Расследует Максимилиан Хеллер

Мы попрощались с множеством рукопожатий и бесчисленным количеством любезностей, рассыпаясь в уверениях искренней благодарности и заверениях, что каждый теперь знает, что может обратиться к человеку, перед которым он в долгу.

Когда я выходил из кабинета судебного следователя, на старинной городской церкви пробило шесть часов. Ночь была настолько темной, что едва можно было разглядеть кривые крыши и двери домов. Я подумал, что в тот вечер безопаснее не возвращаться в Керген. Дороги были плохими, и в такой густой темноте я боялся заблудиться и упасть в какое-нибудь болото.

Итак, я вернулся в гостиницу и заказал обед, не забыв передать на попечение хозяина лошадь старика Клода, затем поднялся к себе в комнату, запер ее и продолжил писать письмо.

В конце концов, я заснул беспокойным сном.

? ?

Эти утром, в восемь часов, я мчался рысью на всей скорости, на которую только были способны копыта маленькой лошадки. Она несла меня из Локневинена в Керген. На окраине города я встретил Жана-Мари с сестрой, он закричал от радости, увидев меня, и поднял девочку, чтобы она пожелала мне хорошего дня. Я слез с лошади и отвел своего маленького друга в сторону.

– Не желаешь ли прокатиться со мной до поместья, – предложил я ему, – а потом отведешь лошадь к старику Клоду.

Он согласился и сел со мной в седло.

– Жан-Мари, – сказал я ему по дороге, – я скоро уеду. Ты проявил много энтузиазма и сообразительности, выполняя мои поручения, поэтому, прежде чем я уйду, я хочу, чтобы у тебя осталась памятная вещица от меня. Но для этого тебе нужно сделать еще кое-что. Слушай внимательно и запоминай, что говорю. С девяти часов вечера до полуночи ты должен стоять наготове на холме, который называется Ла Лавандиер. Тебе надо принести с собой пастуший рог, и, когда увидишь свет в окне над большой елкой, ты должен подуть в рог несколько раз как можно громче.

Ребенок повернулся в седле и посмотрел на меня, широко открыв глаза и рот.

– Ты знаешь, тут потребуется максимальная осторожность. А теперь пообещай мне сделать то, о чем я прошу, и держать это в строжайшем секрете.

– Ах! Боже! – рассмеялся мальчик, – какая у вас странная идея! Но я обещаю, что сделаю все, о чем просите, так что вы можете рассчитывать на меня. Я одолжу большой рог Юдеса Риу, который в ясный день можно услышать на расстоянии лье. В девять часов вечера я выскользну из дома через окно конюшни и доберусь до холма, оттуда мне хорошо будет видна нужная сторона усадьбы. Не волнуйтесь, у меня зоркие глаза, и я смогу увидеть свет.

Мы доехали до конца каштановой аллеи. Я спрыгнул с лошади и помог спуститься Жан-Мари на землю.

– Вот, – сказал я ему, – отдай это старику Клоду за аренду его лошади, а это оставь себе. Если ты хорошо сделаешь то, что я попросил тебя, то получишь десять серебряных монет, подобных этой.

Ошеломленный ребенок разразился потоком благодарности и заверений в преданности делу. А я тем временем, направился в поместье.

Глава X. Укол иглой

Суд первой инстанции по Локневинену

Канцелярия судебного следователя

Прошлой ночью был ужасный шторм. Дул очень сильный ветер, и снежинки, гонимые ураганом, влетали в окно, падая мне на лицо.

Было семь часов вечера, когда я добрался до своего наблюдательного пункта. Мои глаза постепенно привыкли к темноте, и я смог различить сквозь снежную завесу и мрак железные ворота сада. Жако бродил, зловеще воя. К счастью, мне удалось украсть из кладовой большой кусок мяса и бросить ему, чтобы он успокоился.

Время шло медленно. Каждая минута казалась столетием. Меня охватила ужасная тоска. Я мысленно обдумывал план поимки бандита и находил в нем несовершенства. Это настораживало меня, не хотелось бы, чтобы убийца снова ускользнул от правосудия.

Что, если он не вернется? Предположим, его поездка была просто уловкой, чтобы отвлечь подозрения… Возможно, вместо того, чтобы поехать в Ренн, он выбрал Брестскую дорогу. И пока я жду здесь, чтобы схватить бандита в его логове, он, должно быть, уже на судне пересекает океан.

Все эти мысли заполонили мой разум и сделали еще более мучительными долгие часы ожидания.

Часы пробили десять. Внезапно мне показалось, что я вижу сквозь темную ночь слабый мерцающий свет, медленно приближающийся и оставляющий след на снегу в саду. Я высунулся из окна, чтобы лучше рассмотреть все, но свет исчез.

«Это была галлюцинация», – сказал я сам себе и вздохнул от разочарования.

Но мои глаза были прикованы к тому месту, где пропал свет. Казалось, что темнота там была более густой, я даже смог различить темное пятно на снегу.

Затем это пятно как будто разделилось на две части.

«У него есть сообщник, – подумал я, – все потеряно».

Продолжительное рычание достигло моего уха и успокоило меня. Сообщником был Жако, только что поздоровавшийся со своим хозяином. И вскоре после этого я снова увидел, как тусклый свет фонаря начал движение.

Он двигался до двери внутреннего дворика и дошел до угла, где находилась медвежья клетка.

«Лже-Керген собирается проверить, выполнен ли его приказ, – осенило меня, – он хочет убедиться, что Жако действительно голодал все эти три дня».

В конце концов, свет снова двинулся по направлению к дому. Вскоре я услышал, как входная дверь закрылась с едва заметным шумом. Именно тогда я взял лампу, которую спрятал за занавесками своей кровати, вытянул руку из окна и трижды поднял ее, подав условленный сигнал.

Я подождал несколько минут. Мое сердце билось достаточно сильно, чтобы выскочить из груди.

«Только бы Жан-Мари был на своем посту», – подумал я про себя, повторяя сигнал.

Среди грохота бури стал слышен протяжный рев, он доносился в направлении холма Ла Лавандиер. Такой же глухой и длинный звук был слышен еще четыре раза.

Затем со своего высокого наблюдательного поста я увидел, как красная ракета прочертила светящийся путь в воздухе с точки примерно в лье от меня. Это был условный знак, который мы согласовали с судебным следователем, ждущим в одной из гостиниц Локара.