Реквием

«Разнюнилась!» – опять, спохватившись, одернула себя Елена Георгиевна и остановила свой никчёмный вихрь мыслей.

А шеф всё рядом стоял, как приклеился. Елена Георгиевна испытующе посмотрела на него и тихо невинным голосом сказала:

– Сделка наша далеко не обоюдовыгодная – будем взаимно откровенны. Желаю чем-то вознаградить свою группу за дополнительную работу. В пределах разумного, конечно.

А сама подумала: «На что рассчитываю? Ну, если только на любезность. Даст денег – держи карман шире. Он, может, и захотел бы, да зам «зарежет», из списка вычеркнет. Знает, что из горла не стану вырывать. У меня правило: когда ничего не просишь, ты независим. Но я прошу заслуженное, заработанное, а не подачку. В лучшем случае он мне предложит…

Иван Петрович прервал её мысли и тоже тихо ответил:

– Спроси, что полегче. Запиши себе в актив, – это всё, что я пока могу тебе пообещать, а там дело видно будет. Не беспокойся, всё учту, в претензии не останешься. Изыщем средства. Надеюсь, мне представится такая возможность…

«Не договорил. Несколько туманно, расплывчато высказался. Наверное, хотел намекнуть: если удержусь в кресле. От комментариев вслух воздержусь. «Запиши в актив…» – разочарованно усмехается Елена Георгиевна. – Капитализм, а он ко мне со старыми мерками. Может, ещё грамоту предложите? За похвалу колбасы сыну не купишь, а ему всего ничего годков-то, ещё расти и расти. И учиться надо…

Некоторые из коллег, из моей группы, наверное, меня ненавидят. Но ведь не уходят. А большинство благодарно за то, что выживаем достаточно благополучно. Хотя икрой свой хлебушко давно не намазывали поверх маслица. Весьма кстати окажется и сегодняшний, вроде бы несытный договор. А премию я с шефа всё-таки стребую».

Собрание продолжалось. Мысли Елены Георгиевны неожиданно потекли в другом русле: «Что изменилось за последние годы в институте? Наглых лодырей убрали. Это хорошо, нечего нахлебников плодить, а блатных не уменьшилось. Как и прежде, им платят больше. Говорят, в Японии блата нет. Сказки? Как и раньше, женщин в основном только используют, самим не дают выбиться в «люди», оценивают личность человека по полу и характеру, а не за то, что и как он делает. Сотрудника всегда могут оболгать, опорочить завистники, хотя результаты работы ведь никуда не выкинешь.

Не приходится надеяться, что со временем ситуация изменится сама по себе, тем более что самое эффективное средство, чтобы угробить человека, – не замечать его достижений, не повышать, гнобить втихаря, – теперь ещё чаще применяется. И что самое обидное, неугодного руководству человека на самом деле все благополучно забывают.

Я никогда не шла вразрез со своей совестью, может, поэтому не достигла желаемых высот. Даже в начальники лаборатории не выбилась. Будто и не кандидат наук. Не умею настаивать на своей особенности, поэтому всю жизнь и. о. – исполняющая обязанности начальника лаборатории или отдела, или замдиректора, когда они в отпусках. Ответственна, умею пахать, надежна как броня.

Как там женщина-космонавт Савицкая в интервью корреспонденту сказала? «Женщина должна быть во всем на голову выше, чтобы мужчины признали её равной себе. Себе любой промах простят, а малейший недочёт женщины возводят в ранг ошибки и всё время напоминают…». А что я могу сделать? Остается только иронизировать. И в первую очередь над собой.

Уходить из НИИ к частнику не рискую. Там часто заманивают в ловушку посулами, предают, обманывают и не таких ушлых, а здесь дела идут не лучшим образом, но и не катастрофически плохо. Каковы мои перспективы? На волне осторожного оптимизма продолжу работу над докторской, аспирантов приведу к защите. Перестройка перестройкой, а науку нельзя забрасывать, история нам этого не простит. Почему иногда берет сомнение в правоте решений? Деньги.

А вдруг имеет смысл попробовать организовать свою фирму? Может, тогда пошли бы дела в гору? А кто может поручиться, что справлюсь? Я не боец. Зря боюсь? Но какая наука может быть в частной фирме? Одна видимость. Зачастую вместо предприимчивости в людях проявляется жульничество или нечто в этом роде. Один лжёт, другой темнит, третий хитрит, четвертый халтурит. Теперь верить людям на слово – себе в убыток.

