Разрушители. Грибки и грядущая пандемия

Новая болезнь получила название Bsal, или Batrachochytrium salamandrivorans, и она оказалась смертельной для тех популяций саламандр, которым не хватило тысяч или миллионов лет, чтобы научиться жить рядом с грибком. Эта новость потрясла герпетологов всего мира. Но на этот раз опыт сыграл свою роль, и ученые быстро связали вспышку заболевания с торговлей саламандрами, прибывшими из Азии. С территорий, для которых грибок считается эндемичным. Несколькими годами ранее носителями были признаны азиатские тритоны, которые ввозились в Европу¹³. Помимо этого, грибок также был обнаружен у диких популяций во Вьетнаме¹⁴. Это заболевание стало еще одним примером разрушения «древних барьеров на пути передачи патогенов»¹⁵, потому что мы снова заставили живые организмы, которые были географически разделены в течение миллионов лет, столкнуться друг с другом.

Новое вторжение пугает. Особенно оно тревожит тех, кто работает с саламандрами в США, где горный хребет Аппалачи является домом для самого большого количества этих безобидных и пугливых существ в стране¹⁶. В Соединенных Штатах обитает 25 % всех видов саламандр в мире, и все же каждый год мы ввозим в страну около двухсот тысяч саламандр, выращенных в неволе, пойманных в дикой природе, и многие из них прибывают из Азии¹⁷. Bsal практически неизбежно прибудет в страну, и у нас нет инспекторов, которые работали бы на передовой, чтобы предотвратить это событие. Еще хуже то, что некоторые местные саламандры уже заражены Bd. Когда эколог Карен Липс воочию наблюдала вымирание лягушек, его причины оставались для ученых загадкой. Но Bsal – известный враг, и Липс надеется, что мы все-таки сможем защитить саламандр до удара, который он нанесет.

В 2005 году, когда разрушения, вызванные Bd, стали очевидны, представители организаций, занимающихся спасением лягушек, в том числе и Карен Липс, попытались защитить все виды, какие только могли. Группа подготовила отчет под названием «План действий по сохранению земноводных», в котором утверждалось, что изучение, отслеживание и прогнозирование мест поражения грибком являются важной, но недостаточной мерой. Необходимо предпринять конкретные действия. Было бы «морально безответственно документировать сокращение численности и вымирание амфибий, – писали они, – и не разрабатывать при этом ответные действия, чтобы преодолеть этот глобальный кризис»¹⁸. В 2009 году Липс перешла на работу в Мэрилендский университет. Благодаря этому она смогла изучать земноводных в регионе Аппалачей, где вместе с другими исследователями отметила низкий уровень заражения Bd среди лесных саламандр. Неужели у них выработался иммунитет к грибку, убившему столько лягушек? Однако новое место работы не только приблизило Липс с «горячим точкам» обитания саламандр в Соединенных Штатах, но и открыло ей дорогу в Вашингтон – «горячую точку», где принимаются практически все самые важные политические решения.

К тому моменту, как Липс приехала в Мэриленд, проблема сокращения численности лягушек уже была на слуху у различных местных организаций. Как специалиста, ее часто просили рассказать о своей работе на различных городских собраниях¹⁹, и именно на одном из них она познакомилась с Питером Дженкинсом, который в ту пору был директором международных программ природоохранной организации «Защитники дикой природы». Он только что закончил работу над докладом «Разбитые экраны», который был посвящен юридическим пробелам в торговле животными. Дженкинс сосредоточился на таких инвазивных видах, как красная рыба-лев, бирманский питон и большая зеленая древесная лягушка из Австралии. Будучи юристом по вопросам окружающей среды, Дженкинс умел решать вопросы на самом высоком уровне, а Липс не понаслышке знала об ущербе, наносимом такой же дикой и необузданной, как и сами животные, системой их купли-продажи. Из них получилась бы хорошая команда. Со временем этот дуэт стал бы проводить политику борьбы с болезнями диких животных в духе Чарльза Марлатта. И, как и в случае с Марлаттом, их путь к успеху будет пролегать через многолетнюю тяжелую борьбу с системой и ее приверженцами.

