Раздвоенное сердце

– Угощайся!
– поощряла она меня.
– Вестервельдские блины с яблоками - хороши для нервов.

– О, это то, что нам нужно, - театрально простонала Майке и нагрузила свою тарелку.

– Почему это?
– спросила я неубедительно.

Уже первый кусочек наполнил меня солнечными воспоминаниями детства. Блины с яблоками - их я ела в последний раз у бабушки в Оденвальде.

– Ах, ты. Для тебя это такая лёгкая задача. Курсовая неделя! Следующий понедельник, четверг, пятница. Кто это вообще выдумал - курсовую неделю? Не нужно людям такого стресса!

Ах да. Точно. Курсовая неделя. Даже про это я полностью забыла. Я, должно быть, выглядела очень несчастной, потому что все разразились искренним смехом, даже сёстры Майке.

– Она пишет только на единицы, - сказала Майке.
– И всё равно ты скривила такую рожу, - она засмеялась.

– Хм, - ответила я только и засунула следующий кусок утешительного блина с яблоками в рот, в то время как отец Майке мне одобряюще подмигнул.

Я чувствовала себя полностью засахаренной и сладкой. Следующие два часа я ползала на коленях по поляне и рвала одуванчики.

Вначале я ещё думала о клещах и обо всём том, что я об это читала, но мысль о менингите не могла меня больше напугать в этот странный день. Даже если это случиться, подумала я и пожала, вздыхая, плечами. Маленькая сестра Майке наблюдала за мной, улыбалась, забавляясь, и открыла очаровательный ряд отсутствующих зубов.

С удивительной силой толстые кролики вырвали сорняки из моих рук. Майке стучала молотком, как эксперт, исправляя что-то в обветшалой клетке. После этого она хорошо в ней убралась и заново её оборудовала, в то время как я испортила свои очень дорогие белые брюки, пытаясь справиться с тяжёлой задачей - помешать сбежать кроликам. Но и на это мне было плевать.

Майке и я много не разговаривали, а если и говорили, то о несущественных вещах: о школе, об одноклассниках, об учебном материале. Только когда клетка была снова целой и кролики, жуя, въехали в их отремонтированный дом, Майке задала мне вопрос.

– Кёльн довольно классный, не так ли? По сравнению с этим?

Ещё две недели назад я бы сразу ответила да и начала бы о нём рассказывать. Но солнце, которое со всей силой жгло нам в спины, сделало меня ленивой для разговора.

Хотела бы я быть сейчас в Кёльне, в моей старой жизни? Конечно, это было бы проще. Всё было бы проще. Я бы никогда не познакомилась - небольшая буря поколебала моё сердце - с проклятым Колином. Я бы не знала, что случилось с моим отцом, а Тобиас не стал бы ухлестывать за кем-то другим, и мы, может быть, стали бы даже парой. А Гриша...

Я посмотрела на жёлто-зелёные пятна на моих коленках, вдохнула и выдохнула один раз, а потом вяло сказала:

– Ах, знаешь, вообще-то Кёльн уродливый. Слишком много улиц, слишком много машин, а воздух смердит. Там нет ничего особенного.

Майке уставилась на меня, смотря в течение нескольких секунд, потом снова легла на траву, и смех сотряс всё её тело. Её сёстры смеялись вместе с ней, хотя они сидели довольно далеко от кроликов и не знали, о чём мы говорили. Я пыталась выглядеть по возможности достойно.

– О, Эли, ты такая дурная, - задыхалась Майке, схватившись за свой левый бок.

– Почему это вдруг?
– капризно спросила я и потёрла нервно пятна от травы на моих брюках.

– Ты приезжаешь сюда, смотришь на всё свысока, одеваешься как модель, ни с кем не разговариваешь - я имею в виду, каждый из нас думал, что ты всё здесь ненавидишь, а Кёльн – это, должно быть, рай. А теперь ты говоришь, что он уродливый.

– Я не такая, - сказала я тихо.
– Я не модная кукла.

Майке на мгновение задумалась, поглаживая серого кролика на своих коленях за его дрожащими ушами.

– Это может быть и правда, - ответила она так же тихо, и улыбка исчезла с её лица. Печально она посмотрела на меня.
– Я всё-таки не имею представления, кто ты.

Я тоже, подумала я устало. Менее чем когда-либо. Только одно я точно знала: это было приятно - ползать здесь по земле и портить свои брюки. Приятно, но это был не мой мир. Тоже самое чувство посещало меня в Икеи, когда я садилась там в полностью оборудованную однокомнатную квартиру и коротко представляла, что она моя.

Но я была слишком хаотичной, чтобы содержать квартиру, даже в течение трёх часов, в таком образцовом, правильном состоянии, поэтому я не могла этим наслаждаться. И вот сейчас я внезапно просто захотела уйти, и от привкуса сладких блинов с яблоками мне почти стало плохо.

Чтобы отвлечься, я наблюдала, как мать Майке приклонилась перед своей маленькой дочкой и встревожено посмотрела в её лицо.

– Ты что-то очень бледная, моё сокровище, - сказала она и стряхнула две травинки с её плеча.

Я опешила. Сцена показалась мне очень знакомой, как будто я уже её один раз видела - нет, как будто я сама пережила её. Конечно, мой обморок.

Трава на моей одежде. Мёртвая стрекоза в моих волосах. Точно так же на меня смотрела моя мама, когда я поздно пришла с установки Кнайппа. Её ссора с отцом в кабинете - а потом её странные вопросы, после того как я, как лунатик, ходила во сне...

Я быстро встала. Зачем врать, что у него иммунитет. Мама думала совсем по-другому. Неужели папа меня всё-таки атаковал? С удивлением Майке посмотрела на меня.

– Я поеду домой. Ты ведь знаешь, мой отец.

Из-за запаха жира и блинов меня снова затошнило. Я должна выбраться отсюда и поговорить с мамой, прежде чем папа придёт домой. Майке проводила меня до автобусной остановки. Пока я там ждала одна, из-за внезапной послеобеденной жары начало рябить на асфальте, и я поймала себя на мысли о том, что завороженно смотрю в сторону каждой из немногих проезжающих мимо меня машин. Нет. Никакого чёрного внедорожника. Никакого Колина.

Напротив паслись коровы, и если не приближался автомобиль, то стояла медитативная, по-летнему знойная деревенская тишина. Но в моей голове царила война. Я дрожала при мысли, что возможно папа похищал мои сновидения. Если что-то и принадлежало мне одной - так это были мои сны. Он мог взять у меня всё что угодно, но только ни это.

Наконец приехал автобус и отвёз меня в Кауленфельд. Дорогу от остановки до нашего дома я бежала. В виде исключения я нашла маму не в огороде, а в швейной комнате. На полу лежали несколько порванных кусков ткани, а на её лбу выступили маленькие капельки пота.

– Ну, Элиза, - сказала она мягко.

Элиза. Так называл меня всегда только папа.

– Мама!
– закричала я обеспокоенно.
– Ты думала, он меня атаковал, не так ли? Ты думала, он атаковал меня! Почему ты ничего не сказала мне, почему ты меня не увезла? Как ты можешь жить с кем-то, как он? Как ты это допускаешь?

– Я могу, - сказала она твёрдо, выключила швейную машинку и положила свои руки на колени.

Земля из огорода оставила чёрные края под её коротко подстриженными ногтями. И всё равно я считала её руки красивыми. Умелые руки. Мои собственные выглядели слишком нежными и бледными по сравнению с её.