Раздолбай

– Нам звонила твоя учительница и сообщила, что ты пропускаешь школу. Это так? – спрашивает мать.

Ответит он сейчас или нет, она уже разозлилась.

– Ага.

– И где ты шляешься вместо школы?

– Нигде.

– Скажи правду, Демьян, – говорит отец. – Мы поможем, если ты ввязался в плохую компанию или чего хуже.

– Да ну? – невесело хохотнув, Демьян равнодушно смотрит на отца. Потом переводит взгляд на мать. – А если бы классная не позвонила, вы бы сами не заметили, да?

– Если продолжишь так себя вести, я вызову священника и заставлю изгнать из тебя бесов, – грозится мать.

– Делай что хочешь. Мне все равно. Вы закончили? Это все претензии? – он поднимается и поворачивается к своей комнате. До спасительной двери всего несколько шагов.

– Послушай, я знаю, что тебе пришлось нелегко, – голос матери неожиданно добреет. Она берет сына за руку, поглаживает грубыми шершавыми ладонями. – Я понимаю, что ты потерял друга. Но он был грешником, а все грешники рано или поздно попадают в ад. Своим поступком он освободил тебя от порочной дружбы.

– Хватит! – вздрогнув, Демьян отмахивается от матери. Она, пошатнувшись, оступается и заваливается назад, но ее вовремя подхватывает под руки отец. – Мне осточертела ваша тупая мораль. Вы понятия не имеете, каково это – потерять друга… единственного друга. Да еще и так! Поэтому изгоняй бесов из кого-нибудь другого. Начни с себя, например!

Демьян забегает в комнату, захлопывает дверь и закрывает защелку. Снаружи по двери молотит кулаками отец, что-то крича, но он его не слышит. Побелка на стенах трескается. Демьян прижимается спиной к шкафу и хватается за голову. Слезы душат его, но и заплакать он тоже не может. Как же они все ему надоели!..

Распахнув окно, он выпрыгивает на улицу и убегает, куда глаза глядят. Серые носки быстро становятся черными, асфальт впивается в кожу и раздирает ее, царапает, бьет при каждом шаге, но эта боль ничто в сравнении с тем, как рвется его сердце.

Это он виноват в смерти Егора. Только он один.

Сидя во дворе, Демьян достает из-за пояса изрядно помятую пачку сигарет. Вертит, рассматривает содержимое: половина раскрошилась, другая половина помялась. Вытащив уцелевшую, Демьян сует ее в рот и сжимает губами. Закрывает глаза, вдыхает запах. Табак, пахнущий Самарой. Как бы он на нее ни злился, чувства все еще цепко держатся за сердце.

Прикурив у местных, Демьян возвращается, затягивается и заходится кашлем. Это совсем не похоже на тот раз, когда они с Егором пытались курить. Теперь у сигареты привкусы горечи, сожалений и безответной любви.

– Нашел что курить, Демьян. Ты так себя в могилу раньше времени загонишь.

Храмов поднимает голову. Юрий Борисович, отец Егора, неодобрительно щурится.

– Брось эту гадость, и пойдем-ка ко мне. Покажу, что настоящие мужчины курят.

Притушив бычок, Демьян бросает его в мусорное ведро и спешит за Полосковым. Они заходят в лифт. Саднящие ноги окутывает прохлада.

– Чего курил? Случилось что?

– Да нет. Просто… неважно.

Они заходят в квартиру. Демьян снимает изодранные носки и промывает ноги в биде. Обрабатывает раствором хлоргексидина, надевает предложенные Полосковым тапки и заходит в кабинет. Обычно сюда никого не пускали, а Егор и вовсе ходил мимо на цыпочках, потому как отец всегда вел какие-то суперважные переговоры.

Все осталось как прежде, только теперь в прихожей в шкафу не висела одежда Егора, его обувь исчезла из галошницы, куда Демьян заглянул сам не зная зачем.

– Идешь?

Демьян заходит в кабинет.

– Притвори дверь, а то жена зайдет, мешать будет. Садись в кресло.

Дорогая деревянная мебель, кожаные кресла, мягко поскрипывающие, когда в них садятся; стойкий запах табака, хрустальные пепельницы, шкафы до потолка. Не хватает: огромного плазменного телевизора на полстены, пепельницы, двух редких картин-оригиналов. Кожаные кресла на ощупь оказываются покрыты искусственной кожей, а дорогая деревянная мебель – обычным ДСП. Все такое же, как недавно, и в то же время – подделка. Демьян едва не протирает глаза. Хрустальная пепельница – заляпанная стеклянная фальшивка.

– Держи, – отрезав головку, Юрий Борисович протягивает ему сигару вместе с фамильной зажигалкой из платины. На ощупь такая же, как и всегда, значит, настоящая. – Не затягивайся слишком глубоко. Первый раз тяжеловат для начинающего.

– Я не начинающий… – бормочет Демьян, выполняя указания.

– Все так говорят, а потом готовы за хорошую сигару любые бабки выложить.

Пока Демьян борется с удушливым дымом в горле, смартфон Полоскова названивает и вибрирует по всему столу.

– Сиди тут, я отойду ненадолго, – Юрий Борисович выходит в коридор, закрыв дверь.

К горлу Демьяна подступает тошнота. Он прикрывает рот рукой, закрывает глаза. Дым будто выходит из носа, глотки и ушей одновременно. Глаза слезятся и застланы пеленой. Кашляя, Демьян поворачивает сигару. Перед глазами красными пятнами вспыхивает след на руке Егора. Демьян вглядывается в узоры скрученного табака и не раздумывая прижимает к коже. Крик рвется из горла, но он сдерживается. Откидывает сигару в пепельницу и смотрит на дрожащую руку. Ожог такой же, как у Егора.

– Простите, мне срочно надо домой, – Демьян вырывается из кабинета, задыхаясь от неожиданного открытия.

На пороге он запинается, и тапка слетает с его ноги. Он оборачивается. Полосков одними губами говорит «забирай» и отворачивается, продолжая обсуждать с кем-то «условия сделки». Демьян вставляет трясущуюся ногу в тапку и бежит, бежит что есть сил, пока не оказывается у полицейского участка.

– Я хочу написать заявление, – Демьян садится напротив участкового. – Как мне это сделать?

– Подожди, не торопись. Что ты собираешься писать? – притормаживает его Федор, отвлекаясь от монитора.

– Хочу, чтобы вы повторно рассмотрели дело Егора.

– На каком основании?

Демьян вытягивает руку с закатанным по локоть рукавом и показывает ожог.

– Вот.

– Что это?

– Ожог от сигары.

Федор не моргает.

Тишина растягивается как резина.

– У Егора был ожог от сигары.

– Не было.

– Был! Я сам видел. Потом он исчез.

– Может, тебе показалось?

– Нет! – Демьян подскакивает и расхаживает по кабинету. – Я уверен, что в этом виноват его отец. Он же очень богат, и сделать пластическую операцию, чтобы замаскировать собственные зверства, для него ничего не стоит.