Впоследствии Дженкинс и Липс вместе с другими специалистами обратились в Службу охраны рыбных ресурсов и диких животных США – агентство, отвечающее за ввоз в страну и вывоз диких животных, – с просьбой помочь остановить распространение Bd. За кадром тем временем на помощь пришел зоолог Джордж Рабб, специализирующийся на земноводных, и именно его участие стало ключевым в этом процессе²⁰. Рабб почти сорок лет проработал в зоопарке «Брукфилд» в Чикаго: он был исследователем, директором по образованию и, в конце концов, возглавил зоопарк, что позволило ему в дальнейшем использовать свое положение и в корне изменить отношение ко всем подобным учреждениям. Он сделал так, что из зверинцев для развлечения публики зоопарки стали центрами, ориентированными на охрану природы и образование.

Когда в конце 1980-х годов впервые заговорили об исчезновении земноводных, Рабб помог собрать на встречу ученых со всего мира и создал целевую группу для расследования причин сокращения численности. Службе охраны рыбных ресурсов и диких животных США, куда обратились Дженкинс и Липс, необходимо было «убедиться, основываясь на рекомендованной на международном уровне сертификации, что продаваемые амфибии не содержат Bd»²¹. В своем обращении они писали об облачных лесах Монтеверде, разнообразии земноводных в США, о том, как Bd убивает, а также об импорте и экспорте земноводных. По сути, они просили Службу охраны рыбных ресурсов и диких животных США объявить всех земноводных вредными, если они не сертифицированы как свободные от болезней. Эта организация занимается в основном дикими животными, в то время как Служба инспекции здоровья животных и растений защищает животных, выращиваемых для еды, включая домашний скот и птицу (а также многих из тех, кто содержится как домашние питомцы).

Существует немного законов, регулирующих заболевания при импорте диких животных, при этом законов, защищающих сельскохозяйственных животных от болезней, гораздо больше. Причины такого неравенства можно проследить на примере вспышки, которая произошла в графстве Эссекс в Великобритании. В феврале 2001 года во время планового ветеринарного осмотра на скотобойне оказалось, что 27 свиней заражены ящуром²² – известным вирусным заболеванием копытных животных. Единственным способом борьбы со вспышкой ящура является забой зараженного поголовья. К марту болезнь, вызывающая болезненные волдыри во рту и на копытах, поразила овец и коров, угрожая экономической катастрофой всем, кто занимается торговлей скотом и продуктами животноводства – молоком и мясом – в Европе. В результате в огне сгорели десятки тысяч забитых туш крупного рогатого скота и овец, а в апреле министр сельского хозяйства Великобритании заявил по телевидению, что болезнь находится «под полным контролем». И это несмотря на то, что главный ветеринар страны предупредил о том, что Великобритания находится в эпицентре «крупной вспышки».

Число случаев заболевания продолжало расти, вирус появился во Франции, Аргентине и Саудовской Аравии. В магазинах закончилось мясо. Проснулись любители теорий заговора, а все мало-мальски крупные мероприятия вроде национальных матчей по регби, скачек, выставок собак, охоты и других любимых забав были отменены или запрещены. Ирландия установила армейские посты на всех пунктах пропуска через границу с Великобританией и Северной Ирландией. Туристы, строившие планы насладиться видами английской сельской местности, получили рекомендации о выборе других маршрутов. Поэтические прогулки по Котсуолду, Корнуоллу или вдоль реки Кэм в Кембридже? Нет, не в этом году. Везде, где мог находиться домашний скот, людям было запрещено появляться. Ближайшие выборы в Великобритании были отложены, зато вспыхнули протесты против забоя внешне здоровых животных в Великобритании и Нидерландах²³. В итоге вспышка заболевания обошлась Соединенному Королевству в восемь миллиардов фунтов стерлингов²⁴, а американские скотоводы тем временем с опаской поглядывали в сторону Европы, прикидывая, когда болезнь доберется до Соединенных Штатов и им тоже придется убивать и сжигать свой рогатый скот.

