Ребенок от подонка

— Нет. Не все. Будем чередовать. Новый Год с нами, Рождество с вами, и так далее. День Рождения – общий праздник, – процедил Камиль.

Алина Ярославовна вспыхнула, но кивнула.

— Переезжать нужно, или вам достаточно того, что мы не будем бегать от вас?

— Можете не переезжать. Жить нам лучше не в одном доме, – скрипнула зубами Алина Ярославовна, и я выдохнула с облегчением.

Что бы я Камилю не говорила про жизнь одной дружной коммуной, но я этого не хотела. Вот не хотела, и все! Чтобы они приходили по-соседски, вмешивались в нашу жизнь еще больше. Достаточно того, что будут приезжать, и приезжать часто.

У нас своя семья есть, которую я хочу выстроить, а не разрушить.

— Если вы будете кидать нас, я подниму шум. Детский сад, линейка, подготовка к школе, выпускной. Все радости и горести, касающиеся внука не должны пройти мимо меня только потому что вы вдруг решите поиграть в мамочку и папочку, – рыкнула Алина Ярославовна.

Камиль сузил глаза, а я торопливо кивнула.

— Мы понимаем, и не против. Как Марик подрастет, вы сможете его забирать на выходные, в отпуск с ним летать, договоримся, – быстро пробормотала я.

Алина Ярославовна вновь взглянула на меня снисходительно.

Женщина-боец.

Для меня компромисс – облегчение, для нее – ломка самой себя.

Но мы все должны. Не друг другу, не Господу Богу, а маленькому мальчику, который сейчас лупит меня по плечу, привлекая внимание.

И общение наше протекает нормально.

Алина Ярославовна звонит, прежде чем прийти. Иногда является одна, иногда с Максимом. Приносит игрушки не только Марику, но и Лёвушке, покупает рулеты к чаю, расспрашивает про здоровье Марка. В больницу с нами ездила, когда мы мальчишек показывали, и проверяли легкие Марика.

Все идет хорошо.

— Пришли, – спокойно произнес Камиль, когда раздался звонок в дверь. Поцеловал меня в губы сладко-сладко – так, что я вспыхнула, вспомнив о прошлой ночи.

Мы ее вместе провели, заново узнавали друг друга, как мужчина и женщина. Кам стал внимательнее, я – чувствительнее и отзывчивее. Это была волшебная ночь, но настало утро.

Дедушка уехал, зато приехала Алина Ярославовна, которой Камиль пошел открывать дверь.

И явилась она в компании Максима.

— Здравствуй, Камиль. Соня, – кивнула она, вручила мне очередной рулет и коробку конфет, а затем пошла в ванную, мыть руки.

Я, как обычно, поставила греться чайник, хотя знала – чай они пить не станут.

Мы поладили, но отношения до сих пор натянутые. Однако, я верю, что все сгладится. Пусть, мы не станем семьей, друзьями, не сблизимся по-настоящему, но и врагами, играющими в дружелюбие, быть перестанем.

— Марик не спит? – спросила она, выйдя из ванной, куда направился Максим.

— Нет, они с Лёвой в манеже. Можете проходить, сейчас я заберу Лёву, и общайтесь с Мариком, – сказала, но была остановлена.

— Я просто посижу рядом, пусть играют. Лёва – хороший мальчик. Или ты разрешишь мне прогуляться с внуком на улице?

Я опустила глаза, услышала, как Камиль вдохнул воздух – сейчас он выскажется.

Но я ведь сама должна.

— Пока не разрешу, простите, – решилась я. — Слишком рано, вы должны понимать. Мало времени прошло после всех этих событий. Чуть позже вы сможете забирать Марка на прогулки, я обещаю.

— Хорошо, – с неудовольствием ответила она.

И вошла в гостиную вместе с Максимом.

А мы с Камом остались на кухне.

— Бесят, – закатил Камиль глаза. — Но ты молодец, Сонь, что отпор даешь.

— У тебя научилась.

— Если бы ты у меня научилась, ты бы давно всех трехэтажными конструкциями посылала, – хохотнул он.

— Может, когда-нибудь, научусь. Стоит? – подмигнула я ему.

— Пожалуй, нет. Из нас двоих я буду злым, а ты оставайся такой, – он поманил меня к себе, и я влезла Камилю на колени.

Оставайся такой.

Ромашкой.

Так меня прозвала Алина Ярославовна. Думает, что это оскорбительно, показывает мою слабость, но нет. Меня это не оскорбляет. Я всегда восхищалась чужой силой духа, но себя-то не переделаешь. Переломить себя можно, а переделать – в это я не верю.

Мы сидели с Камилем, переплетя пальцы. Прислушивались к воркованию из гостиной. Я всегда даю им время наедине с Мариком. Иногда забираю Лёву, иногда оставляю – к сыну и Алина Ярославовна, и Максим относятся хорошо.

Но скоро нужно будет забрать Лёву из манежика, чтобы они только втроем побыли.

— Боже! – услышала я испуганный вскрик из гостиной, и вскочила с коленей Камиля.

Мы понеслись в гостиную. На полу сидела Алина Ярославовна, и придерживала Лёву, чуть согнув его в спине. Малыш не плакал, молчал. А Марик сидел в манеже, и хлопал глазами.

— Что? – ахнула я, подбегая к ним, и падая рядом на колени.

— Твой Лёва… он… – руки Алины Ярославовны дрожали, когда она передавала мне Лёву. — Он вдруг начал воздух хватать, задыхаться. Я такое видела уже… сейчас посмотри, нормально все, или нет? Я испугалась, что задохнется!

Алина Ярославовна и правда выглядит здорово напуганной, аж руки трясутся. И в глазах непролитые слезы. А Максим недоволен.

Я уже осматриваю Лёву, как и Камиль, опустившийся на пол рядом с нами.

Все же хорошо? Щечки розовенькие, дышит, даже не плачет. Но в сердце уже страх.

— В больницу, – решил Камиль. — Едем вместе. А вам, наверное, пора, – обратился он к Максиму. — Завтра приходите, хорошо?

— Мы можем посидеть с Мариком, пока вы в больнице, – вскочила Алина Ярославовна с пола. — Не потащите же вы ребенка в рассадник болезней! Езжайте спокойно, пусть Лёву осмотрят. А мы пока присмотрим за Марком.

Мы все находимся в машине Камиля.

Я, с Лёвой, Алина Ярославовна с Максимом и Мариком.

Вглядываюсь в лицо сынишки, и чертова тревога нарастает. Малыш безмятежен, розовощек, он не плачет и не капризничает. Лёва почти никогда не барагозит, не то, что Марик.

Это ведь должно меня успокаивать? Отнюдь. Мне страшнее еще сильнее.

Лёва слишком тихий, я только раз слышала его хныканье. Плачем дети выражают то, что им что-то не нравится, что им плохо. Но на Лёвин плач слишком долгое время не обращали никакого внимания, и он перестал.

Может, потому он сейчас молчит? А на самом деле ему плохо, он мучается…