Разношерстная... моя

– И чего расселся?! – выскочив из поварни, заблажила рыхлая тетка поперек себя шире. – Мне до ночи ждать, покуда ты разродисся?!

Ее Немой заметил сразу. Но суетиться и не думал. Неспешно опробовал пальцем наточенное лезвие. Так же неторопко поднялся и направился к безмятежно жующей козе. Девчонка чуть не пополам сложилась, изучая землю. Немой осторожно сдвинул ее в сторонку, отвязал козу, и поволок обед государыни куда-то за поленницу. Девчонка же, скоренько окинув взглядом двор, юркнула в дверь и прикрыла ее за собой. Нынче она твердо вознамерилась обрести пару дорогих серег. Приданое – дело нешуточное, им не разбрасываются. Особо этаким драгоценным.

Ялька прошарила весь двор и глазами, и внутренним чутьем: покуда никого. Еще бы. Вечереет, жара, на которой кусок в горло не лезет, спала, и все усаживаются обедать. Гул из бабьих мастерских переместился вниз в поварню. Туда ж все последнее время стягивалась дворня с конюхами. И дружинники, небось, давным-давно расселись в своей трапезной, что в этом же доме, но подале отсюда. Словом, коли долго не рассусоливать, можно скоренько спуститься и заняться девчонкой. А то, не ровен час, сбежит, наплевав на вторую серьгу. Ялька решилась, поднялась во весь рост и обернулась вороном, какому позавидовал бы любой толстомясый глухарь. Она спорхнула с карниза, перекинулась обратно и сиганула в оставленную дверную щель. При этом сшибла затаившуюся за ней девчонку. Та, видать, ждала, обуянная жадностью, покуда Немой не утопает на поварню. Тогда уж без помех можно облазить здесь каждую пядь земли.

– Ты чего?! – пялясь на Яльку, обалдело возмутилась плюхнувшаяся на задницу девчонка.

Оборотенка не ответила. Зато в ее руке сверкнула вожделенная пара дивной находке. Девчонка тотчас позабыла и прежний испуг, и поднятую им злость. Она лихо подскочила, протянула руку и выпалила с придыханием, чуть ли не из самого нутра:

– Отдай! Это моя!

– Врешь, – насмешливо скривилась Ялька.

– Моя! – вытаращилась девчонка и пригрозила: – Отдай, а то, как заору! Сюда мигом примчатся… Наши примчатся. Уж тогда-то разберут: что ты за приблуда такая? И чего сюда заявилась.

– Ага. А после и серьги отберут, – не погнушалась угрозой и Ялька.

Девчонка захлопнула рот и озадаченно раззявила его сызнова. Она мучительно соображала: как бы ей подставить под тумаки приблуду, но самой на том не погореть. Тетка Простя и ей вломит за то, что сбежала на поварню. А должна была вымести гостевую горницу матушки-государыни. Она и не заметила, как с перепуга выболтала это вслух.

– Это которую? – вполне себе равнодушно поинтересовалась приблуда. – Ту, что по леву руку от крыльца?

– Вот еще, – буркнула девчонка. – Она вовсе и не там. Она вовсе рядом с ее спаленкой. По праву руку. А по леву другая гостевая. Та для большого выхода.

– Так у матушки чего, две гостевых? – нарочито подивилась Ялька, изобразив простушку.

– И даже целых три, – загордилась девчонка так, будто те гостевые были ее личными. – Это ж тебе не боярские хоромы. Тут, чай, государи проживают.

– Тебя как кличут? – уважительно полюбопытствовала Ялька.

– Вешкой, а чего?

– Вешка, хочешь, я тебе и вторую серьгу отдам?

– Х… хочу, – неуверенно проблеяла та, но тотчас забеспокоилась: – А чего взамен?

– Да ничего, – пожала плечиком Ялька. – Посидишь тут чуток, покуда я не уйду, и довольно с тебя.

– А ты кто такая? – подозрительно сощурилась Вешка.

– А еще, – напористо перебила Ялька, – дам тебе зелье, от какого все прыщики с лица пропадут.

Девчонка заполошно ухватилась за щеки, где и впрямь красовались мелкие прыщи.

– Моя бабка знахарка, – нажимала Ялька. – Она такие прыщи враз выводит. У меня вон все повывела. Я ее снадобье везде с собой таскаю. Да прихлебываю в свое время. Глянь, какое у меня лицо, – покрутила она головой, дабы показаться со всех сторон.

