Раздвоенное сердце

– Мы направлялись в Сент-Люсию. Сент-Люссия - это один из диких островов. Это то, что меня привлекло в нём. Я хотел что-нибудь пережить, а не только позагорать на пляже.

Значит, это была ещё одна из папиных старых, человеческих черт характера - его любовь к приключениям.

– У нас было полтора дня, чтобы осмотреть остров. Один день, начиная с обеда, и ещё целый день. Я взял автомобиль на прокат и решил на следующее утро начать экскурсию по острову. На карте была отмечена дорога, которая выглядела как круговой маршрут. Я прикинул, что мне для этого потребуется не более четырёх часов. Но я ошибся. Джунгли становились всё более душными и густыми, а выбоины стали такими глубокими, что я боялся, как бы что не случилось с машиной. Её амортизация скрипела и стонала. И у меня постоянно вырывало руль из рук. Местность мне не нравилась, но я так же не хотел разворачиваться. Здесь наверху больше не было туризма. Только разваливающиеся хижины, и когда я появлялся со своим гремящим автомобилем, жители выходили из своих жилищ и бросали на меня свои мрачные взгляды. Я нарушил их спокойствие, понимаешь? И это они мне ясно давали понять. Я никогда бы не подумал, что здесь будет такая бедность. Но из-за чего мне стало действительно страшно - это была погода и тот факт, что дорога не кончалась, а становилась всё более узкой и плохой. Между тем небо заволокли тёмные тучи. Влажность была настолько высокой, что я почти не мог дышать. У меня появилась ужасная усталость. И я просто должен был сделать перерыв, хотя уже смеркалось, а корабль отходил от пристани в десять часов. На Карибских островах становиться молниеносно темно. Там нет таких длинных закатов солнца, как здесь. Солнце буквально падает в море. Папа сделал паузу, продолжая смотреть в некуда. Видел ли он красное солнце между тёмными тучами Сент-Люссии? Я оставалась тихой, как мышь, чтобы не мешать ему вспоминать.

– Я сидел, значит, в этом открытом автомобиле, измученный, уставший, испытывающий жажду посередине пустыря. Моя карта показывала всё ту же картину: дорога, в конечном счёте, приведёт обратно к гавани. Но я больше не мог правильно оценивать время и расстояние. Я мог сделать лишь одно: немного отдохнуть и потом ехать дальше. Я думал о твоей матери, о маленьком человечке в ее животе. Об ультразвуковом изображении у врача, на котором ты кувыркалась, как маленький головастик. Это успокаивало меня. Я как раз задремал, когда птицы в лесу внезапно замолчали. Вдруг стало зловеще тихо. Это сбило меня с толку даже во сне. Я слишком устал, чтобы подняться, но слушал с закрытыми глазами. Я был уверен, что я единственный человек здесь наверху, когда решил сделать здесь перерыв. Но это чувство уверенности теперь ушло. А потом я почувствовал холодный, вцепившийся в меня когтями груз на спине. Беззвучно и с тяжёлым ударом, он упал на меня, появившись из ниоткуда. Он был тяжёлым, тяжёлым как человек, но когда я попробовал повернуть голову, я ничего не увидел, кроме тёмной тени и горящих глаз. Это было так, как будто в моё тело влили пульсирующий яд, но существо на моей спине оставалось беззвучным, я даже не слышал дыхания или храпа.

Я вздрогнула на моём зелёном диване и растёрла холодные ноги. Папа рассказывал спокойно и собранно, но казалось, что он ощущает ужас того времени до сих пор.

И я тоже чувствовала его, и меня невольно бросило в дрожь. Мой затылок покалывало, и хотя я знала, что за мной находиться только гладкая стена, я коротко оглянулась.

– Потом появилась боль – боль, какую я никогда до этого не испытывал. Резкая, колкая, и в то же время прекрасная и влекущая, что я подумал уступить ей. Я знал, что у меня текла кровь и что у меня должны забрать самое ценное в моей жизни - мои мысли о вас, мои чувства для вас. Мои мечты о вас. Те мечты, в которые я как раз хотел погрузиться, чтобы собрать побольше энергии. Но у меня появилось искушение их подарить. Хотя я и ненавидел это существо, которое с холодом и тяжестью висело на моей спине. Но оно потребовало ещё больше. Оно хотело, чтобы мы стали одним целым, хотело сделать меня таким же, как оно само. Оно хотело мои сны и мечты и моё тело. Я должен был полностью ему отдаться. Это было не только хищением. Это должно было стать превращением. Сегодня я знаю об этом. Тогда же я только догадывался. Превращение. Что за хорошее слово для того, о чём он говорил. А именно о крещении кровью, а не о чём-то другом. К счастью мой разум был сильнее - ну, может, это был не разум. Я не знаю, что это было. Я увидел твою мать перед собой, свою прекрасную жену с её маленьким животиком, который постепенно округлялся и в котором находилась ты. Я видел Пауля с его голубыми глазками-пуговками, и я не захотел отказываться от вашей любви. Я думал о тебе, Елизавета. О не рождённом, невинном ребёнке. Моём ребёнке.

Я сглотнула. Это не было секретом, что я всегда была папиной любимицей. Конечно, он любил Пауля, и конечно, мама любила меня, у меня никогда не было в этом сомнений. Но папу и меня связывало нечто большее. И как я теперь узнала, очевидно, так было с самого начала.

