Развесистая клюква Голливуда

– И что? – не поняла я. – Снимки деятелей из Думы почти каждый день публикуют.

– Нельзя становиться ногами на лицо того, кто приобщен к управлению государством, – отчеканил Кузьма, – это опасно! Органы не дремлют! Они бдят!

– Не бойтесь, мы никому не расскажем, – развеселился Миша.

– Нет, – уперся Кузьма, – вам хаханьки, а мне отвечать придется.

Белка молча перевернула газету.

– Ну и что вы сделали? – покачал головой бизнесмен.

– Опять плохо? – возмутилась я. – Депутата же нет!

– Зато появился министр образования, – вздохнул патриотически настроенный Кузьма.

Да уж, генетическая память – удивительная вещь. Пряникову лет шестьдесят, он был ребенком в годы сталинского режима, наверное, унаследовал страх от родителей.

Бабуля сдернула газету и шлепнула на ее место журнал.

– Теперь нормально? Как насчет звезд шоу-биза? Встанете на их фотки?

Кузьма Сергеевич кивнул.

– Подайте мне руку, не хочу упасть.

Миша подставил ему плечо.

– Милый, осторожно, не поскользнись, – забеспокоилась Аня. – У тебя голова не кружится? Давление не поднялось? Может, сначала чаю выпьешь?

– Давайте люстру, – тоном Наполеона скомандовал Кузьма Сергеевич.

Никита поднял светильник.

– Не так, – осадил его Пряников.

– А как? – поинтересовался Бурундуков.

– Зайди справа, – велел Кузьма.

Следующие пять минут Пряников пытался повесить люстру на крючок. Похоже, у него серьезные проблемы со зрением и координацией движений: ему никак не удавалось насадить кольцо на крепление.

– Табуретка неудобная, журнал шуршит, какой дурак сделал крюк, зачем здесь под потолком люстра, – зудел Кузьма. – Миша, отойди, мешаешь. Степашка, не дыши, меня это раздражает. Аня, какого черта ты облилась духами? От запаха у меня голова кружится. Никита, не пялься на меня!

В конце концов Бурундуков не выдержал, схватил вторую табуретку, залез на нее, выдернул люстру у Пряникова и насадил ее на крюк.

– Отлично, я это сделал! – возликовал Кузьма. – Никита, стой тут. Научу тебя подключать электроприборы. Где красная изолента?

Я услужливо подала моток:

– Вот.

– Не подойдет, – отверг предложенный материал постоялец.

– Почему? На ней же нет портретов руководителей государства, – неожиданно сказал Геннадий Петрович.

– Папуся! Супер! – заскакала Юлечка. – Двадцать рублей!

– Эта лента синяя, – заявил Кузьма, – а мне нужна красная!

– Да какая разница? – не поняла Маша.

– Огромная, – уперся бизнесмен, – или тебе не ясно? Синий и красный – не один и тот же цвет!

– Как будто есть разница, – хмыкнула Маша.

Я удивилась: почему Леонова здесь? Ей надо сидеть с больным мужем, а не торчать в гостиной.

– Не годится, ищите красную, – приказал Кузьма.

– Несу! – заголосила Олеся. – Держите!

– Где ты ее взяла? – удивилась Белка.

– В холодильнике, – пояснила повариха, – она там с прошлого года лежит. Неужели не видели?

Бабуля заморгала, я подумала, что ослышалась, а Бурундуков захохотал.

– Не дергайся, – приказал ученику Кузьма, – наблюдай за моими действиями. Итак! Зачищаю концы. Эй, где бритва?

– Пожалуйста, – залебезила Катя.

– Ну и что это? – возмутился Пряников.

– Бритвочка, – просюсюкала горничная, – как вы велели. Новехонькая, из коробочки, розового цвета, с тремя лезвиями! Удаляет волосы в самых труднодоступных местах.

Бурундуков посмотрел вниз.

– Все думаю, где у меня на теле эти самые труднодоступные места? И никак не могу понять логику умников из рекламного бизнеса. «Первое лезвие бреет чисто, второе еще чище, третье чище всех». Если последняя полоска такая острая, то за фигом две первые, а?

– Не умничай, – остановил его Кузьма Сергеевич, – нужно простое лезвие! Нормальное! Двустороннее! «Нева»!

– Река? – попятилась Катя. – Здесь течет Зинка.

– У нас нет вещей из каменного века, – сказала я, – можно принести электровариант. Кстати, каменными топорами и ножами из бивня мамонта мы тоже не запаслись.

– Милый, не нервничай! – попросила Аня. – Ты покраснел.

– Ножницы! – зашипел Кузьма. – Никита, возьми их, поскреби по концам, так! Не так! Как у тебя руки пришиты! Что ты за мужик! Дай сюда!

– Милый, осторожно, – вякнула Аня. – Не шевели ногами, упадешь!

– Отстань, – велел муж.

– Я волнуюсь за твое здоровье, – зачастила новобрачная. – Милый, дорогой, любимый, не оступись.

Я напряглась. Если кто-то скажет мне: «Смотри, не споткнись», – я непременно рухну даже на ровном месте. Интересно, Кузьма Сергеевич так же реагирует?

Пряников дернул ногой, табуретка накренилась.

– Ой, ой, ой, – завизжала Аня. – Рушится! Помогите!

Кузьма Сергеевич ухватился рукой за крюк, послышался странный звук, в столовой погас свет, зато над камином лампа вспыхнула с утроенной силой. Бизнесмен свалился на пол и остался сидеть с абсолютно прямой спиной и задранными кверху руками. Не особенно густые волосы его встали дыбом, и он напоминал одуванчик в самой буйной стадии цветения.

– Генератор сломался! – испугалась Маша. – Мы останемся без электричества!

– Фазу вышибло, – спокойно произнес Геннадий Петрович. – Надо щелкнуть тумблером, и снова все будет о’кей.

– Какой ты умный, – по инерции прошептала Аня, прижав к груди кулачки.

Я покосилась на новобрачную, а та, сообразив, что ее муж замер в странной позе и не произносил фразу про щиток, взвизгнула и бросилась к нему:

– Милый, ты жив?

– Обожаю этот вопрос, – засмеялась Юля, – ничего с твоим мужем не стряслось. Сидит, значит, не умер. Труп лежит, правда, папочка?

– М-м-м, – протянул дерматолог.

– Милый, не молчи, – захныкала Аня. – Почему он не отвечает? Ой! Страшно! Кузенька! Не покидай меня! Мы же только расписались!

– А вот я выйду замуж за олигарха! – мечтательно произнесла Юля. – Богаче и круче всех! С яхтой, домами, заводами-фабриками-алюминиевыми копями.

– Алюминий не природное ископаемое, – вдруг заявил Кузьма Сергеевич, не опуская рук, – это сплав.

– Вау! – восхитился Миша. – Он Человек-Пингвин. Его шандарахнуло током, а ему это по фигу!