Разлив. Рассказы и очерки. Киносценарии

Снетков. Рассказывай…

Фрунзе (Откладывает ложку, смотрит на Снеткова). Плохие люди есть среди нас, Иван Петрович. Ты замечал?

Снетков. Еще бы не замечать! А ты плохих гони. Ищи хороших.

Фрунзе. Вот что — позови-ка ко мне товарища Белоусова.

Фрунзе один в салон-вагоне. Входит Белоусов. Почтительно, по-военному опустив руки, останавливается в дверях.

Фрунзе. Войдите, Петр Степанович, присаживайтесь.

Белоусов проходит, садится.

Фрунзе. Вам сколько лет, если не секрет?

Белоусов. Пятьдесят один. Я выпуска девятисотого года.

Фрунзе. А по роду оружия?

Белоусов. Пехота. Был подполковником.

Фрунзе. По возрасту вам генералом бы надо быть. А? (Смеется.) Вы в шахматы играете?

Белоусов. С удовольствием… Да… что ж, знаете ли, батюшка мой из военных писарей, трудно было попасть в академию.

Они расставляют фигуры, разговаривают.

Белоусов. Позвольте вас спросить, товарищ командующий…

Фрунзе. Вот что, Петр Степанович, разговариваем мы с вами не в служебном порядке, и я бы чувствовал себя проще, если бы вы называли меня попросту Михаилом Васильевичем.

Белоусов. Хорошо. Я вот что хотел спросить: вы человек без военного образования, насколько я знаю, откуда же, разрешите спросить, ваши военные познания? Где-нибудь вы все-таки обучались?

Фрунзе. Главным образом в тюрьме, Петр Степанович. Особых дел в тюрьме, как известно, нет… Вот и почитывал Клаузевица, Жомини. Не говоря уже об Энгельсе… Не боги горшки обжигают!

Они расставили фигуры, молча играют.

Фрунзе. Петр Степанович! Скажите мне прямо и откровенно, как русский военный человек: во всем ли вы согласны с планами, которые развивает товарищ Семенов и поддерживают близкие к нему люди, в частности товарищ Ястребов?

Белоусов молчит.

Фрунзе. Я жду ответа, Петр Степанович.

Белоусов. По правде говоря, я с ними вовсе не согласен. Это — планы капитуляции.

Фрунзе. А почему же молчали? Получается, будто поддакиваете?.. Нехорошо.

Белоусов. Видите ли… Видите ли, Михаил Васильевич… Кто я? Военспец. В прошлом золотопогонник. А ваши споры — отражение других, более глубоких споров, в которые вы меня не посвящаете, о которых я могу только догадываться. Да и вообще с моим мнением могут не посчитаться.

Фрунзе. Вот видите, как вы нас, большевиков, неправильно понимаете. Клаузевиц был повыше вас чином. Прусский генерал! А с ним мы считаемся, да еще как… Не бойтесь! Никогда ничего не бойтесь, говорите по совести, по правде… Военный человек, Врангеля и Антанты не боитесь, а правду сказать боитесь!..

Белоусов (подумал). Да, возможно, вы правы. И я, рад, что вы мне это сказали.

Фрунзе. Теперь я скажу вам, зачем я вас вызвал. Скажите мне так же откровенно: уверены ли вы, что Ястребов не пустит в Донбасс части генерала Борщевского?

– - -

Разрыв снаряда. Еще два разрыва. Из-за дыма вырисовывается покосившаяся, наполовину оторванная вывеска железнодорожной станции Юзовка.

Еще падают снаряды. Взрывается цистерна с нефтью. Между путями и по путям скачут белые всадники.

Рота красноармейцев отстреливается в переулке поселка. Мы видим потемневшее от порохового дыма, крайне усталое, но мужественное лицо Матвеенко. Он яростно отстреливается.

Налетела белая конница. Рубит красноармейцев. Множество всадников соскакивает с коней, хватает красноармейцев. Трое схватили Матвеенко, подмяли его под себя.

Одинокий вагон в тупике. Из вагона волокут лысого, одетого во френч человека благообразной наружности. Он потерял голос от страха, еле слышно хрипит:

— Недоразумение! Клянусь вам, это недоразумение! Господин офицер, клянусь…

Его волокут по путям в здание станции…

Станция. Помещение для пассажиров 1-го и 2-го классов.

Полковник французской службы Дюваль и генерал Борщевсклй за походным погребцом. Непринужденно беседуют среди походной штабной суеты. От отдаленных выстрелов дребезжат стекла.

Борщевский. Вот мы и в Юзовке… Как же вы все-таки представляете себе карту будущей России?

Дюваль. В общих чертах нас устраивает побережье Черного и Азовского морей… в качестве мандатной территории. Затем ваши железные дороги, чтобы обеспечить платежи России по старым и новым долгам. Хлебные области — Украина, Дон, Кубань — реализуют свой урожай с нашей помощью. Наконец, Донецкий бассейн всегда был сферой наших интересов. У англичан есть кое-какие виды в отношении Баку…

Борщевский. Ну, Жорж Альбертович (покрутил головой)… даже я считаю ваши дезидераты несколько преувеличенными.

Дюваль (с нескрываемой иронией). Даже вы?

В это мгновение оглушительно хлопает входная дверь, грубо вталкивают человека во френче — это его вытащили из одинокого вагона, стоявшего в тупике.

Офицеры, которые привели пленника, положили перед Борщевским смятые бумаги.

— Комиссар, ваше превосходительство… Притом из крупных.

Борщевский брезгливо придвигает к себе бумаги, читает:

«Всеукраинский совет народного хозяйства настоящим удостоверяет, что предъявитель сего товарищ Быков, Николай Николаевич, есть действительно уполномоченный Главтопа по Юзовскому району…»

Борщевский (отодвигает бумагу. Повернулся к офицеру). Багажные веревки есть?

Офицер. Найдутся, ваше превосходительство.

— Повесить!

Но в это мгновение Борщевский видит повергающую его в изумление сцену. Полковник Дюваль бережно помогает подняться человеку, упавшему на пол, и произносит с уважением: