Развод. Я календарь переверну
Шрифт:
Когда слишком много стало бабла? Возможностей? Когда вседозволенность появилась?
Я не знаю.
Хотела бы я понять эту формулу.
Наверное, тому, кто откроет секрет — почему мужчины изменяют жёнам прошедшим с ними весь путь с нуля и как этого избежать — нужно будет поставить памятник. И дать Нобелевскую премию.
Нет, в принципе, почему изменяют — понятно.
Как предотвратить?
Или просто смириться?
Но ведь не все же изменяют? Не все же идут налево?
Или это зависит от человека? От мужчины? От его внутреннего я?
– Ада, ты пришла?
Я
Он всё еще никуда не переехал. И по ходу пьесы еще не собирается. Живём как соседи.
– Привет, я... я хотел выпить чаю, поговорить. Купил твои любимые пирожные.
Интересно, какие мои любимые?
Захожу на кухню и взгляд падает на упаковку.
«Картошка». Пирожные.
Да, когда-то я их очень любила. Когда особенно больше не чего было любить, и денег не было на шикарные эклеры, или макарунс. А «картошка» в кулинарии рядом с домом стоила недорого.
Я была беременна Егором, понимала, что злоупотреблять сладостями, мучным, тем более шоколадом нельзя, но просто не могла от них отказаться.
Макар приходил с работы и приносил мне их, в дешевой пластиковой упаковке.
Сажусь на стул, смотрю на эту «картошку» и... слезы сами катятся.
– ЭЙ... Ада... ты чего?
Я оплакиваю счастливое прошлое. Нас молодых, влюблённых, горячих, жаждущих покорить этот мир, Макар тогда часто говорил, что хочет положить его к моим ногам, а мне не нужен был мир. Мне он был нужен. Этот парень, в которого я влюбилась. Этот молодой мужчина, только набирающий силу. Весёлый, юморной, честный, гордый. Влюблённый в меня. Ревнивый. Жадный до секса.
– Ада, прости меня.
Плачу, потому что этого больше никогда не будет.
Это не значит, что я больше не буду счастлива.
Не значит, что я ставлю на себе крест. Нет.
Жизнь идёт, и я иду дальше, и очень даже неплохо иду.
Но иногда о прошлом вспоминаешь с такой тоской!
Хочу спросить его — что я сделала не так? Почему он решил, что с другими ему будет лучше? Почему позволил себе разрушить нашу жизнь?
Почему?
Что он может ответить?
Пожать плечами? Или признаться в собственной слабости? Или, наоборот, в том, что посчитал себя сильным? Перерос старые отношения.
Старую жену...
Ну какая же я старая, господи?
Мне тридцать восемь лет! Я шикарно выгляжу! Я хороша!
Я никогда не позволяла себе распускаться. После родов старалась быстро прийти в форму, после Егора это мгновенно произошло, я собой гордилась, после Евы —сложнее немного, но тоже нормально.
Я слежу за модой, у меня хороший вкус, я даже прошла курсы стилистов, чтобы больше понимать.
Я ухаживаю за телом! Маникюр, педикюр, массажи, эпиляция — лазер, нигде ничего, лишнего.
Может быть всё дело в том, что я слишком идеальная?
Бесит. Всё это меня бесит.
– Чайник поставь, пожалуйста.
– Только что вскипел. Налить? Я заварил цейлонский, чёрный.
Знает, что я люблю просто чёрный чай.
– Налей.
Он достаёт мою любимую чашку. Да, есть у меня такой пунктик, мне без разницы какие тарелки, ложки, вилки, но вот чашка... Они периодически меняются, любимые. Но если пью из неё — то только
из неё.Сейчас это пузатая чашка с толстыми стенками и шикарными вишнями.
Горячий я не люблю, поэтому Макар ставит рядом еще и стакан чистой прохладной воды.
– Вот.
– Спасибо.
Выкладывает пирожное не блюдце, достаёт вилку. А я беру руками.
Сейчас столько разных вариантов этой «картошки» появилось, каждая фабрика делает. Мало кто уже помнит, почему пирожное называлось картошка. В идеале оно должно быть шоколадным, коричневым сверху и светлым внутри. Как настоящая картошка. Но давно уже таких «картошек» нигде нет. Они все тёмные. Какие-то совсем в цвет горького шоколада, какие-то светлее, как кофе с молоком. Это, наверное, влияет на вкус, но я на самом деле так давно не ела «картошку», что не могу сказать, какие вкуснее. Для меня вкусные в меру сладкие, в меру влажные.
Жую, запиваю чаем.
Вкусно.
Но в прошлое не возвращает.
Наверное потому, что незачем.
Прошлое остаётся в прошлом.
А нас ждёт светлое будущее.
Или не очень светлое. В зависимости от того, какой мы выберем путь.
– Ада, я поговорить хотел.
– Говори.
– Я... я согласен на твои условия.
Вот как? Неужели?
– Я подумал... Только не начинай иронизировать, да, я думаю иногда.
– Я молчу, Макар. Ем. Вкусно, кстати, спасибо.
Да несмотря на то, что я прикоснулась к высокой кухне я не перестала любить обычную еду.
– Я подумал, может... может всё-таки не спешить? Я... я всё понимаю, я поступил как...
– Сволочь и предатель.
– Да, ты права. Сволочь. И предатель. Но...
– Осознал?
– Ада, я не хочу тебя терять.
– Поздно, Макар.
– Ада...
– Ты уже потерял.
Крошки от «картошки» лежат на блюдечке. Запиваю чаем. Вкусно, сладко, всё-таки немного приторно. И вообще в моём возрасте на ночь вредно.
Но какая разница?
Ошибки совершаем мы все. Просто кто-то не готов за них отвечать.
В конце концов калорий я сегодня сожгла достаточно.
– Макар, давай просто закончим всё это достойно. У нас было много хорошего. Ради памяти стоит остаться людьми. И ради детей.
– Да. Согласен. Только... Ты же всё равно не будешь работать в компании? Ты не сможешь взять руководство. Зачем тебе это? Давай оставим тебе пакет акций, будешь получать дивиденды. Квартира эта ваша, тут я не буду спорить, но...
– Макар?
– Что?
– Ты что, добавил в чай что-то?
– Нет, а что? — вижу, как он пугается, меняется в лице.
– Просто, я почему-то чувствую...
– Что? Тебе плохо? Я правда ничего... почему ты так смотришь, Ада? В чем дело?
– Дело в том, что ты пытаешься сделать из меня идиотку. Я поэтому и спрашиваю, ты что-то мне подсыпал и ждешь реакцию?
– Ты... ты вообще уже? Ты...
– Я. Как всегда виновата я. Макар, на что ты рассчитываешь? Я уже тебе доказала, что я не дура. Или завтра мы всё подписываем на тех условиях, которые тебе обозначил Герман, или послезавтра условия будут еще хуже. Ясно? Спасибо за пирожные. Раньше были вкуснее.