Реквием
Шрифт:
– Я отказываюсь верить.
– Так ведь хочется.
– Мне ее предсказания – как громкая музыка при головной боли, – раздраженно вскрикнула Инна, не контролируя себя. – А вот что ты запоешь ближе к концу означенного срока?!
– Надеюсь, удастся настроиться. Говорят, что перед кончиной организм сам вырабатывает обезболивающее, чтобы человеку легче было уходить в небытие.
– Только не мой донельзя разбалансированный организм, не способный ни помочь, ни оградить от моментов невыносимого напряжения сил борьбы с болью. Спасает потеря сознания. А из нее можно и не выйти.
– И не мой, наверное, тоже.
– Да, попали мы с тобой в переделку. Обе потерпели поражение в борьбе с болезнью. Вот ты больше молчишь, и я понимаю: дозируешь свои силы. А девчонки, скорей всего, думают, что заносишься. – Нервная
От скорбного взгляда подруги у Лены опять защемило сердце. Она понимала, что ее боль – не только сострадание и жалость в чистом виде к Инне, к ней примешивалась изрядная доля собственных терзаний и страхов.
– Лена, я где-то прочитала анекдот. «Зачем эти боли?» – спрашивает измученный больной. И черт отвечает зловредно: «А просто так». «За что они?» – молитвенно вопрошает страдалец. «Да ни за что», – радостно скалится черт. «Темнишь», – сказал больной и… умер». Это про меня.
– Держись до последнего. Ты сильная. Вера заставляет мозг человека совершать великое, а его организм – невозможное. Мудрый надеется, что всё в жизни не бессмысленно.
– Ничего подобного! Мудрость наша теперь совпадает со скепсисом. Двадцать первый век. Наши знания требуют оставить надежду. Современный мир впадает в сумеречное состояние?
– Так уж и весь мир. Я верна надежде, – мягко запротестовала Лена.
– Приговор вынесен и обжалованию не подлежит. Не избежишь.
– Ты уже дважды выжила ценой невероятных усилий и теперь выдержишь. Бог любит троицу. Не стоит заранее предаваться скорби. Не накликай новых неприятностей. Мысль материальна. От беды беды не ищут.
Но Инна поняла горький оптимизм подруги и уловила в её голосе явно прозвучавшую, с трудом скрываемую тревогу и за себя. И ее мысли о Лене полетели с космической скоростью на орбиту прошлых, многократно прокручиваемых воспоминаний.
3
«Сначала Андрей надломил Лену. Как же, мать-одиночка – социальная трагедия! Наверное, ни одной собаки не осталось в округе, которая не гавкнула бы в её сторону. А того не понимали, что не грех родить ребенка, грех убить. – Тяжкий вздох сожаления вырвался из груди Инны. – Потом гибель Антоши надорвала ей сердце, и окоченела ее душа. Был первый толчок – измена, потом второй, самый мощный стресс – сынок. Он и запустил механизм образования опухоли, а трудная жизнь только способствовала ее развитию. Вот откуда ее болезнь раковая, роковая… Будь Лена счастливой, могла бы еще долго пожить, много хорошего людям сделать.
Новое счастье так и не ворвалось в ее размеренную, распланированную на годы по минутам жизнь. Не улыбнулась ей судьба. Вот и коротает век, самостоятельно справляясь с заботами. А теперь и сама вот-вот уйдет. Господь и от нее беду не отвел. У нее стрессы, а в моей болезни виноваты долговременные обиды. Я позволяла им созревать. Есть к чему привязать этот неопровержимый, недостойный факт. (Инна печально усмехнулась.)
Андрею, наверное, его поступок годков не убавил. А казалось, они как нельзя лучше подходили друг другу. Правда, эта любовь внесла в жизнь Лены то, ради чего стоило жить. Ребенка. Почему же все-таки она жестоко отметала все поползновения обожателей, избегала «горизонтальных» связей? Забыла, простила Андрею надругательство над ее любовью или наоборот? Лена была способна испытывать чувство, за которое могла бы отдать многое. А Андрей?.. Потребности ее тела мог удовлетворить только человек, равный ей, близкий по духу. Но ей больше не удалось найти такого. Вот и держалась за память прошлого, за свою любовь к Андрею.
И Галкиному, и Эмминому мужьям их подлость не аукнулась. Разве мы с Галкой стали бы несчастливыми, не будь у нее Василия, а у меня этого гада Вадима? Его имя для меня – табу. Каждая из нас сама для себя решает, кем для нее стал тот, первый. Я сдваиваю, страиваю наши судьбы? Да, потому что у всех нас душераздирающий финал – ощущение загубленной жизни. Но видит Бог – она у нас чего-то да стоила! Мы жили, мы боролись!»
