Райский Град

Роман, я не думала, что до этого дойдёт. Но мне правда очень приятно).

Ну?

Извини, я не могу.

Почему? Ты же хотела отметить новый год со мной в «Авеню».

Я хотела?..

Ну, да.

…

Рома, ты очень хороший, добрый, заботливый, наверное… Но ты мне как друг). Я беспокоюсь за тебя, за твоё здоровье… но ты просишь от меня того, чего я не могу дать L.

Я тебе не нравлюсь?

Странный вопрос.

Почему?

Извини, я не буду на него отвечать. Спокойной ночи и с наступающим! J»

Оффлайн.

После этого я понял, что ни черта не понимаю в девушках.

Было около половины двенадцатого. Передо мной ходили голуби. Я отщипывал от булки, кидал им крошки, и ещё до того, как те падали на брусчатку площади, птицы слетались в одну точку и с жадностью атаковали рассыпанное угощение.

На каждой лавке сидела шумная компания. Многим не хватало места: стояли рядом. Но со мной всё равно никто не садился. Будто толпа чувствовала, что в веселье, её окутывавшем, зияет пробоина грусти, и лучше не подходить близко, ведь есть риск заразиться.

От толпы молодых людей отделилась парочка. Я смотрел на приближающихся девушек — в ярких вязаных шапочках, пуховых развесёлых курточках и в неизменных джинсах с кедами. Они подошли и встали рядом, озорно улыбаясь. Им было лет по двадцать: их гладкие румяные лица ещё хранили отголоски той детской непосредственности, что пропадают ко второй половине третьего десятка. Я наблюдал, как они жмутся, хихикая, поглядывают на меня и на свободное место.

— Садитесь, пожалуйста, — Сказал я, указав глазами.

Девушки на секунду задумались, но всё же сделали шаг и сели, не отводя от меня заинтересованных глаз.

— Вы любите птиц? — спросила одна. На ней был оранжевый шарф.

— Не то что бы, — ответил я, швырнув остатки хлеба в ближайшего голубя — тот отскочил, возмущённо курлыкнув.

— А почему, — продолжила девушка, — вы здесь сидите? — и, поняв бестактность вопроса, добавила: — Один?

Я безразлично глянул на неё, отметив про себя симпатичность личика и блестящую черноту глаз, затем перевёл взгляд на компанию, откуда отделились подружки. Компания с интересом наблюдала за нами. И я тут же всё понял.

— У системы на меня иммунитет, — пробормотал я, встал и зашагал в сторону «Авеню». Оглянувшись, заметил, как компания уже подскочила к девушкам и радостно расселась на моём месте.

До нового года оставалось меньше двадцати минут. Я смотрел, как в сугробы, заботливо скрывающие клумбы с цветами, втыкаются коробки с салютами, что-то похожее на лунный «Аполлон» и своим видом обещающее разнести всё звёздное небо на атомы, голографические установки для лазерных эффектов: исполинских снежных баб, снеговиков, снегурочек, дедов Морозов и прочей новогодней белеберды.

А Катерина всё не выходила из моей головы. Может, она поёт сейчас в «Авеню»? Может, ждёт меня? Может, знает, что стрелял только ради неё?..

Она, конечно, лгала, говоря о том, что не любит меня; что всё произошедшее между нами — мимолётная увлечённость, страстная забава, райский сон. Я же видел её горящие глаза, чувствовал нежные прикосновения рук и губ, слышал удовольствие в дыхании, когда прижимался своим телом к её телу — бархатному, упругому, горячему… Я не хочу верить, что безразличен ей. Не хочу!

Очнулся от мыслей у самого входа в ресторан. Его вывеска сверкала неоном, зазывая прохожих отметить праздник именно здесь. Мои часы показывали без пятнадцати.

В кармане загудел телефон. Я, не доставая, отключил его, но он загудел снова. И снова. Я выхватил трубку и раздражённо крикнул в неё:

— Алло!

— Снеговой! — отозвалась трубка женским голосом. Голос не узнал. — Ты как там? Выписали?

— Выписали, — ответил я, всё не решаясь зайти в ресторан. — А кто это, позвольте узнать?

— Алла, — сказала она. — А ты паршивенько выглядишь…

— Не до шуток, — отрезал я, начав озираться. — Чего нужно?

— И снова грубишь, — обиделась Алла. — Я ведь с тобой по-хорошему.

Я помолчал, поджав губы. Вздохнул и проговорил:

— Прости, Алла. И за прошлые мои грубости тоже. Ты ни в чём не виновата, это всё я. С наступающим.

— И я тебя тоже поздравляю! — По теплоте в голосе стало понятно, что она улыбается. — И прощаю. Так вот, я на парковке у твоего любимого «Авеню». Не хочешь увидеться?

— Давай, — просто сказал я. Теперь уже ничему не удивлялся.

— Мигаю фарами, — сказала Алла, и я заметил жёлтый Volkswagen 1948 Beetle. Похоже, я один езжу на метро.

Алла приоткрыла дверь и выглянула — вместо «ванильной» шишечки у неё были пышные вьющиеся локоны.

— Садись, твоя певичка всё равно не здесь.

Я колебался. Вдруг она блефует? Откуда знает Катерину? И что ей нужно от меня?

— Ну?! — возмущённо — в своей манере — выкрикнула Алла. — Ты долго будешь меня морозить?

Я покачал головой, подошёл и сел на переднее пассажирское. Закрыв дверцу, посмотрел на автоледи. Она была превосходна: короткое фиолетовое платье открывало плечи и колени, на груди лежала золотая цепочка с кольцом, словно у властелина, рубиновые серьги, похожие на подвески, праздничный макияж… и волосы. Я никогда не видел так шикарно уложенных волос.

— Тебя не узнать.

Она польщено улыбнулась.

— Через десять минут новый год, — проговорила Алла сквозь улыбку. — Если ты хочешь встретить его со мной в машине, я не против. А если — с любимой, то…

Я понял намёк.

— Что ты знаешь о Катерине?

— Воу, давай всё обсудим по дороге. — Алла запустила автопилот, и машина взмыла в воздух.

— Куда мы? — Я посмотрел через стекло на стремительно удаляющуюся парковку.

— К Магомедову.

Я настороженно посмотрел на Аллу. Она улыбалась.

— И ты с ним?

— Что значит: «И ты»? — Она наигранно нахмурилась и вытянула губы. — Да не переживай так: лысого там не будет, слёг с пневмонией.

Я удручённо покачал головой и уже хотел попросить всадить меня, как услышал: