Райский Град

Одиночество и бессонная ночь способствовали моей задумчивости. Я размышлял над словами Магомедова: не о том, что стоит освободиться от любви, а о том, что нужно искать спутника жизни не на «рынке». Но тогда где? Неужели та самая просто возьмёт и свалится мне на голову в подготовленный судьбой момент?.. Но я ведь не верю в судьбу. Она беспощадна, если доверять только ей и не брать жизнь в собственные руки.

Тем не менее, идеи Магомедова в своём общем виде действительно отвратны. Несмотря на это, его отпустили из участка раньше меня и Катерины. Нет, дело не в статусе, положении или капитале. Если бы он действительно совершил преступление, его бы привлекли. Но за мировоззрение, отличающееся от общепринятого, и даже за своеобразную проповедь этого мировоззрения перед гостями, полиция не наказывает. «Инквизиция мысли» уже давно прекратила свою работу.

А Катерина… кажется, отчасти она приняла философию Вергилия. Возможно, это повлияло на её отказ мне. Как же горько об этом думать… Она сказала, что уезжает. Уезжает из города. Просила не провожать… Просто уходит из моей жизни навсегда.

Можно ли её остановить? Без сомнения. Но стоит ли? Держать рядом с собой ту, что не любит? Добиваться? Обманывать её истинное чувство подарками, свиданиями, вниманием и, наконец, убедить, что она не может жить без меня? Но зачем мне от неё такая бутафорная, такая в буквальном смысле купленная любовь? Даже если я продержу Катерину рядом с собой какое-то время, она, без сомнения, всё равно уйдёт. Не будет долго обманывать себя и меня. Ведь не любит… Не любит…

А я всё продолжаю её любить и хочу быть рядом, несмотря ни на что, но…

Но… но.

Эпилог

Наступил февраль. Весь месяц, прошедший с нового года, я корпел над первой книгой Магомедова. Скажу прямо: её сюжет сильно отличается от того, что задумывался раньше.

Во время новогодних каникул я ни разу не зашёл в соцсеть. Милана, обеспокоенная этим, звонила мне, но я не брал трубку. Потом начали поступать звонки от родных, коллег, бывших сокурсников и даже одноклассников: всем не терпелось узнать: не умер ли я?.. Выключил телефон. На второй неделе праздников мне уже звонили и стучали в дверь с периодичностью в один час. Игнорировал. Но вот, что ожидаемо при моём новом затворническом образе жизни, явилась полиция — сам майор Получайко. Пришлось впустить и всё объяснить. Полицейского не порадовал мой запущенный внешний вид: дырявая пижама, недельная щетина, всклокоченные волосы и мешки под глазами.

— Обратитесь к врачу, — посоветовал Получайко под конец разговора. — Затяжная депрессия — не шутки.

— Просто хочу, чтобы меня оставили в покое, — пробормотал я, закрывая дверь перед майором.

После праздничных дней, проведённых мною в квартире практически безвылазно, поездка на работу казалась выходом в открытый космос. В метро мне было странно видеть улыбки на лицах людей, что-то рассказывающих друг другу и шутящих. Я привыкал целую неделю, и только в последний понедельник января начал, как обычно, улыбаться и перестал отводить глаза от падающих на меня взглядов. В метро я больше не читал книгу, а слушал музыку в наушниках — решил попробовать так же, как делал отец в молодости.

Немного о Гордомунде: читатель наверняка заметил, что история ГГ в шестой книге не заканчивается. По крайней мере, мой начальник заметил и расчеркал весь сюжет шестой книги своей карающей ручкой, вновь обвинил меня в работе с нейросетью. Пришлось дописывать:

После пожара на пацанской стреле Гордомунд не погибает: он вдруг начинает замечать, что сосны вокруг потихоньку втягиваются в землю, дома неподалёку — самопроизвольно разбираются, а почва под ногами становится всё жиже. Теперь ГГ окружает непролазная топь. И всё же он, прыгая по кочкам, выбирается на сухое и направляется к ближайшему поселению, где встречает мужей, с кем в далёком детстве рубил лес для строительства Чинги-Туры. Мужи узнают прославившегося шамана и, трепеща перед ним и перед его малиновым пиджаком, провожают к жене. Та за время отсутствия Гордомунда успела нарожать целый выводок детей, причём от него же. Радость встречи, слёзы счастья, пир с песнями и плясками. В общем, хеппи энд.

