Реабилитация
Шрифт:
– Пока нет.
Отлично, у парня еще есть около часа отдыха.
– Долго меня не было?
– Полтора часа.
– Это много?
– Нет.
А больше и не знаем о чем сказать. Парень поглаживает мою ладонь большим пальцем руки. И так медленно, медленно засыпает. Вот он здесь, как минимум живой, и я могу держать его за руку, но почему – то легче от этого не становится. Его ладонь мертвецки холодная и так сильно дрожит. Так отходит наркоз. Дыхание поверхностное, слегка стонет.
Что же чувствуют родители, когда болеют их дети? Может
– Вик.
Рассматриваю его подрагивающие ресницы, парень все еще спит и зовет, меня очевидно во сне.
– Тише, тише, спи.
Наши руки все еще вместе. Пытаюсь высвободить пальцы, но парень сжимает их еще крепче. Хорошо, пусть пока так. Груз этого дня давит на плечи, и я позволяю себе вольность прилечь на грудь Егора и, слушая стук его сердца, наконец, вырубить этот день!
Глава 14.
— Ну что ты в нём нашла?
— Я его люблю. Это я нашла не в нём, в себе.
Ирина Грекова “Кафедра”
Из сна меня выводило какое – то странное ощущение покоя и расслабленности. Не хотелось открывать глаза, не хотелось даже двигаться. Кто – то гладил меня по голове, как мама в детстве и я с трудом подавляла порыв замурлыкать как кошка.
Все-таки открыв глаза, я не сразу привыкла к темноте окружающего меня помещения.
Медленно возвращались картинки происходящего и осознание того, чьи руки меня только что гладили.
– Ты почему не спишь? И вообще, который час?
Глаза медленно привыкали к теневому зрению, и я уже могла различить черты лица Егора. Протянув руку, ощупала лоб парня, холодный, с радостью показалось мне. На секунду вспыхнул экран мобильного телефона.
– Три ночи.
– Долго спали.
Незаметно тянусь всем телом, даже не смотря на неудобную позу, выспалась я отлично. Впервые за долгое время.
– Ты как себя чувствуешь?
– Хорошо.
– А нога?
– Странно, но не так и болит.
Дышать стало легче, быть может, именно реакция на трансплантат не давала лечению Егора сдвинуться с мертвой точки.
– Теперь заниматься нельзя?
– Какое – то время.
– И я буду тут один?
Парень уцепился за мою руку. Страх одиночества, один из самых распространенных в нашем перенаселенном мире. Здесь сотни друзей в социальных сетях, тучи приятных знакомых, но по настоящему близкими люди давно разучились быть.
– Егор, спи.
– Нет, ответь.
Приподнимаюсь на локте, так чтобы наши глаза были на одном уровне. Задаюсь вопросом, а какого роста Щукин, ведь я видела его лишь лежащим в постели.
– Я же здесь, правда?
Кивает.
– И найду чем тебя занять на ближайшие две недели, хорошо? А сейчас постарайся заснуть.
– Почему так с ногой вышло? Мне толком не объяснили.
Замолкаю на момент, пытаясь правильные подобрать слова.
– Понимаешь, сплавы, из которых делают опорную конструкцию
для закрепления кости, бывают разными. У многих людей на некоторые из них аллергия. У тебя именно такая реакция на имплантат в твоей ноге. Оттуда пошло воспаление и вызвало реакцию организма. Повысилась температура, рана нагноилась.– То есть мне просто не повезло?
– Грубо говоря, да.
Парень злится. Я бы вела себя на его месте так же. Операция продлила его боль еще на недели, в лучшем случае, и это не может радовать.
– Егор, здесь не угадаешь.
– Понял.
Ничего ты не понял, друг мой. В этом мире вообще не возможно чего – то понять, и выяснить, почему кого – то жизнь гладит по головке, а кого – то пинает под зад.
– Спать не буду, - в ответ на мой строгий взгляд возражает парень.
– Хорошо, - сажусь удобнее в кресле и накрываю себя пледом, - давай поговорим.
– Меня оперировал этот индюк, что за тобой ухлестывает?
Порой парень капризничает совсем уж по-детски.
– Да, Соколов.
– Он мне там случайно ничего не напутал?
Невольно смеюсь, не идет обсуждать коллег с пациентами. Но то, как непринужденно Егор иронизирует на эту тему, не может не смешить.
– Не напутал, я пересматривала послеоперационные снимки.
– Домой звонила?
– Да, домой, Вознесенскому и твоей маме. Не переживай, я заверила их, что волноваться не о чем.
– А по твоему виду я, было, решил, что меня убивать, как минимум везут.
– Правда?
Парень проводит кончиками пальцев по моим щекам, и, задержавшись ненадолго на подбородке, отнимает руки.
– Нет, внешне ты была спокойна, как и всегда, а вот глаза были страшно перепуганными и дико зелеными.
– Извини, что напугала.
– Ты волновалась, за меня. Это очевидно и нужно заметить приятно, Виктория Юрьевна.
В темноте его глаза казались безумно синими и блестящими. Странное ощущение, словно два осколка льда светятся в темноте.
– Я соврал тогда про Марину.
Отворачиваюсь. Позорно спасаться бегством, нелепо, а жаль.
– Вик, я не думал о ней тогда. Все же извиняюсь, я не должен был целовать тебя без позволения. И тем более не должен был говорить после все эти глупости.
И не стоит начинать говорить об этом и теперь….
– Егор, это лишний разговор.
– Ты всегда так отгораживаешься от людей? Ты ведь не машина, в конце концов.
Сбежать бы на край планеты и запереться в лесной будке. Нет ни какого желания слушать его сейчас.
– Нет, не всегда.
Это была ложь. Мне не нужны были люди вокруг. Хорошие книги, да. Крепкий кофе и отличный фильм, да. Трогающая душу музыка, всегда да. Но никак не люди. Людей мне хватало и на работе.
– Так чем я не угадил?
– Егор, я сейчас уйду.
Глупый шантаж, достойный скорее прыщавого подростка, чем взрослой женщины.
– А что не так? Это простой вопрос, что не так во мне, что со мной нельзя даже просто дружить? А?