Реквием

Но всё может измениться, если позволят выбирать. Тогда начнётся борьба, и не факт, что победит ум. Но ведь случается. А если шефа скинут, как Никиту Хрущева, пока тот был в отпуске? Недавно на конференции в Туле коллеги рассказывали случай: все единым фронтом поддержали порядочного человека. А у нас? Ой ли!..

Слышала, Святковский отклонил настойчивое приглашение одного очень крупного кооператива. Институту, науке верным остался. Человек обычно соткан из массы противоречий. Они как-то уживаются в нём или он борется с ними. А тут образчик совершеннейшей гармонии. Бывают же такие! Мои симпатии к нему неизменны, я до сих пор учусь у него принимать жизнь такой, какая она есть, не теряя достоинства, ставя на первое место творческий подход к работе. Многое от него вошло в систему моих отношений с жизнью. Какое удовольствие работать рядом с таким ученым! Таких раньше называли знаменосцами науки, – с теплотой думает Елена Георгиевна о коллеге. – Пока он интересен мне, а я ему – мы будем работать рядом. А зам, «купившись» на его интеллигентность, уже в первые месяцы решил попробовать давить на него, не скрывая своих намерений. Не вышло. Не по зубам оказался. Ни убрать, ни уничтожить не смог. Тогда он ещё не понял, с кем имеет дело. Поторопился. Думаю, до сих пор не может простить ему своей ошибки.

Совсем другое дело – Лебедев. Правдоискатель, всегда рубит с плеча. В некоторых вопросах одержимый, бурный, непредсказуемый. Твердо стоял за свою, ему только понятную правду. Крайний максималист. Упёртый. Видно, ещё в рабочую бытность свою занозил он свой мозг идеалистической идеей всеобщего добра и в высочайшей степени обостренным чувством справедливости. За что и пострадал. После армии в психушку попал. Подлечили, но идею не смогли вытравить. Мало кто знает, что трижды марксизм-ленинизм пересдавал. И как выяснилось, так и не сумел преодолеть свой характер, не смог переступить через себя. А как товарищи уговаривали его! Просили: не мешай божий дар с яичницей, не высовывайся. Рассказывали (на кафедре), что дело даже тут было не столько в стремлении кому-то что-то доказать, сколько себе самому в основном. Он всегда упрямо твердил: «Я чувствую, что должен сделать нечто большее, чем другие, мне нужно добиться ещё чего-то». Загадками говорил. Так и не допустили его к защите.

К слову сказать (и справедливости ради), не сразу его выгнали из университета, долго наставляли. Так и не сложилась его карьера, не сумел проявить себя подобающим образом в другом виде деятельности. Не научился контролировать свои поступки, рассчитывать свои силы, смотреть на ситуацию трезво. Жаль, очень жаль. Не в том себя искал. Но то был его выбор.

Увлеченный, знающий был молодой человек. Гордый, блестящий, громкий, непрактичный и – как многие считали – немного «с закидоном». Тогда мне казалось, он богом помеченный. И что самое интересное, время подтвердило все его научные идеи, но вышли они уже из уст других. Теперь Лебедев поутих, в НИИ трудится за копейки, средний, потому что разбрасывается, но не последний инженер. Ищет по всему городу подработки – семья большая. Иногда вином заглушает ущемлённую гордость. Весь как-то усох, поблек.

А Татьяна Владимировна грустно смотрит в окно. Она проявила горячую молчаливую заинтересованность в споре. Приходила в необычайно сильное волнение, негодовала, но в руках себя держала, хотя и с трудом. Наверняка тоже ломала голову: зачем нам всё это представление? Солнечный человечек, яркий лучик. И такая умница! Прелестная, трогательная. Личико бледненькое, мелкие крапинки веснушек проступают, когда нервничает. Её мягкость, тактичность и грациозность совершенно не покоряют наших мужчин. (На работе мы не мужчины, мы инженеры, заявил ей как-то Белков.)

И откуда в ней такая живучесть, выносливость, терпение, сила? Её тоже нагло «припахивают», а она открыто, но безуспешно не соглашается, искренне, но часто безнадёжно пытается отстоять своих инженеров. Не отступает даже тогда, когда убеждается, что остается в меньшинстве. При этом в разговоре употребляет массу высоконаучных терминов, будто надеется, что они придадут вес её аргументам и поднимут в глазах мужчин.

И голосок у неё тонкий, нежный. Личико, если освещено теплым сиянием улыбки, искреннее, доброе. А иногда бывает слегка нервно-ироничное. И сама она милая, миниатюрная, но такая на диво решительная и принципиальная! Самым сильным порицанием для неё были слова: «Вы делаете это напоказ». Как позже выяснилось, сколько из-за этого было тайных слез, невысказанных обид! А сегодня на заседании? То, втянув голову в плечи, сидела молча, то в гневе её красивые тонкие ноздри раздувались и дрожали, а глаза горели и темнели на поражавшем бледностью лице. Страдает, но прежде всего думает о науке, а уж потом о своих неутолённых амбициях. Всем известно, что когда у зама застопорилось решение задачи по технологической теме, именно она выбрала правильный путь и потому только ей принадлежит заслуга в последовавшем за этим изобретении. Но все промолчали. Слишком зависимы.

Скольким уж помогла написать диссертации, а самой так и не дают защититься. Зам, как-то «подсовывая» ей тему для очередного «племянника», в ответ на её возражения удивленно скривил губы: «И вы туда же?» Пришлось ей взять и этот «хомут». Вот она, хрупкость величия или величие хрупкости и красоты! Кто-то из журналистов сказал: «Красота плюс интеллект – есть красота в квадрате». Но ценят её только настоящие мужчины.

