Реформы Ивана Грозного. (Очерки социально-экономической и политической истории России XVI в.)
Шрифт:
В годы боярского управления уже ярко проявились слабые стороны дворцовой системы управления. Территориальный принцип организации центрального правительственного аппарата был недостаточно пригоден для дальнейшей централизации управления эксплуатируемым большинством населения. К тому же засилье в составе дворецких представителей боярства не позволяло правительству использовать эти органы для борьбы с боярской аристократией. Зародышем новых центральных органов управления страной, отвечавших интересам широких кругов дворянства, была государева казна [716] с ее штатом дьяков, размежевание дел которых уже строилось не столько по территориальному, сколько по функциональному принципу.
716
Казенный дворец упоминается в 1493 г. (ПСРЛ, т. VIII, стр. 227), а великокняжеский казенный дьяк — еще в 1447–1453 гг. (Н. П. Лихачев, Древнейшее упоминание дьяка казенного— «Сборник Археологического института», кн. 6, отд. 3, стр. 2).
Являясь неотъемлемой частью дворцового аппарата, великокняжеская канцелярия — казна одновременно выполняла ряд общегосударственных функций. Она была центральным финансовым ведомством, государственным архивом, а также принимала самое деятельное участие в организации дипломатической службы. Казна ведала также делами, связанными с организацией вооруженных сил и обеспечением землею дворян-помещиков [717] .
Видную роль в организации всей текущей
717
О роли казны см. Н. П. Лихачев, Библиотека и архив московских государей в XVI столетии, СПб., 1894, стр. 45–54.
718
Впервые казначей Дмитрий Владимирович Овца Ховрин упоминается в 1491 г. («Памятники дипломатических сношений Древней России с державами иностранными», т. I, СПб., 1851, стр. 82).
719
О роли казначеев в организации дипломатической службы см. С. А. Белокуров, О Посольском приказе, стр. 1 и след.
720
См. об этом С. Б. Веселовский, Владимир Гусев — составитель Судебника 1497 г. («Исторические записки», кн. 5, 1939, стр. 39).
Уже в начале XVI в. помощником казначея был печатник, ведавший государевой печатью [721] . Печатник принимал самое деятельное участие во внешнеполитических сношениях [722] . Он же, очевидно, скреплял печатью важнейшие документы (в том числе жалованные грамоты).
Особенное значение в казне имел дьяческий аппарат, из состава которого уже к середине XVI в. начали формироваться будущие приказы. В литературе до недавнего времени не было сколько-нибудь полного и верного освещения начальной истории приказной системы. Долгое время общепринятой являлась точка зрения, согласно которой уже к началу XVI в. на Руси существовало «около десяти центральных приказов» с определенным составом и определенной областью управления [723] .
721
Впервые печатник Ю. Д. Траханиотов упомянут в 1504 г. (ДиДГ, стр. 364). Позднее Траханиотов был казначеем.
722
См. Сб. РИО, т. XCV, стр. 630; С. А. Белокуров, О Посольском приказе, стр. 162 и др.
723
С. В. Юшков, История государства и права СССР, ч. 1, изд. 2-е, М., 1947, стр. 187–188 и др.; «Очерки истории СССР. Период феодализма IX–XV вв.», ч. 2, М., 1953, стр. 307–308.
На самом деле говорить о существовании приказов как учреждений можно лишь с середины XVI в., что связано с усилением Экономической и политической роли дворянства [724] .
В первой половине XVI в. происходило еще только зарождение системы приказов внутри великокняжеской канцелярии. Этот процесс шел за счет формирования дьяческого аппарата казны и размежевания дел, подведомственных ему, по функциональному принципу.
724
См. подробнее А. А. Зимин, О сложении приказной системы на Руси, стр. 164–176.
Уже с конца XV в. дьяки государевой казны постепенно все более и более берут в свои руки участие во всех переговорах с иностранными державами. Такие дьяки, как Федор Курицын, Федор Мишурин, Меньшой Путятин и Елизар Цыплятев, бесспорно являлись крупными политическими деятелями своего времени [725] .
Примерно с того же времени дьяки государевой казны уже ведут делопроизводство по военно-оперативным делам; «разряды» за конец XV — первую половину XVI в., сохранившиеся в позднейших разрядных книгах, уже своею точностью свидетельствуют об их современной записи лицами, имевшими самое прямое отношение к государственной канцелярии.
725
Подробнее о составе посольских дьяков см. С. А. Белокуров, О Посольском приказе, стр. 105 и след.
