Разношерстная... моя

От постоялого двора к северному тракту вела дорога вкруг столицы, но Ялька ею отчего-то пренебрегла. Помчалась куда-то западнее в темнеющий густой лес. Девушка пожала плечами и поскакала следом. В лесу оборотенка привела подругу на крохотную полянку – так, куцая проплешина средь высоких сосен. Тут она перекинулась собой и указала бабулину схоронку. Тайка разгребла залежи древней прелой листвы и накиданной на крышку погребка земли. А когда повытаскивала Отрыжкино добро, да развернула перевязанные бечевой шкуры, у нее глаза на лоб полезли.

– Мы когда с бабулей уходили, она свое знахарское добро сюда упрятала, – поясняла между делом Ялька. – С собой лишь чуток взяла.

– Это ж целое богатство! – восхищалась Тайка, перебирая глиняные и даже стеклянные горшочки-махотки, залитые воском. – За Отрыжкой в зельях мало, кто угонится. Она меня учила, да жаль, мало. Все недосуг было с этой службой распроклятой. Знать бы тогда, какой Твердислава сукой себя покажет.

– Ну, вот и забирай себе все, – боле не пожелала Ялька поминать казненную государыню. – Это тебе наследство от бабули. Там где-то еще всякие записи ее хранятся. Тока мы их искать не будем. Некогда. После разберешься. А сейчас сгребем все без разбору…

– Ялька, я не могу, – растеряно шарила глазами по знахарскому добру Тайка. – Ты просто дура непутевая. Даже не ведаешь, чем разбрасываешься.

– А мне оно зачем? – искренно удивилась оборотенка. – Я ж для знахарства негодная оказалась. А тебе в самый раз. Давай скорей все кончим, – взмолилась она. – Мне здесь уже и вовсе невмоготу оставаться. Я к Свантару хочу.

Тайка не стала препираться. Безжалостно повыкидывала из седельных мешков половину заготовленного в дорогу барахла. Осторожно уложила драгоценную находку. Наново увязала мешки и повела кобылу вслед за трусившей впереди молодой волчицей. Только теперь она осознала, какое наследство свалилось на ее голову. Что там Отрыжкины зелья или знания, писанные на бумаге – Тайка должна была сберечь ее внучку. И вырастить эту бестолковушку. А там будь что будет. Рядом с тревогами о будущем в ней незаметно скончалось любопытство за судьбу покинутой государыни. Как ее убила Ялька? А оно важно? Важное бежало впереди нее и помахивало хвостом. И лес, казалось, сам расступался перед оборотенкой, будто она и вправду какая богиня.

Глава 14

Глава 14

Таймир спешился. Багрена на дор харчевни он ввел под уздцы – гонористый молодчик все норовил гордо вскинуть башку. Да косил презрительным глазом на прочих сородичей более неказистых статей, что полусонно хрумкали овсом у кормушек. Имя свое он получил в память об ушедшем на покой батюшке, от которого унаследовал багряные бока. Одарил ли его старина Багр еще и своими мозгами, покуда не прояснилось. Оттого-то Таймир и не злоупотреблял лихими конными наскоками в чужие дворы – Багрен порой не знал меры, распугивая народ. Что до харчевни Югана, сотник дружины Тайной управы нарочито спешивался у ворот, дабы выказать уважение к заурядному хозяину харчевни. Пусть тот и не был простым торгашом. Сам Юган, понятно, по лесам да трактам уже давненько не бегал. Как-никак, четвертый десяток вот-вот за плечи закинет. В силе мало, что потерял, но как-то несолидно. У него для таких дел имелись несколько ватаг молодых да борзых, кто ходил под Батей и не вякал. Ибо с Батей они всегда были сыты и удачливы.

Никто уж и не упомнит, кто и в какой день впервые наградил Югана этим прозвищем. Почивший шесть лет назад старый Перай – имени которого уже тогда мало, кто помнил – передал любимцу и свою харчевню, и кубышку, и памятное прозвище. Годы летели, гибли бывалые разбойники, появлялись в ватагах новики. А у южных торговых ворот Стольнограда навечно утвердилась харчевня Бати. И в ней все так же заправлял высокий – косая сажень в плечах – остепенившийся разбойник, о котором слагали роскошные сказания и тучи мелких нелепых врак. Правда, нынешний кой в чем переплюнул прежнего. У нынешнего-то в дружках-приятелях беззастенчиво числились сам старшна Тайной управы да сотник. Хранивой за какие-то шесть лет заметно сдал. Еще боле высох и почти бросил таскаться к полюбовницам. На башке и в бородке средь седины уже было не сыскать ни единого живого волоса. Однако остроты его ум не утратил. Да незыблемым оставалось положение государева ближника.

