Что у нас нет бюрократии вообще. Что я не могу наорать на тебя и послать домой за первой попавшейся справкой, а потом повесить на дверь табличку "Закрыто" на пару месяцев.

– Тяжело, наверное, на твоей работе. Исполнять чьи угодно мечты, только не свои.

– Мы тоже живем мечтой, Димка. Мы - волнорез.

– Что?

– Волнорез. Путешественники уплывают в открытое море, а для тех, кто боится, существует волнорез. Девятый вал не дойдет до берега: если море окажется тебе не по нутру, ты побарахтаешься и выплывешь на берег. Часть пути мы пройдем с тобой. Но потом плыви сам.

Я прикрыл глаза. Моя мечта: я видел ее, как наяву. Знакомая до боли станция, пушистые ряды елок вдоль просеки: до мельницы на велосипедах, до реки на автобусе, на огород пешком. Маленький городок и школа с огромными окнами, где за забором-сеткой растут старые яблони. Друзья, гитара у костра, чай из термоса в лесу, походы и посиделки, возня с железками и планы на лето...

Вечное лето.

– Ты ведь не просто на встречу с друзьями надеешься, - тихо сказала Ирка.
– Пара вечеров в хорошей компании - ну кто ради этого убежит? Не ты.

– Я надеюсь на другую жизнь. Без одиночества. И ухожу в открытое море. А ты не хочешь со мной?

Ирка покачала головой. Отвернулась и молча подошла к пульту управления.

В следующую секунду за окном схлопнулись ставни. Я не успел ничего сказать: деревянный пол под нами дрогнул, и мы с бешеной скоростью понеслись вниз. Когда комната-лифт остановилась и одна из стен ушла в сторону, перед нами простирался пустой ангар. В его середине стоял овальный контейнер размером со старый микроавтобус.

– Туда заходят поодиночке.
– Ирка кивнула на контейнер.
– Вдвоем не уйти: это физически невозможно. Да и получится ли? Мечты, знаешь ли, у всех разные.

До контейнера мы дошли молча. Дверь открылась бесшумно, Ирка сделала приглашающий жест, и я шагнул внутрь. Ничего особенного: обычное зеркальное яйцо, только изнутри оно кажется гораздо больше, чем снаружи. Я почувствовал разочарование туземца, которого впервые привезли в большой город, а там оказались такие же кроссовки и холодильники, что и дома под навесом.

– Вряд ли я делаю мир лучше, - вдруг сказала Ирка.
– Но я хотя бы помогаю тем, кому тут совсем плохо. Потому что они имеют право уйти, понимаешь? А ты...

– Не имею права?
– поднял брови я.

– Ты сильнее этого, - тихо сказала она.
– Мне кажется.

– Может быть, я найду силы вернуться, - сказал я.
– Может быть.

Мы помолчали.

– Сейчас контейнер закроется, - заговорила Ирка.
– Начнется переход. Потом дверь разблокируется, и ты сможешь выйти. Главное, не волнуйся. Там тоже есть Служба - если захочешь, тебе помогут вернуться. Полгода у тебя есть, пока жив сигнал.