Развод в 45. Любовь генерала

— Что? — медсестрица хлопает ужасными наращенными ресницами, а генерал опять усмехается.

— Пишите. Рассмотрю вашу жалобу в кратчайший срок, — отвечает, усмехаясь, чуть отстраняя от себя мадам медицину.

— А вы что, министр обороны?

— А вы министру собрались жаловаться? — он поднимает бровь.

— И ему в том числе. Так кто главный?

— Говорю же, на данный момент я. И я решить вашу проблему не могу, и даже если бы мог. Ваш сын сам изъявил желание служить. Может, стоит уважать желания взрослого мужчины?

— Да какой он взрослый, он…

— Ему за двадцать, я так понимаю? Точно не помню. А уж какой он взрослый — это ваша проблема. Каким воспитали, такой и взрослый. Но одно я вам могу обещать. Мужика я из него сделаю.

— Вы? Вы из себя сначала сделайте мужика!

— Что?

— Вы ненормальная, женщина? Вы как с генералом разговариваете? — влезает медичка, но мне как-то по хрену на ее замечание.

— Что слышали, товарищ генерал. Не умеете с женщинами себя вести, какой же вы, простите за выражение, мужчина? А насчет сына… Я это так не оставлю. Вы меня не знаете. Я и до президента дойду.

— Не сомневаюсь, — ухмыляется генерал. — Поэтому и говорю, мне бы в дивизию такую боевую подругу.

— Олеж… — трогает его за рукав докторица, но он сосредотачивает всё внимание на мне, а я чувствую, как горят щеки и уши.

— Боевую подругу и ее отпрыска, надеюсь, столь же боевого.

— Не дождетесь, — отвечаю, пытаюсь встать, но меня ведет.

— Черт, Жень, тонометр дай.

— Я сама могу.

— Мне дай тонометр и выйди.

Ого, как он командовать умеет!

Врачиха подает ему прибор и выплывает из комнаты.

— Вам лучше прилечь и дать мне руку.

— Дайте мне, я сама померяю.

— Сама ты будешь платья мерить и туфли, а давление померяю тебе я. И не спорь. Как с тобой муж живет?

— Никак. Мы разводимся.

Упс, зачем я это сказала?

Глава 17

На самом деле плевать — сказала и сказала.

Но генерал сразу как-то так странно смотрит.

— Довела? — усмехается. — Спокойно, без пощечин, ладно?

— Руки еще об вас марать.

Злые слезы накатывают, отворачиваюсь, губу закусываю, чувствую, как он взял мою руку и надевает на нее манжет прибора.

— Изменил, что ли? Если да — гони в шею, не достоин тебя. Изменники вообще никого не достойны.

— Как будто вы не изменяли.

— Изменял. Но… у меня другая ситуация.

— Естественно, у вас, кобелей, она всегда другая.

— Кто тебе сказал, что я кобель?

— Мы, вообще-то, на “ты” не переходили.

— Перейдем? Всё равно мне тебя домой везти. Одну не отпущу в таком состоянии. Тихо! Помолчи минуту.

Он надевает фонендоскоп, начинает качать небольшую грушу. Смотрит на показатели сосредоточенно, а я чувствую, как плыву. В универе было девяносто на шестьдесят. Потом, мне кажется, оно чуть поднялось, а что сейчас…

— Так… Голуба моя, девяносто на семьдесят. Ничего хорошего. И низкое, и разница небольшая. Давай-ка я “скорую” вызову, может, покапают или препарат дадут? Или поедешь в больничку?

— Никуда я не поеду, пока не решу вопрос! И никаких “скорых” мне не надо.

Хочу встать, но голова кружится.

— Спокойно, лежи.

Генерал снимает с моей руки манжету, выходит в коридор, почти сразу возвращается.

— Сейчас нормальный доктор придет, и чай будет крепкий, а пока…

— Пока можно я спокойно посижу, а? Без ваших нотаций?

— Да я не собирался нотации читать, только…

— Не собирались, и не надо…

Глаза закрываю, голову откидывая. Слышу тяжелый вздох генерала.

Пусть! Пусть повздыхает!

Я им устрою…

Слезы катятся сквозь сомкнутые веки, но боевой дух не пропадает.

Только вот сил нет никаких — ни физических, ни моральных. Хочется глаза закрыть надолго и прилечь, поспать даже, слабость накатывает, туман в голове не дает ясно мыслить.

— Так, что тут у нас? Ага, всё ясно. Мать будущего солдата.

Слышу грубоватый голос вошедшего в кабинет мужчины, обращается к генералу, ко мне подходит, вяло реагирую, вскидывая на него взгляд.

— Поспокойнее, доктор, мамочка у нас с давлением и с характером.

— Понял.

Сквозь полуприкрытые веки вижу плечистого мужчину в возрасте в белом халате. Наверняка он из комиссии, которая определяет пригодность призывников к службе. Подсаживается ко мне, осматривает.

— Давление низкое у женщины, — докладывает генерал, — переволновалась она. “Скорую”, может, вызвать?

Доктор как-то странно посматривает на генерала. Подмечаю это, хотя сама в состоянии амебы. Видимо, нечасто этот мужлан бегает вокруг таких вот мамочек-наседок.

— Так, дорогая моя, глаза покажите-ка.

В глаза мне бьет свет фонарика, потом мужчины переговариваются, слышу какое-то шуршание, врач рекомендует сделать укол.

— Укол? Зачем укол?

— Давление стабилизировать, низкое очень, это опасно, — объясняет врач, — потом рекомендую посидеть немного, прийти в себя, успокоиться, можно чайку крепкого, с сахаром. Организуешь, Олег Янович?

— Это можно.

Генерал внушительной фигурой стоит рядом, но, как только врач просит чая, идет на выход, кого-то зовет, просит мне чай принести.

Такая суета вокруг меня — не знаю, радоваться ли этому или наоборот.

— Что ж вы так нервничаете, мамаша? — сокрушается врач, подготавливая шприц для инъекции. — Вырос сыночек-то. Захотел служить. Его же никто не заставляет.

Сил отвечать нет, да и смысла не вижу. Тут я не найду понимания.

— Так, поворачивайтесь, драгоценная, оголяйте ваше сокровище.

— Что? — спрашиваю хрипло, не понимая.

— Укольчик будем делать внутримышечно, а самая подходящая для этого мышца та, на которой вы так удобно сидите.

То есть… Он мне в попу укол делать собрался?

В присутствии генерала?

По телу, как цунами, проносится волна жара.

— Это… обязательно?

— Это желательно, могу дать таблетку, но с уколом всё проще гораздо.

— А… — откашливаюсь и смотрю на генерала, который пялится на меня с усмешкой.

— Что, гражданочка, мать будущего солдата, вы думаете, я там чего-то не видел?