Разрушение Дьявольского Акра

— Фиона, ты гений, ты чудо! — воскликнула Эмма.

— Тебя могли убить, дорогая, — сказал Хью вполголоса, и хотя было ясно, что ему хочется обнять ее, он, казалось, сдерживался, боясь нарушить ее сосредоточенность.

Фиона наклонила к нему голову и что-то прошептала. Хью перевел: «Она говорит, что корни очень крепкие. Она говорит, что может разорвать ее на куски прямо сейчас, если Джейкоб захочет».

— Ты можешь подержать ее так минутку, Фи?

— Она может держать ее так весь день, если хочешь.

— Хорошо. Прежде чем мы ее убьем, мне нужно кое — что выяснить.

Я осторожно двинулся к пустоте, раздвигая лианы.

— Ты собираешься контролировать ее разум? — спросила Эмма, следуя за мной на некотором расстоянии. — Заставить ее сражаться на нашей стороне?

Я сосредоточился и ничего не ответил. Если нам предстояло столкнуться с каким-то новым видом пустоты, я не мог упустить шанс безопасно исследовать ее разум. Я медленно приблизился к ней пробормотав несколько слов на Пустотном языке, чтобы проверить ее реакцию. Если бы я мог успокоить ее, немного приоткрыть ее мысли, тогда, возможно, я смог бы лучше понять, с чем мы имеем дело.

Старая знакомая вонь гнилого мусора накатила на меня тяжелой волной. По крайней мере, это не изменилось.

Пустота напряглась сопротивляясь корням, которые держали ее, умирая от желания обернуть один из ее языков вокруг моей шеи, но корни держали крепко.

— Расслабься, — сказал я на пустотном языке. — Не сопротивляйся.

Это не возымело никакого эффекта. Я повторил, затем попробовал несколько вариантов «успокоиться», но она никак не отреагировала. Обычно я чувствовал, как пустота уклоняется, когда я пытался ее контролировать. Как будто она моглп понять, что я царапаю замочную скважину ее мозга своей отмычкой. Я знал язык пустот так же хорошо, как английский, но, несмотря на все это, я мог бы с таким же успехом говорить на индийском. Что было еще хуже: мои неудачные попытки контакта и контроля, казалось, ещё больше придали ей сил.

Что, черт возьми, происходит?

— Спи, — сказал я, все еще пытаясь. — Сон, — но вместо этого она напрягла все свои мышцы сразу, напрягая корни, которые связывали ее. За моей спиной раздался стон Фионы. Я обернулся и увидел, что она сгорбилась, словно несла тяжелый груз, но потом выпрямилась и замахала руками в воздухе, словно завязывая узел. Корни заскрипели от нового напряжения.

Она выиграла мне еще немного времени. Время для нового подхода.

Больше никаких слов.

— Я подхожу ближе, — громко сказал я. — Держи крепче!

— В этом нет необходимости, — услышал я голос Эммы, но она, должно быть, имела это в виду, когда говорила, что доверяет мне, потому что не пыталась остановить меня. — Пожалуйста, будь осторожен.

Даже после многих встреч с пустотами я все еще не любил приближаться к ним, даже к тем, кого приручил. Те, которых у меня не было, были похожи на бешеных собак, и когда их заковывали в цепи и связывали, их отчаянная потребность убить тебя заставляла воздух потрескивать. Не говоря уже о том, что она сделала с моим желудком; при такой близости стрелка компаса превратилась в раскачивающийся маятник.

Я остановился на расстоянии вытянутой руки и посмотрел в его мокрые глаза. Ее дыхание вырывалось рваным фырканьем, челюсти широко раскрылись от напряжения трех языков, вытянутых до предела в противоположных направлениях.

Эта пустота была совсем другой. Она не только была видна всем, но и говорила по-другому. Чувство, которое она вызывала во мне, было другим, другим ключом, каким-то высшим регистром. Пахла по-другому, неорганически, не как на жаркой летней свалке, а как химикаты, хлорка, крысиный яд и что-то похуже.

Я снова заговорил с ней:

— Спи, спи, ублюдок, — надеясь, что смогу прорваться с близкого расстояния, и пока я говорил, я видел, как мышцы пульсируют в темной работе его горла, как будто он пытается ответить.

А потом случилось это. Слышал ли я его ушами или просто мысленно, я не был уверен, но до меня донесся голос, низкий и скользящий, сначала неразборчивый, просто долгое время, ссссссссссс свистящие, который медленно превратились в гласные (пeeeeeeeeee) и наконец, и это, должно быть, в моей голове, потому что у нее нет губ, чтобы сделать звук с, eeeeeep.

«Спи», — сказал она мне.

Она могла говорить.

«Спииииииииииииии», — гудела, но просто отражая меня, вот и все, — но тогда почему у меня так тяжело в голове… почему у меня начали подгибаться колени.

«Спииииииииии…»

Кто ты? Я попытался сказать, но слова не шли. Что ты со мной делаешь?

ээээээээээээээээ

И как только я почувствовал, что вот-вот рухну, почувствовал, как мои ноги уходят из-под меня, маслянистые мускулы ее горла напряглись, запульсировали, а затем оно открылось, чтобы впустить еще один язык, четвертый, который выскочил и схватил меня за шею, прежде чем я успел упасть, — и теперь я висел, едва касаясь пальцами ног земли, не в силах дышать.

Я слышал, как Эмма сказала: «Джейкоб? Что происходит?» — но мое горло было слишком сжато, чтобы ответить, а руки слишком вялые со сна, чтобы махать. Я задыхался, задыхался, и мои друзья не могли видеть, как язык сжимается, сжимается, пока я не подумал, что моя голова лопнет. Моя единственная надежда была на Фиону, на то, что ее связь с корнями может функционировать как продолжение ее собственного тела, что она может чувствовать и видеть сквозь них. Как еще она могла так точно связать ее тремя корнями вокруг трех языков? Поэтому я открыл рот, хотя и не мог говорить, и повернул голову так сильно, как только мог, и укусил жилистый корень, который касался моего лица.

Фиона. Помоги мне. Я складывал слова ртом, языком, произносил их до самого корня.

— Что-то не так, — услышал я голос Хью. Его голос звучал так, словно он был на другом конце плохой телефонной связи.

Свет от пламени Эммы стал ярче. Она приближалась.

— Джейкоб? — Ты в порядке? Отвечай!

Я отчаянно пытался что-то сказать, крикнуть, но слова не шли у меня из горла. Я молился, чтобы мое молчание было достаточным ответом.

А потом язык отпустил меня, соскользнул с шеи и метнулся прочь. Когда я рухнул на землю, она набросилась на Эмму, обхватил ее запястье и прижал пылающую руку к лицу, но она увернулась и зажала ей язык. Пустота взвизгнула. Я попытался пошевелиться, чтобы помочь ей, но все еще хватал ртом воздух, и мое тело наполовину онемело от того, что сделала со мной пустота.

Пока Эмма боролась, я услышала крик Фионы — не от боли, как мне показалось, а от усилия, — и когда ее пронзительный крик заполнил туннель, каждый болтающийся корень напрягся и вытянулся, а затем внезапно сжался, как будто они вернулись в землю над нашими головами.

Корни, связывавшие пустоту, тоже сжались, все сразу и с огромной силой.

Она взвыла. Я был забрызган жгучей жидкостью, в которой быстро узнал кровь.

Ошеломленный, я сел. Три отрезанных языка извивались в грязи передо мной, как угри. Четвертый был сожжен и бесполезен. Пустота была разорвана на части.