Сейчас многие поступаются принципами ради денег. Даже новая шутка появилась: «Любой ценой, но не за любые деньги, только за большие». После работы в фирмах трудно даже молодым вернуть себе вкус к науке. Зачем всех огульно охаивать? При наличии материальной базы можно было бы организовать что-либо приличное, только она в руках избранных. К чему беспочвенные иллюзии? Нет, не перекроить мне себя. Может, не такая уж я и сильная! Один командировочный как-то заметил:

– Возле такой женщины, как вы, мужчине невозможно раскрыться.

Мне нечего было ему возразить, и я ему в ответ отшутилась со вздохом сожаления:

– Где бы найти такого мужчину, чтобы я сама могла раскрыться как женщина? Настоящая, героическая мужская порода вымерла, вот и не позволяешь себе быть слабой. К сожалению, теперь часто женщинам приходится ворочать делами не хуже мужчин. И поверьте, не от хорошей жизни, не по желанию, по необходимости. «Вынесет всё – и широкую, ясную…»

«Оскопила жизнь наших мужчин. Что их обескураживает, подавляет, не позволяет совершать большие дела? Что главное для меня? Та роль, которую я играю в жизни университета и НИИ, или моя семья, мой сын? Великие философы древности тоже ошибались, выбирая одно приоритетное направление… Опять о личном думаю», – корит себя Елена Георгиевна.

Она окинула взглядом зал. Белков то сидит понуро в своём старом пиджачке с обтрёпанными прорезями для пуговиц, то ёжится, изнывая от скуки и нетерпения. Дудкин «терзается муками творчества», перелицовывает свой прошлогодний отчет, подгоняя его под требования нового заказчика. Человек заурядный, у нас случайный. Вот он что-то шепчет довольно громко Зарубину. Вслушалась.

– …Им движет мелочное чувство – желание ни с кем не делиться, даже крохой своего успеха…

«О ком это он?»

Ивонов радостно улыбается. Его выпуклые, грушевидные щеки при этом ещё больше наливаются, круглые водянисто-серые глаза без ресниц тонут в складках гофрированной кожи.

«Оно и понятно, – усмехается Елена Георгиевна, – сбагрил договор. Рад, что легко отделался. Что его толкает на корысть, ведь молод ещё... И вроде бы я никогда не тороплюсь составлять о людях негативное мнение, и вот на тебе…

Взять хотя бы Святковского. Солидный, сдержанный. Крупные спокойные морщины пересекают его огромный выпуклый лоб. Он заслуживает отдельного слова. Вот к кому не придерёшься. Голова! Ярко одаренная личность и труженик. Он из тех, кто приносит институту славу. А какая потрясающая мужская харизма! По-европейски воспитанный, образованный человек, три языка знает. Ироничный мудрец, весёлый философ. Я, как жемчужины, собираю его фразы-шедевры. В сфере его интересов помимо математики – литература и музыка. Скромный, лавры себе не добывает, ничего из себя не корчит. А когда на него обрушилась слава, будто и не заметил её. Только и отметил, что маленьким банкетом, а потом словно забыл о своей известности.

И внутренняя стойкость есть в нём, и убедительность слов и дел. Такого не застанешь врасплох. Никогда не выходит из себя. Внешне простой, открытый, незлобливый к тому же. Где-то я прочла, что истинное торжество замысла божьего – слияние в человеке гениальности, доброты и простоты. Что же, разумно сказано!

Лёгкий в мелочах, строгий, принципиальный в серьёзных делах. Как говорят, цветы распускаются в душе от общения с таким человеком. Щедр душой. Очаровательный, любит жизнь во всех её проявлениях, но знает меру. Он из той ещё плеяды... Вот бы кого нам директором института. И впрямь, есть в нём что-то такое, что дает основание предполагать: он прекрасно справится. Преступление – не использовать его административный талант. Возьму на себя смелость утверждать, что он человек большой внутренней мощи и потрясающей сосредоточенности в работе. Он мог бы быть министром. Государственного масштаба человек. Я двумя руками голосовала бы за его кандидатуру. Только пока что назначают директоров, а не выбирают.