Мои отношения с Миланой складываются хорошо: несмотря на её отказ, мы продолжаем дружить. Но всё же я заметил, что её поведение изменилось после того откровенного разговора. Постоянно ловлю на себе её подозрительный взгляд, будто говорящий: «Я уже давно заметила, что ты любишь меня, и всё подтвердилось». А я ведь не любил и не люблю… Просто позвал на свидание, ничего не обещая, а в её голове уже возникла галочка напротив пункта «Роман Снеговой меня любит».

С Аллой я тоже подружился, даже пару раз приходил к ней в гости на ужин. Замечу, что готовит она превосходно.

Катерина уехала из города. Заблокировала свою страничку в соцсети. Телефон всегда вне зоны… Я пытался её найти. Спрашивал у Магомедова, но даже он не знает, где Катрин… Никогда не думал, что буду так страдать от безответной любви. Но прошёл месяц, и мне уже лучше. К тому же в моей жизни наметились перемены.

Позавчера вечером после бассейна я вновь решил прогуляться по набережной и мосту Влюблённых — приятно подышать свежим городским воздухом в такой тёплый для зимы вечер. Перила моста были завешаны замками, скрепляющими, если верить городскому поверью, любовь. Слышал, что коммунальные службы частенько срезают их, чтобы конструкции не несли лишнюю нагрузку. Получается целый кузов «скрепок любви». Надеюсь, те пары, чей замок оказался разорван, так же продолжают любить друг друга, как любили в момент, когда бросали ключик в реку.

Я стоял, облокотившись о перила и смотря на залитую светом фонарей набережную: она тянулась вдаль, повторяя изгиб русла, проходила под несколькими мостами и терялась в городской глубине.

— Извините?.. — сказал кто-то совсем близко, будто в самое ухо.

Я обернулся и увидел оранжевый шарф, затем растерянную улыбку и большие просящие глаза. Девушка стояла передо мной, держа в одной руке варежки, а другой прижимая к уху телефон. Я сразу узнал её.

— Не подскажите, — проговорила девушка, убрав телефон от уха, — как проехать к клубу «Batman»?

— Ваш навигатор сломался? — сказал я, хмыкнув и указав на телефон.

Девушка пристально посмотрела на меня, и вдруг её глаза просияли.

— Я перезвоню, — сказала она в трубку и завершила вызов. Поправив шарф, она обратилась ко мне: — Простите, что мы тогда выгнали вас с лавки. Мне так совестно и неудобно за своих друзей…

— Студенты? — спросил я.

Девушка расправила плечи и гордо подняла подбородок.

— Уже пишем диплом!

— Поздравляю, — сказал я, изучая её глазами. Приятная внешность, стройная. А, может?..

— Люба, — неожиданно представилась она и торопливо протянула руку. Я аккуратно пожал её, также назвав своё имя.

— Я как раз направляюсь в этот ночной клуб, — начал я. — Могу проводить… тебя. Если, конечно, не будешь против.

Девушка опустила глаза.

— Мне бы только узнать, как доехать… — смущённо проговорила она, но затем посмотрела на меня и, обведя взглядом сверху вниз и обратно — словно просветив рентгеном, — сказала: — Ну, хорошо. Тогда идём…те.

— Можно на «ты», — просто сказал я, зашагав рядом с этой молодой хрупкой леди. Она хихикнула и начала рассказывать мне о своей студенческой жизни: о парах, зачётах, курсовых…

Теперь я частый гость в доме Магомедова. И прихожу к нему не столько как наёмник, работающий над его книгами, сколько в качестве друга. Вергилий оказался совсем не таким, каким я видел его раньше сквозь призму предвзятости и предрассудков. Он объяснил, почему сам не пишет книги, а заказывает у нас:

— Это бизнес, — говорил он. — Я вкладываю средства в производство товара — в данном случае литературного произведения, — а затем получаю прибыль от его реализации. Я не писатель, я предприниматель.