Разлив. Рассказы и очерки. Киносценарии
Шрифт:
Фрунзе. А, Катерина Тарасовна! (Обращается к остальным.) Девушка очень хочет воевать. Может быть, определим ее тоже в часть к товарищу Куцыбе?
Катерина. Спасибо вам. (Она низко кланяется в пояс.)
Фрунзе (Куцыбе). Враг не должен быть в Юзовке. Вы поняли меня?
Куцыба (хрипло). Понял.
Фрунзе (Кузнецову). Вы поняли меня, товарищ Кузнецов?
Кузнецов. Понял, товарищ командующий.
Фрунзе (обращаясь ко всем). Мы должны
– - -
Колокольня сельской церкви. На колокольне наблюдатель — Катерина Голубенко. Она в солдатском ватнике, юбке, башмаках с обмотками, возле стоит винтовка.
Некоторое время она смотрит в бинокль, потом, заслышав скрип шагов по лестнице, опускает бинокль, оглядывается.
Появляется Кузнецов. Он угрюм и взволнован.
Кузнецов. Ничего не видать?
Катерина. Нет пока.
Кузнецов садится на ступеньку.
Кузнецов. Душа не на месте. Давно б уже надо выступать, а мы все стоим. Говорит — приказу нет, а дорога на Юзовку свободна. Что, ежели он — подлец? Что я Михаилу Васильевичу скажу? И ни одного коммунара в полку. Тоже — часть!.. А ты гляди, гляди, ты меня не слушай. (Катерина смотрит в бинокль.) Я ведь почему с тобой говорю? Потому, что я тебе верю. Я, может быть, таких вещей рядовому бойцу говорить не должен. Но у меня к тебе вера. Я тебя считаю за полную коммунарку. Я тебе верю…
Катерина (вдруг вскрикивает). Гляди, гляди, что там показалось, на шляху! (Передает бинокль.)
Кузнецов (смотрит и в страшной ярости кричит). Продал, подлец! Это ж беляки! Так я и знал! Мимо нас, прямо на Юзовку… Подлец! Подлец! (Опрометью бросается вниз по лестнице, за ним Катерина.)
– - -
Довольно чистая, обжитая хата. Знамя прибито за концы на стене. На знамени надпись: «Первому непобедимому имени товарища Ястребова полку», «Смерть врагам революции!»
На кровати сидит командир полка Куцыба. Он без сапог, в расстегнутой гимнастерке. На скамье, на табуретах сидят батальонные и ротные командиры его полка. Одни из них в матросских бескозырках и богатых шубах, другие в драгунских и пехотных мундирах, без погонов. По тому, как они одеты и как себя держат с командиром полка, видно, что полк с партизанским душком.
Куцыба. Тут, стало быть, сижу я, тут товарищ Ястребов, а тут командующий…
Один из командиров. Кто?
Куцыба. Товарищ Фрунзе. «Вы, говорит, товарищ Куцыба, командир первого непобедимого полка?» — Я, говорю, а сам поглядываю на нашего ясного сокола, на Степочку…
Голос. На кого?
Куцыба. На Ястребова. А он молчит, будто не его это дело. Тут встал я, значит, и говорю: «Вы, говорю, товарищ командующий, хотя и старый военный, в старой армии имели большой чин…»
Распахивается дверь,
в хату врывается Кузнецов, за ним Катерина..Кузнецов. Проспали, товарищ командир! Беляки идут шляхом на Юзовку. Немедля подымай полк!
Все встают. Один Куцыба неподвижен.
— Да не может того быть! По диспозиции-то никак не выходит. Видно, чевой-то вам померещилось, товарищ. комиссар.
Кузнецов. Да как ты можешь… Вон у нее спроси!
Катерина. Истинная правда, товарищ командир. Кавалерия идет шляхом на Юзовку.
Куцыба. Только тихо! Зачем панику разводить. Может, то наша кавалерия…
Кузнецов. Товарищ Куцыба! Не время разговаривать! Немедля подымай людей!
Куцыба. Святой воинский долг — блюсти дис-циплилину. У меня приказа нет, выступать я не могу.
Кузнецов. Ах, ты вот какой? Товарищи командиры! Не слушайте его. Все по своим местам! Я сам поведу полк под свою ответственность…
Куцыба. Замолчь! С каких это пор взял ты моду подбивать бойцов супротив высшего командования?
Кузнецов (яростно). Это ты нарушил приказ высшего командования, приказ товарища Фрунзе. Ты есть для меня предатель, а не командир! Там люди наши погибают. За мной, товарищи! (Бросается к двери.)
Командиры в замешательстве.
Куцыба. Задержать его! Арестовать!
Кузнецова схватывают у дверей. Он вырывается. Ему скручивают руки. Он кричит:
— Подлец! Подлец!
Катерина смотрит на все расширенными от ужаса глазами.
– - -
Салон-вагон Фрунзе. Ранний вечер. Закатное солнце бьет в окно. Где-то на путях в эшелоне поют:
Белая армия, черный барон
Снова готовят нам царский трон.
Но от тайги до британских морей
Красная Армия всех сильней…
Фрунзе, по-портняжьи поджав под себя ногу, изучает карту. Изредка он поглаживает свой бобрик. Иногда мурлычет песню, мотив которой доносится, сюда, в салон-вагон.
Входит Снетков:
— Михаил Васильевич, кашки гречневой.
Фрунзе. Что ж, давай кашки.
Они сидят за столом и деревянными ложками уплетают кашу.
Снетков. Плохо дела-то идут?
Фрунзе. Пока — плохо.
Снетков. Эх, помню в Иванове, при проклятом-то капитализме, был ты, Михаил Васильевич, еще совсем молодой и очень ты был беззаботный.
Фрунзе. Разве я уж так стар?
Снетков. Очень ты тогда за одной аптекаршей ударял.
Фрунзе (смеется). Чудак. Мне не аптекарша нужна была, а аптека. Для чисто конспиративных целей.