Растопить ледяное сердце
Шрифт:
— Не спорь, а принимай, Аля, — склоняется ко мне герцог, шепча. — Я сделал выводы из нашего утреннего разговора.
— Какие? — так же шепотом спрашиваю я, поворачивая голову.
Наши лица оказываются так близко, еще буквально пара миллиметров и губы соприкоснутся. Интересно, какой на вкус будет поцелуй с Райнхольдом? Смутно помню, что он похож на удар током и горячую волну, прокатывающуюся по позвоночнику.
Завороженно смотрю в васильковые глаза, герцог открывает рот, чтобы ответить, но волшебство момента нарушает запыхавшийся голос Клауса:
— Прошу извинить меня за
Отодвигаюсь от Райнхольда и улыбаюсь вошедшему менталисту.
— Эх, не мог поплутать еще пару минут… — разочарованно, чуть слышно, бормочет Вивьен, видимо, заметившая наши с герцогом перешептывания.
— Присоединяйтесь, граф, — приглашает герцог и, дождавшись, когда Клаус устроится, спрашивает: — Расскажите, какой у вас дальнейший план? Я должен внести ваши с Алей встречи в свой плотный график службы.
— Мне необходимо ежедневно два часа, желательно в утреннее время, когда Альвина максимально расслабленная и отдохнувшая, — рассказывает Клаус. Замечая, что Райнхольд чуть морщится, предлагает: — Если вы заняты, герцог, вам совершенно необязательно присутствовать при моих манипуляциях. Уверяю, что ничего интересного в этом нет, и обещаю, что герцогиня никоим образом не пострадает.
— Нет, — резко отвечает Райнхольд, придвигая ко мне наполненную едой тарелку. — Все ваши манипуляции с моей нареченной вы будете осуществлять строго в моем присутствии. Мы обговаривали это, когда я давал согласие на вмешательство.
— Но мне показалось…
— Вам показалось, граф. Я способен найти время на собственную семью.
Чувствую, что мои щеки заливаются румянцем.
Отчего-то так приятно становится на душе, что герцог считает меня членом своей семьи, даже несмотря на их с Альвиной договоренности о фиктивном браке. Я бы, пожалуй, с удовольствием насладилась бы этим обедом и нашей с Райнхольдом близостью, если бы не испытывала страха от предстоящих проверок менталиста.
— Как будут происходить ваши вмешательства? — подаю голос, принимаясь за овощи. Руки подрагивают, но стараюсь держаться непринужденно, чтобы никто не заметил, насколько сильно я взволнована. — Что вы будете делать?
— Не переживайте, — улыбается Клаус, демонстрируя очаровательные ямочки на щеках. — Вы практически ничего не почувствуете. Я попробую обойти блок или разбить его, применяя разные способы воздействия. Кстати, у вас не появилось мыслей, откуда блок мог возникнуть в вашем сознании? Это знание могло бы помочь мне избавиться от него.
— Я не знаю, — искренне отвечаю я, мысленно добавив, что очень рада наличию этого блока.
Надеюсь, что он выдержит все разрушительные попытки менталиста. Я еще не готова никому сообщить правду о себе, да и мысли свои не хочется демонстрировать постороннему человеку.
— Ой, ну хватит об этих ваших ужасах, — всплескивает руками Вивьен. — Лучше расскажите: вы уже начали подготовку к брачному обряду? Альвина, как думаешь, Хольмгер одобрит ваш союз?
Пожимаю плечами под заинтересованным горящим взглядом блондинки и беспомощно смотрю на герцога.
— Уверяю, Вивьен, какой бы ответ ни дал бог, мы все равно свяжем свои судьбы клятвой, — правильно поняв
мою немую просьбу о помощи, отвечает Райнхольд. — Ты сама прекрасно знаешь, что божественные союзы в современном мире стали редкостью. Помнится, вы со Свейном благословение получили с большим трудом, когда никто уже не надеялся.Вижу, что глаза Вивьен наполняются слезами. Похоже, что ее сильно задела последняя фраза Райнхольда. Неужели, благословение какого-то бога важнее, чем искренняя взаимная любовь в паре? Или тут дело в отношении окружающих? Хоть мне и интересно было бы узнать о местных традициях, не стоит, наверное, развивать эту тему, чтобы еще сильнее не задеть чувства беременной девушки.
— Вивьен, а расскажи мне лучше о своем муже? — решаю отвлечь расстроенную блондинку. — Я совершенно ничего о нем не помню.
— А ты и не можешь помнить, — загораются смешинки в синих глазах. — Потому что вы с ним незнакомы. Он уехал в Снежную долину по служебной необходимости, а мне лишь остается надеяться, что Свейн успеет вернуться до рождения малыша.
Девушка любовно поглаживает свой внушительный живот, мечтательно улыбаясь.
— Хочешь, я помогу тебе с платьем? — неожиданно спрашивает Вивьен. — К тебе же Присцилла приедет?
— Конечно, я буду рада, — искренне улыбаюсь я.
Вот и личный гид по местной моде у меня появился — жизнь налаживается.
Осталось еще разобраться в странном поведении герцога и неожиданных ощущениях, которые я испытываю от близости этого мужчины. Быть может, мне просто приятно, что кто-то проявляет ко мне внимание? Хоть и весьма специфическое.
— О чем ты задумалась? — касается моей руки под столом Райнхольд. — Тебе понравился особняк?
Вздрагиваю, чувствуя мурашки, расползающиеся по рукам.
— Да, все очень красивое, — отвечаю понизившимся голосом. — Я хотела бы тебя кое о чем попросить…
Герцог ободряюще сжимает мою ладонь, призывая продолжать.
— Если это возможно... — мямлю я, чувствуя внутреннюю дрожь. — Мне нужна комната с большими окнами, например, как та, угловая на втором этаже. Фроди сказал, что она пустует.
— Могу я узнать, зачем?
— Я хотела бы рисовать, а дневной свет очень важен для художника.
— Ты рисуешь? — переспрашивает Райнхольд, приподнимая брови. — С каких пор?
— Не знаю, но очень хотела бы попробовать. Может быть, ты выделишь мне средства на покупку красок, кистей, холстов… — опускаю глаза, потому что как-то неудобно просить у постороннего мужчины деньги на свои прихоти. — Я могу обойтись всего парой платьев, а остальные деньги лучше потрачу на оборудование мастерской.
— Нет, — резко отвечает герцог, а я сникаю.
Я давно не брала в руки кисти, потому что однажды, после очередных пренебрежительных слов родителей в адрес моей “мазни”, потеряла вдохновение, у меня просто пропало желание писать картины.
А когда я оказалась здесь… Захотелось вновь ощутить запах красок, снова погрузиться в состояние полета, возникающее, когда с головой окунаешься в волшебный процесс создания целой вселенной одними лишь взмахами кистей.
Меня ранит этот категоричный отказ, чувствую себя птицей с перебитыми крыльями.