Ребенок от подонка

— Им можно к Марку, – вздохнула я, в последний раз поцеловала своего малыша, и мы вышли из палаты, у которой встретили Алину Ярославовну и Максима.

Они не смотрели на меня, они ждали, минуты считали.

И на моем безупречном счастье начали появляться темные пятна.

Я все понимаю, я бы и сама боролась, но… но Марк – мой! Сердце отказывается принимать тот факт, а это именно факт, что не я его мать. Его головку я увидела на своей груди, когда очнулась после родов, его я купала, его пальчики зацеловывала. На его крики я вставала, ночей не спала. Его болячки лечила, с ним смеялась и плакала. Значит, это мой сын!

— Они не смогут забрать Марка, – сказал Камиль, когда мы вышли в коридор. — Им его не отдадут, по документам Марк твой ребенок, Сонь. Чтобы мы были спокойнее, я найму охрану, пусть в коридоре будут. В больницах часто бардак, просто чтобы Марка не вынесли и не украли, я позвоню в частное охранное предприятие, и вызову пару человек. И не нужно было разрешать им видеть ребенка.

Я кивнула, и опустилась на лавку.

Нужно, не нужно… во мне самой борьба идет. Я понимаю Алину Ярославовну, на ее месте я бы также себя вела, и я не могу не сострадать. Но дело ведь касается моего Марка! И потому я еще и не могу не думать о том, что… что он не мой. Он – их!

— Они на ребенка прав не имеют, – спокойно произнес Камиль. — Он наш, нашим и останется.

— Они могут потребовать провести генетическую экспертизу, – парировала я.

Я бы потребовала. Ведь одно дело, если бы Марк жил с родной мамой, но я-то по крови ему чужая. Просто посторонняя тетка, никто, даже не дальняя родственница.

Чужая. Ужасное, гадкое слово.

— А мы можем в ней отказать. Ты – мать, я… по документам я не отец, мы так и не занялись этим вопросом тогда, но я готов. Сонь, – Камиль передал мне зевающего Лёвушку, — я и сам Марка полюбил, но ты больше времени с ним провела. Ты с ним с самого начала. Будь эгоисткой, любимая! Марку лучше будет с нами – мы оба молодые, у нас уже есть парень, и Марка воспитаем, и ни в чем не обделим. Также будем любить, как и Лёву. А они пусть, если захотят, приезжают иногда повидаться. Так и делают бабушки – они видят внуков, и не более.

Я ужасный человек. Просто кошмарный. Я эгоистка. Ведь слова Камиля резонируют с моими чувствами. У Кама связи, и деньги, он может сделать так, что Марк будет только наш. А я смогу забыть обо всем этом, как о кошмаре. Просто жить, видеть обоих мальчишек, и быть их мамой – я могу, и Камиль в этом поможет!

Но всегда есть это чертово «но».

— Мальчик хорошо выглядит. Марк, – Алина Ярославовна вышла, и села рядом со мной. — Сонечка, вы отлично о нем заботились. Я понимаю, что вам больно. Не представляю, что было бы со мной на вашем месте, но и вам не дай Бог оказаться на моем. Я хочу поблагодарить вас за Марка, за то что растили его, заботились. Вы замечательная девушка. Я навечно ваша должница, вы сберегли то, что от моего Русика осталось. Но…

Она замолчала, Кам сделал шаг к нам от стены, и я покачала тяжелой головой, чтобы он подождал. Мне нужно понять, что я чувствую, мне нужно услышать то, что мне скажут.

— Но?

— Но лучше разойтись. Мальчик наш по крови, я его уже обожаю, как только узнала, так и полюбила, хотя вы мне только фото показывали, – вздохнула женщина, а в глазах ее слезы стоят. — Всем тяжело, и вам, и нам, но лучше разорвать все это сразу. Мы его заберем, и вы не сможете его видеть. Нельзя ему расти, и знать, что у него мать-наркоманка, с рождения он был с другой женщиной, а потом оказался у родных. Это травма. Вам будет больно, но у вас есть ребенок, и утешиться вы сможете, Сонечка. Боль утихнет. Марка мы заберем.