С конца XV в. обязанности дьяков пополняются еще одной — ведением дел, связанных с ямской гоньбой, т. е. службой связи. Уже в 1490 г. упоминается специальный ямской дьяк Т. С. Моклаков [726] , который ведал ямским делом во всяком случае до 1505 г. [727] Появление специальных ямских дьяков связывается со строительством специальных княжеских ямов (станций для княжеских и посольских гонцов) [728] . Ямские дьяки состояли при казначеях, которые возглавляли руководство ямским делом [729] . Кроме основных своих функций, ямские дьяки заверяли и составляли акты на холопов, т. е. полные и докладные грамоты [730] .
726
РИБ, т. XVII, отд. 2, № 383; ср. под 1492 г. (АЮБ, т. I, стр. 721).
727
И. Я. Гурлянд, Ямская гоньба в Московском государстве до конца XVII века, Ярославль, 1900, стр. 77.
728
«Памятники дипломатических сношений Древней России..», т. I, СПб., 1851, стб. 23–24.
729
Сб. РИО, т. LIX, стр. 43; ср. И. Я. Гурлянд, указ. соч., стр. 80. В 1536 г. ямскими делами занимались дьяки В. Рахманов и М. Казаков, а в 1543 г. — М. Ковезин (Сб. РИО, т. LIX, стр. 43, 64, 214).
730
ДиДГ, № 89, стр. 361; «Архив историко-юридических сведений, относящихся до России», изд. Н. Калачевым, кн. 2, полов. I, М., 1855, отд. 2, стр. 32–33 и др.; РИБ, т. XVII, СПб., 1896, отд. 2, № 121, 183, 329, 499 и др.
В 1496 г. впервые упомянут конюшенный дьяк [731] . К концу XV в. восходят ранние свидетельства о дьяках, ведавших земельными делами (будущие
поместные дьяки) [732] . Поместные дьяки распоряжались испомещением служилых людей, столь широко проводившимся правительством Ивана III [733] . В конце 30–40-х годах XVI в. дворцовым дьякам иногда «придается» в качестве дополнительного поручения разбойное дело [734] .731
АЮБ, т. I, стр. 621–623 (С. В. Огафонов). В 1538/39 г. и в сентябре 1542 г. конюшенным дьяком был Степан Федотьев (ГИМ, Симонов монастырь, кн. 58, л. 193 об.; ГКЭ, Ростов, № 20/100 557).
732
С. А. Шумаков, Обзор, вып. IV, стр. 149; его же, Экскурсы по истории Поместного приказа, М., 1910, стр. 48. Ср. АГР, т. I, № 34, стр. 36. Н. Кобелев совмещал обязанности поместного дьяка и дворцового (ср. грамоту от 1499 г., АФЗиХ, ч. 1, № 260, стр. 233; РИБ, т. XXXII, № 73, от 1502 г.).
733
Среди дьяков, ведавших поместные дела, можно назвать Труфана Ильина (1523–1524 гг.), Василия Амирева (1529–1530 гг.). Третьяка Леонтьева (1546–1547 гг.) и Василия Нелю-бова (1550–1551 гг.). См. С. А. Шумаков, Экскурсы по истории Поместного приказа, стр. 48. В июле 1548 г. выдавали ввозные грамоты и записывали их в особые книги дьяки Третьяк Леонтьев и Яков Григорьев (сын Захаров), а в августе того же года Яков Григорьев и Угрим Львов (ГИМ, Сттмонов монастырь, кн. 58, л. 399).
734
В 1539 — октябре 1541 г. губные грамоты подписывал дьяк Тверского дворца Данило Выродков (ААЭ, т. I, № 187, 194); С. А. Шумаков, Тверские акты, вып. I, № 2: в ноябре 1541 г. дьяк Новгородского дворца Афанасий Бабкин (ААЭ, т. I, № 194-11); в 1549 г. дьяк того же дворца Борис Щекин (там же, № 224). которого позднее мы находим в Разбойной избе (см. об этом Н. Е. Носов, Очерки, стр. 115–117). Поэтому неправ В. Волынский, отмечающий «отсутствие какой-либо связи в развитии Разбойного приказа с изменением в составе дьяческого аппарата казны» (В. Волынский, указ. соч., стр. 48).