Внезапно перед глазами Инны всплыло лицо человека, о котором она не позволяла себе вспоминать вот уже много лет. Она хотела его увидеть и надеялась никогда не увидеть.
«Виктор Цой
пел: «Смерть стоит того, чтобы жить. Любовь стоит того, чтобы ждать». Да-а… Человек постоянно чего-то ждет, и часто не дожидается. Мы так хотели быть счастливыми! Но наша жизнь с самого начала дала осечку. Кто-то гениально сказал: «Жизнь продолжалась, а судьба уже кончилась». Главное эти мужчины уже сделали: они сломали нас. Но велика ли честь победить более слабого? Не одна я поплатилась за доверчивость. Нас сотни тысяч. И кто наказывал? Те, кого мы любили, те, кого самих надо было линчевать. Вот, мол, Золушка, тебе твой принц, а вот тебе его «Алые паруса»! Непригодные для реальной жизни оказались эти книжки. Они-то при чём? Авторы хотели нас радовать. Читая их, я испытывала счастье, полноту жизни. А теперь только приступы дурноты».«Хотя и моя вина была», – честно отмечает сознание Инны. – Но это если рассматривать прошлые события с позиции нынешнего возраста. А тогда во мне говорила искренняя юность. Только расплачивалась я за ее глупость по полной программе. К сожалению, наши ошибки мало что дают в познавательном плане, но слишком много отнимают.
Жаль, что родители не говорят детям о пробуждающихся инстинктах, стесняются посвящать в их смысл, в способы преодоления искушений. Конечно, дети думают больше, чем могут выразить словами, но они варятся в собственном соку, в своих до конца не сформировавшихся понятиях. Подросток не может полностью жить только своими мыслями, ему надо не намекать на плохое, не подсказывать, а подробно растолковывать. Это взрослый обязан стремиться жить своим умом. А меня только ругали. Ищу себе оправдание?
Взаимоотношения полов?.. Это мальчишки зацикливались на этой проблеме и всячески подбивали старших товарищей на признания насчет любовных приключений, требовали от них подробностей. А для меня все было просто и ясно. Вырасту, выйду замуж, будут дети. Так было, есть и будет во всем живом мире: в растительном, животном и человеческом. Это само собой разумеющееся. Не надо закрывать глаза на естественные вещи. Они есть и обязаны быть в семье. В этом нет ничего предосудительного, пошлого, грязного. Это обыкновенная составляющая любви. Как у всех. И разрешив для себя эту проблему, я больше никогда о ней не задумывалась. У меня не было терзаний, излишнего любопытства к этому факту. Зачем спорить, выяснять, углубляться? Пока мне не к чему об этом думать. Всему свое время. А сейчас я просто хочу, чтобы меня любили, обожали! И всё. Любви не пристало быть мелкой, обыденной. Вот и была занята тем, что прислушивалась к себе, к тому, что подспудно то тлело, то бурлило во мне. Я ждала от любви чего-то неслыханно прекрасного! И дождалась. Вадима.
Потом были изнурительные приступы уныния и отчаяния. Это была тоска по себе, такой юной, чистой и прекрасной. Отрезвление обесцветило все привычные чувства. Мир стал пресным, неинтересным, гадким. И я ушла в себя, как черепаха в панцирь. Мне хотелось освободиться от всего злого и темного, появившегося в себе, понять, что цель жизни не наслаждение, не призрачное счастье, а что-то другое, пока мне неведомое. Может быть, духовность? Но я стала скороспелым беспросветным циником.
Счастье! О нём мечтается, пока ты здоров. Больному просто хочется жить». – Инна тяжко вздохнула и будто захлебнулась горькими мыслями.
«А о чём задумывается не встроившаяся в нынешнюю жизнь молодежь? Разговаривала недавно с одним таким экземпляром. Имеет специальность, но уже несколько лет живёт на пособие. С одной девушкой «дружит», потому что она работает в столовой и подкармливает его, другую пытается «охмурить» на предмет женитьбы, но она пока сомневается, стоит ли ей брать на себя такой хомут, время тянет, надеется, что он устроится на работу. Спит с обеими по очереди. Ищет новые варианты. И притом курит дорогие сигареты и на «сэкономленные» деньги раз в неделю балует себя посещением ресторана. А в «свободное» время болтается по городу в поисках приключений. Я упрекнула его в пассивности и безделье, в отсутствии чувства ответственности за тех девушек. Он страшно удивился: «Анализировать отношения с женщинами? Из-за них распалять в себе мерзкую тоску, о чем-то задумываться, размышлять, губить свою и без того неудавшуюся жизнь?» – «А им не губишь? Как ты думаешь, они разделяют твою точку зрения?» – возмутилась я. – «Это их проблемы», – спокойно ответил он. И что тут скажешь?»