В полумраке не разглядеть, вот и подгребла к ней эта дуреха, дабы не обмануться.

– Чистенькое, – завистливо признала она.

– А то. Прежде-то меня, почитай, каждый день обметывало этой пакостью. А нынче красотища, – сдержанно похвасталась Ялька.

– Я согласна! – горячо выдохнула Вешка. – Посижу. Тока самый чуток! Давай.

Ялька выудила из бабулиного мешочка глиняную махотку, запечатанную не воском, а деревянной затычкой. Подцепила ее зубами, вытащила и протянула махотку нетерпеливо переминающейся девчонке:

– Тока чуть-чуть. Мне тоже надо…

Та выхватила махотку и опрокинула ее в себя целиком – так приспичило бедолажке поднабраться красоты.

– Вот же дура, – пробормотала под нос слегка опешившая Ялька.

– Сама дура! – злорадно выпалила Вешка. – Зажилить хотела? Я, чай, не клуша деревенская. Насквозь тебя вижу.

Она еще немного повеличалась тем, что прислуживает в покоях самой государыни. Но быстро сомлела. Ялька не без труда дотащила ее до темного угла и свалила прямо на пол. Там, первым делом, забрала бабулину серьгу – облопается эта крыса последнее у сироты забирать. Чуток отдышалась да приняла чужой облик, хотя на Вешкины стати ее немножко не хватило. Затем стянула с девки сарафан, рубаху, сапожки и даже ленту не позабыла. Так и завалила ее пустыми дерюжными мешками в одной исподней рубашонке. Небось, насмерть не замерзнет. Зелье, понятно, сильненькое, да было его в махотке сущие капли. Может, уже к ночи глаза продерет. А не продерет, так Ялитихайри до того никакого дела – размышляла она, влезая в сарафан. Споро обувшись и на ходу вплетая в косу ленту, Ялька выскользнула наружу. А там уж понеслась со всех ног к государыниным хоромам, огибая хозяйственную домину.

У крыльца ее не задержали – с какой стати? Небось, Вешку в кремле каждая собака знает. А то, что она внезапно схуднула, так ничего. Круглые щечки и мордаху, что твой блин, Ялька слепила один в один. Ну, да это все ее мало заботило. Облик-то она переняла, а вот память Вешки осталась при хозяйке. И разыскивать покои Твердиславы придется, понадеявшись лишь на звериный нюх Ялитихайри. Нет, запаха государыни она знать не знает – откуда бы? Но сторону, в какой нужно искать, разведала. И следочки Вешки распознает, как бы давно та не бегала этим путем. Забравшись путаными лестницами да коридорами на третий уровень, Ялька принюхалась. Оказалось, что бегала им девчонка вот только-только. Прям, будто перед самым носом и пробежала – Ялька скользнула в приоткрытую дверь, куда уходил след.

Длинная горница с расписными стенами да богатыми резными лавками заканчивалась другой дверью. За ней лежали привычные глазу покои, в каких бабы с девками занимаются рукодельем. Как те в хоромах боярина Оброна, где Ялька учинила погром, убегая вслед за Таймиром от его полюбовницы Драганки. И так же, как там, из этих покоев уводили три двери. След Вешки терялся под срединной, и Ялька приникла к ней ухом. Едва и успела отскочить прочь да залезть под стол. Богато расшитая скатерка на нем повисала краями до самого пола, надежно укрыв ее от двух нежданных вторженок. Одну по голосу узнала сразу: та самая Тайка, что тут, видимо, в силе. Старательно принюхалась, запоминая ее запах, пока она сухо отрывисто наставляла другую деваху:

– Сядешь под дверью. И чтобы мне никого! Хоть с ножом кидайся, но к государыне никого не впускай. И то диво, что она придремала, наконец-то. А уж коли ее кто потревожит, так и тверди, мол, Тайка прознает, самолично прирежет.

– А коль из ближников кто? – проныла запуганная девка.

– А ближникам прямо скажешь, дескать, спит матушка. Они ведают, каково это ей нынче дается. Ближники-то, как раз, к ней и не сунутся. У них на плечах головы, а не задницы. Они все мужи смысленные.

– Одна не сдюжу, – набравшись решимости, воспротивилась девка. – Дозволь, сгоняю по-быстрому за Любшей. Та-то коровища знатная. Как размахнется ручкой, так любого охальника…