Развесистая клюква Голливуда

– Вот! И, насколько знаю, шум, найдя труп, подняла Маша! Знаешь, очень часто тот, кто нашел тело, и есть убийца.

Я поморщилась.

– Не пори чушь! Маша похожа на убийцу, как я на рогатого зайца. Хотя рогатые зайцы как раз есть в природе.

– Вау! У тебя бывают глюки? – оживился Ваня.

Я ткнула его кулаком в бок.

– Дурак! Вспомни ту ночь, когда я решила, что в мою спальню, прикидываясь призраком, вошел Семен. Он вечно все путает, но потом я сообразила: у балбеса нет белых кроссовок с фонариками на задниках. Кто-то другой замутил историю.

– Кто? – с искренним любопытством воскликнул Ваня.

– Понятия не имею, но почти уверена, что именно он изображал гризли. От призрака сильно пахло апельсиновой жвачкой, и так же воняло внутри костюма. И Аня отлично знакома с тем человеком. Когда я, одетая в наряд медведя, упала, не смогла встать и поползла по коридору за помощью к Белке, на меня напала женщина, лупила якобы медведя по бокам и говорила что-то вроде: «Ты же обещал! Пользуешься тем, что я тебя люблю». Увидеть тогда лицо я не могла, зато разглядела белые балетки на ее ногах, с бантиками. Они сегодня на Ане.

Глава 29

Устав от разговоров, мы с Ваней спустились в столовую, решив попить чаю. Аню отвели в гостевую, куда ее спешно переселили из номера на втором этаже. Олег и Маша затаились в своей комнате. Геннадий Петрович и Юля поднялись на второй этаж и притихли. Миша и Бурундуков, попив чаю, сначала играли в шахматы, а потом разошлись. Белка приняла успокаивающих таблеток и легла. Вывалив на нас лавину информации, повариха пошла на кухню, и оттуда незамедлительно донесся ее недовольный голос:

– Три шибче!

– Так я стараюсь! – пыхтел Сеня. – О! Развалилась!

– Доверь дураку богу молиться, он и об икону поцарапается! – закричала Катя. – Изабелла меня ругать будет!

– Эка важность, чашка разбилась, – попытался оправдаться Семен.

– Сервиз неполный, – бушевала Олеся, – не оттирается. Что ты туда наливал? А? Отвечай!

– Я? Ничего, – отбивался Семен.

– Ща как дам! – заорала Олеся и, похоже, привела угрозу в исполнение.

– Ой! Больно! – взвизгнул Сеня. – За что?

– Олеся, перестань, – крикнула я. – Не трогай Семена!

Повариха высунулась из кухни.

– Ниче ему не станется! Получил разок по башке, так за дело!

– Не надо лупить человека по голове, – укоризненно добавил Ваня, – можно сотрясение мозга устроить.

– Нет у Сеньки мозга, трястись нечему, – возразила Олеся.

– В чем провинился несчастный? – полюбопытствовал Иван.

Олеся показала ему чашку.

– Видишь, внутри посинела?

Ваня взял у поварихи кружку, приблизился к торшеру и начал насвистывать бодрый мотивчик. Я не утерпела, подошла ближе и удивилась:

– Как странно! Почему белая чашка посинела? Может, от черничного варенья?

– У нас его нет, – пожала плечами Олеся.

– Еще свекла красится, – не успокаивалась я.

– Не, – решила поспорить Катя, выходя в столовую, – от буряка тарелки отлично отмываются, и свеклу в кружки не суют!

– Действительно, – пробормотала я.

Олеся уперла кулаки в бока.

– Ты мало порошка в посудомойку натрусила.

– Вечно у тебя другие виноваты, – ринулась в бой Катерина, – не хочешь признать свою ошибку!

Повариха вздернула подбородок.

– Это какую же?

Горничная ткнула пальцем в стол.

– Я чистые чашки под компот поставила, а когда их после полоскания из машинки вынула, они посинели! Твой компотец сервиз испортил.

– Во! – обрадовалась Олеся. – Сама и подтвердила, что накосячила! Отвечай честно, как выглядели кружки, когда ты их собрала со стола, а?

– Ну… обычно, с опивками, – нехотя ответила Катя.

Олеся торжествующе повернулась к нам.

– Слышали? Катерина, ты ставила в мойку белые чашки, а достала замазанные?

– Чего привязалась? Да, – призналась горничная.

– Наверное, фарфор плохой, – поспешил на помощь Кате Семен, – я встречал такой! Облезает от горячей воды.

– Это фаянс, не покрытый глазурью, – заметил Ваня, – посуда не лучшего качества!

Мне показалось, что Иван косвенно обвиняет Белку в жадности, и я ринулась на защиту бабули:

– В гостиницах никогда не подают еду на мегадорогих тарелках. Гости часто их бьют. Да, бабуля приобрела посуду на рынке, и что?

– Кабы все было плохое, все и посинело бы, – заявила Катя, – но тарелочки чистые, сахарница, молочник, блюда для пирога как новые. Только чашки в негодность пришли. Компот виноват!

– Да че вы на меня напали! – захныкала Олеся. – Питье у них – причина всех бед! Сначала народ аллергией из-за него обсыпало, затем кружечки страшными стали! Давайте валите все на меня! Может, я и Кузьму Сергеевича отравила, а?

– Нечего варить дерьмо из пакета, – брякнул Сеня.

Олеся поджала губы, потом схватила стул.

– Тебе сейчас мало не покажется!

Сеня нырнул в коридор, Катя, коротко взвизгнув, шмыгнула в кухню.

– Верни стул на место! – велела я. – Ты что себе позволяешь? Решила драку устроить?

– А че они? – заплакала Олеся. – Я тоже с нервами! Столько всего случилось! Я хорошо готовлю! Чашки с первого раза, когда узвар пили, не посинели. Вот.

– Синий цвет появился после второго употребления компота? – тихо спросил Ваня.

– Не знаю, – попыталась увильнуть от ответа Олеся.

– А ты вспомни, – приказал Иван, – в тот день, когда вишневым отваром полакомились впервые, на посуде не возникла синеватая тень? Олеся, тебя никто не ругает, но это очень-очень важно.

– Вроде плошки, когда я их вынула из посудомойки, чуть потемнели, – призналась повариха.

– Ага, – кивнул Ваня. – А после второго раза они посинели?

– Верно, – нехотя подтвердила Олеся. – И еще одной не хватает! Небось Сенька ее кокнул, но он не признается.

Катя высунулась из кухни:

– Ни фига мужик не бил, ты к нему вяжешься, потому что сама с ним хотела любовь крутить, а он меня выбрал!

Олеся заморгала.

– Слышали дуру? Я и Семен? На черта он мне сдался? Дундук!

– Сама ты дундучиха! – надулась Катя. – Нормальный мужик! В хороших руках, при нужном уходе и руководстве лучше многих станет. И не бил он чашек.