– Эти мысли дали мне силы, чтобы вырваться. Я ударил руками, и существо завизжало так, что у меня кровь застыла в венах. Перед моими глазами всё поплыло, превращаясь в размытое зелёное пятно. Поэтому я видел только расплывчатый образ. Но я знаю, что это был человеческий образ в лохмотьях, человеческий образ с неестественно горящими глазами и необычно бледной кожей, скорее серой, чем черной. Это все, что я мог увидеть в пылу схватки. Наконец, я сделал выпад, не прекращая бить существо. Ты не можешь себе представить, насколько оно было сильным. Тебе знакомы сны, в которых ты пытаешься от кого-то защищаться, но твои руки, словно свинцом налиты, и ты не можешь собраться с силами? Просто не получается? То же самое ощущал и я. Но я не хотел сдаваться.

С каждым новым ударом я думал о вас. Мысль о том, что ты вырастешь наполовину сиротой, если это существо получит желаемое, была невыносима.

– Ты меня не получишь!
– крикнул я фигуре и из последних сил вытолкнул ее из машины. Молниеносно я повернул ключ зажигания, мотор заработал и я надавил на педаль газа. Машину занесло, когда я стал набирать скорость - и при взгляде в зеркало заднего вида я увидел почему. Существо прицепилось сзади к машине и волочилось за ней. Его жадный взгляд не отрывался от моей спины. У него был такой голод. Теперь я специально направлял автомобиль в ямы, пока амортизация не угрожала сломаться, а я продолжал делать головокружительные повороты. Я ехал как чокнутый. В какой-то момент я понял, что машину стало легче вести - и я, наконец, осмелился, посмотреть во второй раз в зеркало заднего вида. Его там больше не было.

Папа остановился, повернулся и посмотрел в закрытое окно в темноту. Я положила ладонь себе на затылок. Он показался мне вдруг таким открытым и чувствительным.

– Я достиг корабля в последнюю минуту - он уже отплывал, и как раз отвязывали верёвки. Я сразу отправился в свою каюту и закрыл дверь на ключ. Что произошло потом - ну, это ты уже выяснила сама.

Папа потер руками лицо и вздохнул.

– Знаешь, Элиза, если у человека есть сильная воля, можно добиться многого. Но это не сработает, если нет ничего в жизни, за что стоит бороться. Но у меня было кое-что - моя жена, мой сын, моя не родившаяся дочь. Поэтому я заставил себя оставаться человеком. И из плохого сделать что-то хорошее, - объяснил страстно папа.
– Помогать другим людям, которые - но это сейчас неинтересно, - прервал он, как будто сказал слишком много.

– А как же мама?
– спросила я требовательно.
– Ты ей сразу рассказал об этом? Или она, как и я, узнала об этом случайно?

Папа посмотрел на меня на мгновение удивленно, а потом начал громко смеяться. Потребовалось время, пока он не успокоился.

– Элиза, Боже мой, а как ты думаешь? Я возвращаюсь из поездки, на спине полно шрамов, веду себя странно, внезапно не переношу прямого солнечного света - ты действительно думаешь, я мог бы обманывать Мию семнадцать лет?

– Меня ведь ты обманывал, - ответила я сердито.

– Ты никогда ничего не замечала, - сказал папа мягко, но твёрдо.
– Ты не знала меня другим. И мы хотели тебя защищать, так долго, на сколько это возможно.

– Защищать? Защищать меня?
– спросила я агрессивно, и мой голос сорвался от возбуждения.
– Ты говоришь о защите? Я живу вместе, не подозревая не о чём, с мужчиной, у которого голод на сновидения и мечты других людей и который может убить, чтобы удовлетворить свой голод. И ты говоришь, что не хотел мне ничего рассказывать, чтобы защитить меня? Я в опасности и мама тоже.

Я встала и попыталась отчаянно успокоить свои дрожащие руки, сунув их в карманы штанов. Но это не помогло.

– Ты не в опасности. Нет ни малейшего повода. Даже если бы я и похищал сны. Тебя бы сделало это максимум уставшей и подавленной.

Прекрасно. Максимум. Я смотрела на него сердито, но он только улыбнулся.
– У меня нет такой силы, как у других - не как у этого в Сент-Люсии. Сядь, Элиза, и послушай меня.

Я повиновалась, но с трудом заставила себя успокоиться.

– Я не знаю, почему это так, но кажется, что тут есть своего рода иммунитет. Может, это потому, что я очень много думал о тебе, когда был атакован. А может быть потому, что ты моя дочь. Моя собственная плоть и кровь.

Во всяком случае, ты для меня так же интересна, как кусочек тоста. Если посмотреть технически на голод на сновидения.

– О, спасибо, - огрызнулась я, но не смогла сдержать улыбку, которая приподняла уголки моих губ вверх. Было заманчиво поверить ему. Иммунитет. Но могла ли я быть уверена, что он говорит правду?

– А мама? Что с ней? У тебя к ней такой же иммунитет?
– упорствовала я.

– Я никогда не угрожал безопасности твоей матери. Вообще я ещё ни разу не похищал сны ни у одного человека. Чтобы выжить, мне этого не нужно. Было бы просто легче, если бы я делал это. Соблазн очень велик. Вот и всё. Ты ведь мне веришь, не так ли?

Я очень сильно хотела ему верить. Но то, что он сказал о соблазне, звучало в моих ушах крайне тревожно. Что случится, если сила воли отца внезапно сломается? Если мама и папа поругаются? Или если я пойду против него?

– Я её защищал, когда только можно. И когда мне казалось, что будет слишком трудно, тогда я отсылал её.

– Спа-отдых, - высказала я внезапно шепотом свои мысли.

Я всегда думала, что это мамина причуда. Когда она внезапно объявляла, что хочет поехать на пару дней в спа, потому что она так устала. От чего, спрашивала я себя всегда. Ведь мама не работала.