«Приходилось ли мне наблюдать в своём окружении, в НИИ, чтобы мужчины-физики делали диссертации женщинам? – задала себе Елена Георгиевна неожиданный вопрос, и сама же себе ответила: «Не довелось. Ой, был один случай. Муж помогал жене». А у нас в университете на химфаке одни женщины работают. Никто им не мешает защищаться. Недавно по радио услышала интересную информацию: «Женщины в науке теснят мужчин. Процент женщин-ученых в мире – двадцать три, а в России – сорок пять». А скольким мужчины не дали о себе заявить, воспользовавшись их идеями, наработками, результатами? Значит те, что пробились, были не только умнее, но и энергичнее, настойчивее представителей сильной половины?»

Елена Георгиевна усмехнулась, и её мысли опять вернулись к уважаемым ею людям.

«Татьяна Владимировна принадлежит к редкому типу людей, именуемых истинными учеными. Как раньше говорили? «Ум, честь и совесть страны». Святковский, Иванов, Катасонов, Власов и она, не побоюсь этих слов, – славные представители советской школы.

Катасонов опустил глаза в папку с расчетами. Его отливающий сединой ежик, делающий голову похожей на шар, кажется мне полной луной в туманном ореоле. Он тоже понимает, что идет «игра на публику», что, вызывая некоторых мужчин, шеф соблюдает совестливый ритуал, ещё знает, что с ним такого не позволят. Побоится шеф связываться, потому что он – ученый широкого диапазона с колоссальным внутренним ресурсом. И без всяких вывертов и вывихов, нормальный. Для него не существует единственных, раз и навсегда зафиксированных решений и мнений. Он всегда ищет варианты. Мыслит многопланово, в разных плоскостях.

Не сразу и не вдруг нашёл он свою дорогу. Сам себя растил, совершенствовал. Из деревенских. Сбежал от отчима. Пестрая биография беспризорника. И как это иногда бывает, судьбу его решил случай. По прямому указанию проректора института взяли мальчишку из подсобных рабочих в мастерские НИИ. (Старый проректор курировал на заводе практику своих студентов и заприметил на удивление смышленого мальчишку.) Начинал с нуля. Школу заочно в три года закончил. Долго пробивался, а потом сразу по совокупности статей защитил докторскую. Он тоже из блестящей плеяды настоящих ученых, носителей истинных ценностей, которые определяли мировые приоритеты в науке.

А вот Таня и Люда. Их тема – первая глава диссертации зама. Увлечённые, в работу с головой уходят. Целенаправленны, методичны, дотошны. И вредные электромагнитные поля их окружают на полигоне, и образцы они за неимением вытяжки травят в «царской водке», окутанные страшными темно-бурыми парами в общей комнате, вопреки всем правилам техники безопасности. Женщины сделали картонный короб-вытяжку, но где им было взять денег на мощный вентилятор?

Скрупулёзно увязывают они невидимые другим логические нити выводов из своих экспериментов. Спорят друг с другом по-женски мягко, тактично, но настойчиво. Обе маленькие, худенькие, тихие. Приятно на них смотреть. Они меняют пространство вокруг себя, наполняя его чистотой, порядочностью и добротой. А дома у них обеих кишащие удручающе трудными родственниками и ненавистными соседями коммуналки и невыплаченные долги. Но никогда они не выплёскивают на посторонних свои проблемы, терпеливо и грустно несут их в своих сердцах, натруженных не сложившейся под стать их уму и трудолюбию жизнью. У Тани к тому же муж «налево» частенько поглядывает. А дочка у них музыкально одарённая, в конкурсах побеждает. Таня с ней сама занимается. Тоже когда-то мечтала о карьере пианистки, но по просьбе мамы выбрала практичную специальность. Она во всём талантлива. Но эта постоянная нищета…

Группа Валентины Сергеевны вторую главу заму «добивает». Галка прекрасно оформляет ему чертежи. Что они имеют в качестве компенсации? Их не уволили, как многих других в начале перестройки, когда избавлялись от балласта и неугодных. Время от времени им подкидывают премии. Валентине Сергеевне заткнули рот, дав ей формальную должность заведующей лабораторией, позволив командовать в весьма узком спектре и без того ограниченных возможностей.

А что зам в клюве принес? На всё готовенькое пришел, только отнимать привык, убеждает несколько необычным способом – пригрозив. Его начальственный стиль не располагает ни к дискуссии, ни даже к замечаниям. Собственно говоря, настоящей движущей силой института не зам является, а эти скромные профессора и инженеры. Да вот, поди ж ты… надолго ли…

Не всем даны менеджерские способности. Моя голова, например, на расчеты запрограммирована. Но с моим ли уровнем заниматься вычислением оптимальных объемов холодильных камер или надёжности красителей? Такой работой только мозги иссушать. Но лучшей пока нет. А годы идут. Ничего, потерплю. Придет время – возродится наука».

Елена Георгиевна снова скользнула взглядом по рядам. Владимир Григорьевич смотрит поверх голов отсутствующим взглядом, словно его мысли заняты в этот момент решением проблем, недоступных пониманию окружающих. Дудкин ухмыляется, а Суханов уже оклемался, но смущённо опустил голову, боясь случайно натолкнуться на мой прямой и слишком откровенный взгляд. Вот тебе и отличие: один сочувствует мне и переживает, что не может помочь, а другой не скрывает радости, что не его нагрузили. Злорадствует. Торжествующая посредственность.