Расследователь. Предложение крымского премьера

– А другие каналы? Домашний телефон, например?

– А я его не знаю.

– Это нетрудно узнать через справочное.

– Узнайте... Будете звонить - Гене привет, - сказал Отец.

Обнорский улыбнулся, сказал:

– Обязательно передадим. Лично.

– Полетите в Симферополь?
– спросил Отец.

– Почему нет? У нас в Симферополе есть свой интерес.

– Любопытно: какой?

– Там седьмого ноября убили некоего Грека. Незадолго перед смертью он рассказал, что был в Тараще и принимал участие в захоронении некоего безголового тела...

Отец мгновенно стал красным. Взял в руки карандаш.

– Вы, Леонид Семенович, были знакомы с Греком?
– спросил Зверев. Карандаш хрустнул.

– Возможно, - сказал Отец.
– Возможно. Обнорский выключил диктофон, помолчал немного. Потом произнес:

– Леонид Семенович, Слепой и Грек - это ведь ваши люди... Ничего не хотите сказать?

– Что именно?

– Они явно причастны к исчезновению, а возможно, и к убийству Горделадзе... оба с уголовным прошлым. Очень странные контакты для депутата Верховной Рады? Ничего не хотите сказать? Отец посмотрел на часы и ответил:

– Я ничего не хочу сказать... А сейчас - извините, у меня есть дела.

Обнорский и Зверев вышли. Когда дверь за ними затворилась. Отец смахнул со стола обломки карандашей, выругался и взялся за трубку телефона.

* * *

Обнорский и Зверев вышли на майдан Незалежности. Светило солнце, поскрипывал снежок, шел на площади бесконечный митинг: "Украина без Бунчука!".

– Чего мы добились?
– спросил Зверев.

– Не знаю, - честно сказал Обнорский.
– Возможно, мы вынесли смертельный приговор Слепому... возможно - нет.

Реяли на ветру "жовто-блакитные" флаги, колыхались плакаты с требованиями отставки Бунчука. В стороне стояли милиционеры в касках, со щитами и дубинками... Сегодня все было мирно, но уже прошли стычки протестующих с милицией, уже были раненые. В воздухе висели бациллы насилия, недоверия, ненависти.

– Да и хрен с ним, - сказал Зверев.
– Все равно он ничего бы нам не сказал.

– Грохнут - точно не скажет.

– Не грохнут, - успокоил Зверев.

– Если Хозяин прикажет - грохнут.

Пьяный мужичок высморкался, зажимая одну ноздрю пальцем и заорал:

– Бунчук - палач!

* * *

Обнорский позвонил в Симферополь Сергею и попросил навести справки: нет ли в Симферополе Слепого? Сергей пообещал узнать... Часа через два он от-звонился и сказал, что нет, в Симферополе про Слепого никто не слышал. Говорят, у вас, в Киеве.

* * *

– Ты знаешь, Саня, - сказал Обнорский, - мне очень не понравились аквариумы.

– Да? А чем они тебе не понравились?

– Нет, сами по себе аквариумы, конечно, хороши. Пираньи? Ну пираньи это дурной тон. Выпендреж... я, однако, о другом. Эти аквариумы могут служить наглядной иллюстрацией нашей работы: темень... за стеклом, в толще воды, происходит нечто... Мы стараемся разглядеть, понять - нет! Ни черта не видно. Скользят тени, тени, тени... Мы ищем кнопку, чтобы включить свет, чтобы заглянуть в темень. Но как только мы находим эту кнопку и высвечиваем один какой-то уголок аквариума, кто-то мигом ее блокирует. В аквариуме снова темно, снова скользят пираньи. И даже сейчас, когда мы просмотрели последовательно все закутки, заросли и гроты в нашем аквариуме и, кажется, составили себе общее представление о том, что происходит, кто-то все равно держит руку на кнопке... Как только мы включим мощный прожектор, чтобы осветить все пространство и показать всем, что творится внутри, этот "кто-то" тут же ее вырубит.

Обнорский произнес свой монолог, усмехнулся... Встал и прошелся по номеру, остановился у окна. За окном были сумерки, правый берег Днепра горел тысячами огней, работающий телевизор рассказывал о митингах и демонстрациях, сотрясающих Украину. Андрей повернулся к Звереву, сказал:

– Я не знаю, что делать... Найти Слепого, наверно, можно. Но ведь он ничего не скажет.

Зверев стряхнул пепел с сигареты, собрался было ответить, но у Обнорского запиликал телефон... Звонил полковник Перемежко.

– Андрей Викторович, - сказал он, - извини, что не смог раньше работы полно. Справочку про твоего Слепого я подготовил...

– Спасибо, - сказал Обнорский.

– Но это еще не все... помнишь, ты интересовался одним человеком? Гвоздарский его фамилия.

– Это который в бегах?

– Был в бегах. Теперь, благодаря тебе, мы его взяли.

– Поздравляю.

– Особо не с чем. Плохо взяли... Этот гад изменил внешность, ребята замежевались и засомневались: он - не он? А этот сучонок схватился за гранату.

– Ну?
– спросил Обнорский.

– Граната, к счастью, не взорвалась.

– Так слава Богу!

– Так-то оно так, но урод все равно в больнице...
– сказал Перемежко.

– Почему?
– изумился Обнорский. Перемежко помолчал немного, потом сказал:

– Ребята сгоряча, на нервах, помяли его... в общем, сам понимаешь.

– Понятно, - протянул Обнорский.

Он действительно понимал, что при задержаниях бывает всякое, что нервов опера сжигают очень много, и преступника, который схватился за гранату, могли не только искалечить, а и убить.

– Состояние у него тяжелое. Врачи говорят: может и помереть.

– Сожалею, - сказал Обнорский.

– Жалеть его, урода, не стоит, - ответил Перемежко.
– А ты знаешь, почему я тебе это говорю?

– Почему, Василий Василич?

– Он хочет встретиться с вами, Андрей Викторович. С нашими следаками говорить не хочет, а с Обнорским, говорит, мне есть о чем потолковать... перед смертью.

– Это он так сказал?
– спросил Андрей.

– Да, это он так сказал. Вы согласны?

– Согласен ли я?
– спросил Обнорский, удивляясь самой постановке вопроса.
– А что - такая встреча возможна?

– Я, Андрей Викторович, звоню тебе не по своей инициативе... Инициатива исходит от руководства.

"Вот оно что, - подумал Обнорский.
– Ребята напороли с задержанием, а раненый (возможно - умирающий) бандит представляет для них какую-то ценность... Что-то они хотят у него получить. Но он не идет на контакт. Заявляет, что будет говорить только с неким приезжим журналистом... Что движет им - раскаяние? Страх?"