Одно лишь изменилось в нем со всей определенностью: Милославу он служил не за страх, а за совесть, но близости, какая у него была с Твердиславой, не позволял. Таймир знал, что сам Государь о том немало сожалел. И даже явственно тянулся к племяшу заковыристого старшны. Но сам Хранивой закрылся от Милослава накрепко. С того самого дня, как сгоревшая в телесных муках Твердислава испустила последний вздох. Государь так и не узнал всей подоплеки матушкиной смерти. А от упоминаний о какой-то там оборотенки отмахивался, как и от любых бредней о колдовстве, нечисти и прочей дребедени. Он был прирожденным воином и вполне себе созревшим властителем, в душе которого не было места для волшебной брехни. Хранивоя это несказанно радовало. Он приложил уйму усилий, дабы Яльку забыли все, кто хотя бы разок о ней слыхал.

Сама же Ялька… Таймир тряхнул головой. Выругался сквозь зубы и в тысячу тысячный раз запретил себе думать об этой поганке. Канула и канула – нечего старое ворошить. Хотя он и не ворошил вовсе. Эта гадюка сама являлась в его голову при любом мало-мальски подходящем случае: нахально и по сто раз на дню. Подскочивший к нему мальчишка-прислужник вцепился в повод замызганной хваткой ручонкой. Дескать, чего ты, сотник, застыл столбом? Конь-то вон весь истомился: пить хочет да и пожрать не прочь. Пацан смотрел храбро, но без вызова – чтил сердечного дружка своего хозяина, пусть и державника. Таймир отпустил повод и выудил из поясного кошеля серебрушку. Мальчишка принял ее с поклоном, солидно – не подзаборник какой бросовый. Чай родный сынок разбойника из бывшей ватаги самого Югана. Батюшка сгинул где-то на чужой сторонке, но вожак его семейство без куска не оставляет – с совестью знается.

– Чего смурной? – ехидно сверкнули из-за стойки глаза Бати, едва Таймир перешагнул порог харчевни.

– Боле, чем обычно? – хмуро осведомился тот.

– Да нет, боле уже некуда, – на миг непритворно посерьезнел Батя, да не пожелал трепаться о важном во всеуслышание: – Жрать будешь?

– Давай, – Таймир припомнил, что с утра в брюхе пусто. – И самогона. Тока твоего подай. Собственноручного. А какое попало дерьмо мне не суй – не скаредничай.

Он приналег на стойку раскинутыми локтями и сгорбился.

– Не рановато? – усомнился Батя. – Иль все дела переделал?

– Юган, не тереби меня, – с ленивой угрозой процедил державник. – А то в морду дам. Целый день кулак чешется. А случая не представилось.

– Не, мне в морду нельзя, – убежденно возразил тот, вылезая из-за стойки с бутылью и двумя чарками в лапах. – Несолидно мне. Да и тебя пустая драка не украсит. Ровно не муж смысленный, а сопляк занозистый. Чего мы с тобой в жизни еще не творили, так на посмешище не выставлялись.

Он умиротворяюще зудел, шагая к знаменитому столу старого Бати в самом дальнем углу под окошком. Сюда, кроме хозяина, ни одна тварь не смела опускать задницу. Лишь те, кого Юган самолично за него усаживал. Не успели опустить зады в добротные кресла, увешанные шкурами, как в трапезную из поварни вплыла Оряна. Высокая статная, все еще на зависть красивая супружница Югана самолично почтила гостя закуской. Тот ее почтил вставанием с поклоном.

– Да сиди уж, – благодушно кивнула хозяйка, лишь самый чуток зардевшись.

Таймиру она здорово благоволила. После их памятного путешествия в Харанг, отчего-то взяла себе в голову, будто живым ее муж вернулся лишь благодаря державнику. Муж не удосужился развенчать ее придумки. И другу не велел, дескать, два самых близких ему человека должны любить друг дружку. Вроде, даже ощущать себя родными людьми, ибо других родных у Югана не было во всем мире. Разве только Ялька. Но о той они ничего не слыхали шесть долгих лет. Однако каждое лето в одно прекрасное утро у кровати Югана появлялась парочка-тройка преизрядных драгоценных камушков. Мол, жива-здорова, чего и вам желаю. Оряна любила Яльку непритворно и долго горевала после каждого такого подарка. А сам Юган грязно ругался. Таймир же в такие дни предпочитал не являться им на глаза. Пускай оно, хотя бы ничего не слышать про Ялитихайри, раз уж зараза и без того постоянно лезет в мысли.

– Выпьешь со мной, Орянушка? – попытался разбавить компанию Таймир.

Что-то подсказывало, что дружок намеревался втянуть его в нелестный разговор. А уходить не хотелось. На душе погано, но только тут он мог хоть чуток очистить душу от этой нестерпимой погани.

– Дел полно, – отрезала она, расставляя на столе миски с нарезанным мясом, грибочками, лучком, салом и достопамятной капусткой. – Коли к вечеру до чертей не допьешься, тогда и я присяду.

– Вроде и народу не шибко, – попрекнул Таймир, оглядев трапезную. – Хорош вредничать. Уважь, посиди с нами. Я тебе мужнин спаситель, или как?