Последняя крупная вспышка ящура в США произошла в 1914 году. Вирус поразил 3500 стад по всей стране, и владельцы ранчо потеряли десятки тысяч долларов. Ликвидация болезни обошлась стране в 4,5 миллиона долларов (сегодня это более 100 миллионов долларов), а в 1929 году вирус ударил снова²⁵: заразились свиньи, которых кормили мясными отходами с туристического парохода, шедшего из Аргентины. Было забито 3600 животных. Поэтому в 2001 году, когда вспышка заболевания в Европе заняла первые полосы новостей, один из калифорнийских фермеров заметил: «Мы находимся в одной корове от национальной катастрофы»²⁶. Президент Джордж Буш запретил импорт мяса и мясных продуктов из Евросоюза²⁷, а Министерство сельского хозяйства США и Служба инспекции здоровья животных и растений привели в состояние боевой готовности сотни экспертов по болезням животных. В отдельных аэропортах обученные собаки обнюхивали возвращающихся пассажиров на предмет запахов, свойственных фермам, а пассажиры, прибывшие с испачканной обувью, отдавали ее на дезинфекцию.

Несмотря на то что в США болезнь так и не получила нового распространения, в Великобритании она по-прежнему тревожит власти, что привело в 2018 году к проведению «учений по реагированию»²⁸ – своего рода «военной игре» против болезни. А в 2020 году Министерство сельского хозяйства США выпустило проект, представляющий собой план реагирования на появление ящура. Проект содержит 64 страницы основного текста и еще более сотни страниц приложений²⁹. Существуют также планы реагирования, или «Красные книги», на такие заболевания, как чума свиней, птичий грипп и другие болезни домашнего скота, которые могут легко распространяться и быстро вызывать хаос. Это настоящие руководства, в которых содержатся стратегии реагирования, контроля и уничтожения для предотвращения пандемии в пищевой промышленности. Министерство сельского хозяйства США заинтересовано осуществлять мониторинг и контроль за ящуром, птичьим гриппом и другими заболеваниями домашнего скота, потому что каждая их вспышка способна не только вызвать серьезный сбой в поставках продовольствия, а также в животноводческой и птицеводческой отраслях, но и подвергнуть жизни людей опасности. Однако Служба инспекции здоровья животных и растений не обладает юрисдикцией в отношении дикой природы, нет полномочий проверять импортируемых земноводных на наличие патогенов сразу после их прибытия и у Службы охраны рыбных ресурсов и диких животных – этот пробел хорошо всем известен. Отсутствие нормативных актов, требующих проверять импортируемых животных на наличие болезней, а также скоординированного мониторинга или плана действий, составленного на случай появления совершенно нового заболевания, к сожалению, связывает руки таким людям, как Дженкинс и Липс, которые работают над защитой дикой природы. Однако существует уникальный исторический прецедент – рыба.

* * *

К концу XIX века стало ясно, что птицы, в частности европейские скворцы и английские воробьи, представляют собой проблему. Птицы из Старого Света были завезены и выпущены на волю там, где им не место, – в парках и городах США. Первыми появились домашние воробьи, которых привез орнитолог-любитель и общественный деятель Юджин Шиффелин, чтобы бороться с личинками моли, поражающими деревья вокруг его дома в Нью-Йорке. За ними последовали другие виды, многие из которых были завезены под эгидой Американского общества акклиматизации, видным членом которого и был Шиффелин. Организация была создана по образцу Зоологического общества акклиматизации, основанного французским натуралистом Изидором Жоффруа Сент-Илером в 1854 году. Он считал, что животные податливы, наделены способностью адаптироваться к новым условиям, и создание общества дало возможность проверить эту способность. Яки, ламы и страусы оказывались в клетках, а потом пересекали океаны на клиперах и шхунах, чтобы осесть в новых краях. Так они оказывались во Франции и ее колониях, например в Алжире. В Париже домом для них стал зоологический сад, принадлежащий обществу, – Jardin d’Acclimatation; других предполагалось одомашнить. Но, к сожалению, радужные представления о природе животных оказались далеки от реальности, и многие экзотические экземпляры погибли, так и не адаптировавшись. Таким образом эксперимент Сент-Илера провалился³⁰, а он сам умер в 1861 году – всего через несколько лет после основания своего детища. Тем не менее его работа вдохновила другие акклиматизационные общества в Европе, Америке, Австралии, а также в других странах. Каждое – со своими полномочиями.