Ребро Адама
Шрифт:
– Но почему Настя?! Почему она?!
– бьется в истерике Лида.
– Это я… Я должна была! Сейчас моя очередь рожать!
– Лидка, милая, прости меня… Так получилось… - умоляет ее Настя.
– Я этого сама хотела! Очень! Очень! Очень!
– Как ты можешь говорить об этом так бессовестно?!
– стонет Нина Елизаровна.
– Этого стесняться надо!
– Да почему?! Почему, черт бы вас всех побрал?!
– орет Настя.
– Я хочу родить ребеночка - чего я должна стесняться?!! Ты двоих родила - не стеснялась же?!
– Я от мужей
– в защиту своей нравственности Нина Елизаровна широким жестом обводит стол с мужьями.
– Тебе никто не мешает еще раз родить от Евгения Анатольевича! Пожалуйста!
– Дура! Замолчи сейчас же!
– в ужасе кричит Нина Елизаровна.
– В конце концов, это отвратительно и противоестественно, - говорит Виктор Витальевич.
– Забеременеть в пятнадцать лет…
Александр Наумович выпивает рюмку, закусывает и замечает:
– Вот если бы вы, Виктор Витальевич, забеременели - это было бы и отвратительно, и противоестественно. А девочка в пятнадцать лет… Чуть рановато… Но - ничего страшного.
– Может быть, для вашего племени и ничего страшного, но вы живете в России, сударь! И извольте этого не забывать!
– Послушайте, вы ведете себя уже непристойно, - неожиданно твердо говорит Евгений Анатольевич.
– Эдак можно бог знает до чего договориться.
Но Виктора Витальевича уже не остановить:
– Что же это вы, Александр Наумович, в прошлом году со своей мамашей, сестричкой, ее мужем и племянниками туда не выехали? Где же ваш хваленый «голос крови»?
Александр Наумович улыбается, наливает себе водки и выпивает:
– Мой «голос крови» - в любви к моей дочери. К Ниночке - женщине, которая ее родила… К вашей Лиде, которая при мне стала хорошим взрослым человеком… И в дурацком, чисто национальном, еврейском оптимизме - в извечном ожидании перемен к лучшему.
– Папочка… - Настя целует отца в лысину.
– Киндзу хочешь?
Виктор Витальевич вздыхает и скорбно произносит:
– О чем может идти речь, когда великую страну раздирают пришлые, чуждые и изначально безнравственные…
– Да заткнись ты!
– рявкает Лида.
– Что за гадость ты мелешь?! И отодвинься сейчас же! Ты бабушке перекрываешь телевизор.
– Что же делать?! Что же с Настенькой-то делать?
– заламывает руки Нина Елизаровна.
– Женя! Ну хоть вы-то…
– Наше поколение… - не унимается Виктор Витальевич.
– Плевать я хотела на ваше поколение!
– кричит ему Настя.
– Я свое поколение выращу! Такое - какое вам и не снилось!
Александр Наумович выпивает рюмку водки, берет Настю за уши, притягивает к себе и целует в нос. Так, как это делала Нина Елизаровна. И спрашивает тихо и серьезно:
– А кого ты хочешь - мальчика или девочку?
Тут Настины глаза наполняются слезами. Чтобы не заплакать, она усмехается, смотрит на мать, на Лиду, на Евгения Анатольевича и говорит:
– Девочку.
Неотвратимо, как статуя поддавшего Командора, Мишка приближается к Настиному дому…
На кухне тихо плачет Нина Елизаровна:
–
…и опять у нас роман не получается… Только что-нибудь решу - все опрокидывается. Почему так не везет, Женечка?– Ничего не опрокинулось, Ниночка… Ничего не изменилось!
– обнимает ее Евгений Анатольевич.
– Господи, Женя!.. Как же вы не понимаете, что изменения произошли чудовищные и необратимые! Одно дело, когда еще час назад я была матерью двух взрослых дочерей - и это придавало даже некоторую пикантность, - а другое, когда в одно мгновение я превращаюсь в старуху, в б а б у ш к у!..
– И Нина Елизаровна снова начинает плакать.
– Какая вы бабушка?! Что вы говорите! Настя родит, дай ей Бог, только в июне. Ко мне мы должны поехать…
– Женя! Вы с ума сошли! Даже на два дня я не смогу оставить беременного ребенка!
Мишка подходит к Настиной квартире, нажимает на звонок и не отпускает, пока по ту сторону двери не раздается раздраженный голос Нины Елизаровны: «Неужели никто не слышит звонка?!»
Раздается щелчок, дверь открывается, и Мишка говорит:
– Я люблю ее, Нина Елизаровна…
Из квартиры несутся шум, крики. Нина Елизаровна выходит на лестничную площадку, прикрывает за собою дверь.
– Я люблю ее, - повторяет Мишка.
– Я без нее… Пусть посадят, пусть зарежут там… Позовите ее…
– Ты ее предал.
– Я больше не буду, - вдруг по-детски говорит Мишка.
– Будешь. Один раз предал - еще предашь. Это закон. И потом, ты уверен, что она именно от тебя беременна?
Нина Елизаровна уходит в квартиру. Оскорбительно щелкает замок.
Со звериным воем Мишка барабанит в дверь кулаками…
Страшный стук несется по всей квартире!
– Я морду набью этому подонку!
– возмущается Виктор Витальевич.
– Он два года в десантных войсках отслужил. Он вас на куски разорвет, - с удовольствием говорит Настя.
– Тогда милицию вызвать.
– Виктор Витальевич берет трубку.
– Положи трубку на место!
– приказывает Нина Елизаровна.
Стучит Мишка кулаками в дверь, вопит истошно…
– Что ты мучаешь его, Настя?!
– кричит Лида.
Пьяненький Александр Наумович наполняет водкой две рюмки:
– Я бы с удовольствием с ним познакомился.
– Ничего интересного, папа. Слабый, бесхарактерный, не очень умный, - говорит Настя.
– Наверняка поддатый сейчас. Постучит немного, выйдут соседи по площадке, отправят его в каталажку.
– Нет. Этого допускать нельзя, - Евгений Анатольевич встает из-за стола.
– Это постыдно. Как его зовут?
– Мишка… - Настя не на шутку встревожена.- Осторожней, Евгений Анатольевич! Он все приемы знает.
– Ну да авось… - и Евгений Анатольевич направляется к двери.
Полумертвый, высохший бабушкин мозг заполняется страшным стуком. Челюсть отвалилась, рот кривится в беззвучном вопле, стекает слюна на подбородок, в широко открытых глазах дикий ужас…
– Настя-а-а!..
– кричит Мишка и молотит в квартиру.