Я хотела ответить, но горло сковало спазмом.

— Не заберете. По бумагам вы Марку никто, – холодно парировал Камиль.

— Это мы быстро исправим. Если не завтра, то чуть позже заберем. Не советую воевать, вы эту войну проиграете, – вступил Максим. — Признаю, я не хотел брать больного ребенка из-за мамы, чтобы она не убивалась, но она готова была и больным его принять, и умирающим. Хоть каким. Он наш, не лезьте.

— Войну не выиграть вам! Спасибо скажите, что дали повидаться. Если адекватно будете себя вести, то разрешим навещать Марка, но не более, – Камиль сжал кулаки, а мне уши захотелось зажать, а лучше просто взять Марка и убежать отсюда.

Туда, где не найдет никто. И где не будет этих скандалов.

— Войну мы уже выиграли, – вздохнула Алина Ярославовна. — Вы сами сказали, что будете оформлять Лёву, как своего. Путаница вскроется, и вы не сможете отказать нам в генетической экспертизе. Нам суд не откажет! А затем встанет на нашу сторону. Знаю, Камиль, вы из богатой семьи, а мы не сказать, что олигархи. Но я с советских времен запомнила, что связи нужны, и связей этих у меня – полная записная книжка. Помогут вам, но и нам помогут, а учитывая, что правда и закон на нашей стороне, то… то вы уже проиграли.

Мы уже проиграли, да.

Мы будем оформлять Лёву, и нам придется объяснить, что произошло. И вернуть Марка. Отдать. Не видеть его.

Я задыхаюсь.

— Посмотрим, – рыкнул Камиль. — Но уверяю, вы зря связываетесь со мной! Правда, закон… это не игрушка, а ребенок, и плевать я хотел на закон. Его обойти можно, если есть бабло, так что…

— Камиль, прошу тебя, хватит! – смогла я выдавить из себя.

Он удивленно посмотрел на меня.

— Хватит! – продолжила. — Мы не будем воевать. Марк – ваш, я отдам его.

Во рту горечь. Я смогла, произнесла эти слова. Они правильные, но я никогда не прощу себя за них. Однако, я бы не простила бы себя, если бы начала делить Марка с Алиной Ярославовной. Как ни поступи – все ужасно.

Но главная причина, почему я не хочу драться – сам Марк. Я ежесекундно твердила себе, что главное – его жизнь и здоровье. Пусть будет здоров, а остальное я вынесу – и то, что его отнимут, и то, что я никогда его больше не увижу. Я себе это обещала, Богу, и всем высшим силам.

И кажется, что если я возьму эти обещания назад, если буду драться за Марка, то случится что-то ужасное. Не со мной, с ним!

— Спасибо, Соня. Я в вас не ошиблась, – Алина Ярославовна положила руку мне на плечо, и от этого прикосновения больно.

Я не справлюсь. Отдать Марка – предательство. Не отдать – не по-человечески, и… и я обещала. Пусть мне будет утешением, что Марк здоров, и будет среди любящих людей.

— Я отдам его, – повторила. — Но не завтра. Сделаем все правильно. Я отдам, обещаю!

Сказала, задыхаясь от пока не пролитых слез. И от взгляда Камиля, который не понимает меня. Я вижу в его глазах приговор:

Сумасшедшая.

— Сонечка, это не дело!

— Я не могу поступить иначе, – покачала я головой.

Мы сидим на нашей кухонке: я, Камиль и дедушка, которому я все рассказала. И дедушка пытается меня отговорить.

А я из последних сил держусь.

— Можешь. И поступишь. Марка мы не отдадим, – нахмурился дедушка, и взглянул на Камиля, который уже несколько часов молчит.