Если казна давала основные кадры аппарата складывающейся приказной системы, то Боярская дума была той средой, из которой часто выходили руководящие лица важнейших из центральных ведомств. Боярские комиссии, создававшиеся по мере надобности для ведения внешнеполитических переговоров [735] и для наблюдения над губными учреждениями (бояре, «которым розбойные дела приказаны») [736] , в дальнейшем своем развитии превратились в Посольский и Разбойный приказы [737] . Но боярскую комиссию по разбойным делам еще нельзя считать сложившимся приказом [738] ибо у нее еще отсутствует собственный штат дьяков [739] .
735
Сб. РИО, т. LIX, стр. 109, 171
736
ААЭ, т. I, № 187, 194; АИ, т. I, № 31. Вероятпо, существовала аналогичная боярская комиссия по холопьим делам. Во всяком случае, говоря о полных грамотах, правых и кабальных, Судебник 1550 г. все время называет боярина и дьяка как лиц, которым шли пошлины за составление или явку этих документов (статьи 34, 35, 40).
737
Ссылаясь на «Запись о душегубстве 1456–1462 гг.» («Памятники русского права», вып. III, М., 1955, стр. 167), В. Волынский считает, что Разбойный приказ вырос из ведомства московского наместника (В. Волынский, указ. соч., стр. 48). Это явное недоразумение: разбойные дела до губной реформы находились в ведении различных наместников, а не были функцией одного наместника московского (см. Судебник 1497 г., статья 38, 39, 43; Судебник 1550 г., статья 60 и др). Говоря о том, что «мы встречаем московского наместника в 1539 г. уже во главе бояр, «которым приказаны разбойные дела», автор допускает досадную путаницу: под 1539 г., действительно, упомянуты «бояре, которым разбойные дела приказаны», но о московском наместнике (без упоминания о боярах) говорится лишь в грамоте 1540 г.
738
Ср., например, мнение Н. Е. Носова (А. И. Копанев, А. Г. Маньков, Н. Е. Носов, указ. соч., стр. 71).
739
А. А. Зимин, Губные грамоты XVI века из Музейного собрания, стр. 211.
Недавно новую схему возникновения приказной системы предложил Н. Е. Носов. Однако его выводы, изложенные в популярных «Очерках истории СССР», не сопровождаются необходимым обоснованием, и поэтому воспринимать их весьма трудно. По мнению Н. Е. Носова, уже Судебник 1497 г. «характеризует момент превращения «приказов» из личных поручений в правительственные учреждения» [740] . Но в словах статьи 2 Судебника 1497 г. о том, что жалобника следует послать к тому, «которому которые люди приказаны ведати», трудно усмотреть наличие «приказов» как государственных учреждений [741] . Поэтому прав Л. В. Черепнин, считающий, что в Судебнике 1497 г. нет данных, указывающих на «оформление приказной системы» [742] . По Н. Е. Носову, «приказы как определенные правительственные учреждения зародились в недрах княжеского дворца» [743] . Это по меньшей мере односторонне.
740
А. И. Копанев, А. Г. Маньков, Н. Е. Носов, указ. соч., стр. 72.
741
Под «приказами» Н. Е. Носов разумеет «постоянные присутственные места (учреждения)» (Там же, стр. 68). Определение совершенно недостаточное, ибо из него выпало основное — функциональная сущность приказов. Не учитывая последнего, Носов неверно отнес к «приказам» и областные и центральные дворцовые ведомства казначея и конюшего, которые в первой половине XVI в. нельзя считать приказными.
742
«Судебники XV–XVI веков», стр. 43.
743
А. И. Копанев г А. Г, Маньков, Н, Носов, указ. соч., стр. 68.
До сих пор не может считаться решенным вопрос об отношении дворца к казне. Но если даже считать казну дворцовой канцелярией, то и в этом случае формула Н. Е. Носова неудачна. Она не учитывает роль в формировании приказной системы Боярской думы и не показывает, что сложение приказов шло за счет сокращения компетенции чисто дворцовых ведомств.
Первые ростки приказной системы отнюдь нельзя преувеличивать. В первой половине XVI в. дьяки еще входили в состав казны и дворца, отдельные отрасли казенного управления еще не обособились одна от другой, еще не создался определенный штат для исполнения каждой из них.
Задача укрепления центрального аппарата власти, следовательно, до середины XVI в. в полной мере осуществлена не была.
В местном управлении, как и в центральном аппарате, к середине XVI в. наблюдается дальнейшая централизация, выражавшаяся в росте политического влияния дворянства и в постепенном вытеснении с ведущих позиций представителей боярской аристократии. Закладывались реальные предпосылки победы дворянской бюрократии.