Ремесло древней Руси

Очень важно было также устранить возможность пузырчатости и раковин в металле. Кроме того, нужно было следить за достаточно высокой температурой сплава, так как иначе мог получиться смазанный, недостаточно четкий рельеф поверхности.

Все это требовало не только участия целого коллектива рабочих, но и больших знаний и опыта у главного мастера-литейщика, руководившего всем сложным и опасным процессом литья. С литьем колоколов связаны различные поверья.

Так, например, считалось, что для удачной отливки перед литьем необходимо распустить по городу какой-либо ложный слух. Чем шире распространится молва, тем будто бы лучше будет звон будущего колокола. На многих колоколах дата указана с точностью до одного дня. Очевидно, между окончательной отделкой модели и отливкой проходило очень немного времени.

После получения отливки ее подвергали очистке, выглаживанию и устранению дефектов литья. При значительных недостатках приходилось, вероятно, переливать изделие. Для холодной обработки применялись молотки, напильники. Литейщики на миниатюрах изображены с молотками.

Интереснейшим изображением древнерусского мастера литейщика является скульптурный портрет новгородского мастера, находящийся на так называемых «Корсунских» вратах Софийского собора (рис. 133) [1249] .

1249

А.И. Анисимов.

Автопортрет русского скульптора Авраама. — ОАН ОГН, 1928, № 1; A. Goldschmidt. Die Bronzeturen von Nowgorod und Gnesen, Marburg, 1932. — Здесь указываются только работы, дающие хорошие воспроизведения мастера Авраама. Недавно предложено называть эти врата Магдебургскими («Новгородский исторический сборник», Новгород, 1939, вып. 6, статья В.А. Богусевича «Магдебургские врата XII в.»).

Рис. 133. Автопортрет мастера Авраама.

При сборке поврежденных и частично утраченных пластин немецкой работы XII в. новгородский мастер вставил во врата свой скульптурный автопортрет и снабдил его надписью: «мастер Аврам».

Новгородец Авраам изображен с молотком, клещами и большой льячкой на длинной рукояти. Судя по надписи, автопортрет мастера относится ко второй половине XIV в. [1250]

1250

Датировка этой интереснейшей скульптуры точно не установлена. А.И. Анисимов (Ук. соч.) относит одну из дополнительных пластин на вратах к XIV в., но мастера Авраама датирует домонгольским временем: «Будучи выразителем национально-русского понимания задач художественной передачи формы, воспитанного на родственном ему византийском искусстве, но выразителем еще в той стадии, которая не являлась окончательной, автопортрет Авраама с наибольшим вероятием может быть отнесен к концу периода, называемого нами, в пределах художественных явлений, домонгольским» (стр. 184).

Эта стилистическая и несколько запутанная по аргументации датировка находится в явном противоречии с палеографическим анализом надписи, которую Анисимов обошел при установлении даты. Надпись МАСТЕРЪ АВРАМЪ сделана уставом XIV в.

Акад. А.С. Орлов считает возможным уточнить эту дату — конец XIV в. («Библиография…», стр. 99).

Анисимова, очевидно, ввела в заблуждение умышленная архаизация фигуры, проведенная Авраамом для установления единства всех трех участников работы над вратами: Риквина, Вайзмута и его, Авраама. Предполагать, что надпись была сделана спустя полтора столетия после изготовления фигуры — невозможно. Остается датировать фигуру мастера Авраама тем же временем, что и прекрасного литого кентавра — XIV в.

Важным разделом котельного дела являлось изготовление свинцовых и медных листов для кровель и дверей. Свинец издавна применялся в качестве кровельного материала, и летописи пестрят указаниями на свинцовые кровли и маковицы [1251] . Только один раз летопись сообщает интересные подробности об отливке свинцовых досок во Пскове: «В лето 6928 [1420] Псковичи наяша мастеровъ Федора и дружину его побивати церковь святаа Троица свинцомъ, новыми досками, и не обр?тоша Псковичи такова мастера въ Пскове, ни въ Нов?город?, кому лити свинчатыи доски, а къ Немцомъ слаша въ Юрьевъ, и поганi и не даша мастера; и при?ха мастеръ съ Москвы от Фот?я митрополита и научи Федора мастера святыа Троици, а самъ отъ?ха на Москву; и тако до году побита бысть церковь святая Троица, месяца августа в 2, и даша мастеромъ 40 и 4 рубли» [1252] .

1251

Напр.: «Покры владыка новгородскiй Далматъ святую соборную церковь Софию свинцомъ» (Новгородская III летопись 1261 г.). «Поновлена бысть церковь каменная св. Георгiа въ монастыр? новымъ свинцомъ» (Новгородская III летопись 1345 г.).

1252

Псковская II летопись 1420 г.

Трудно сказать, почему два таких крупных ремесленных центра как Псков и Новгород, оказались вдруг без мастера-литейщика. Во всяком случае, трудно считать это нормальным положением, так как техника покрытия кровель свинцом насчитывала к этому времени четырехсотлетний опыт [1253] .

Применение медных листов для покрытия зданий также восходит к домонгольской эпохе. В большинстве случаев медь покрывалась позолотой [1254] .

1253

Можно высказать следующее предположение, объясняющее столь странное отсутствие простой специальности литейщика. Именно в это время в Западной Европе вводится прокатка мягких металлов (цинка и свинца) через вальцы, поворачиваемые ручным воротом (см.: Ю. Покровский. Очерки по истории металлургии, стр. 50, рис. 14). Может быть, под «новыми досками» и надлежит понимать свинцовые пластины, изготовленные новым способом? Заготовки для досок должны были отливаться, а затем раскатывались в тонкие листы уже на вальцах. При этом достигались уплотнение металла и большая равномерность толщины листа, а вместе с тем и экономия свинца. Без металлографического анализа остатков свинцовой кровли настаивать на этом предположении нельзя. Кроме свинца иногда применялось олово. — Новгородская IV летопись 1280 г. о гор. Владимире.

1254

Интересен фрагмент красно-медного кровельного листа с густой позолотой и с записью 1340 г.: «В л? 6848 мсця июля в 13 на память стго апсла Акулы громъ быс и земля потрясеся». Этот лист извлечен из Успенского собора во Владимире. — Н.П. Лихачев. Владимирская эпиграфическая запись XIV в. — ИОРЯС, 1901, т. VI, кн. 3, табл. II, стр. 294.

К свинцовым кровлям позолота не применялась; поэтому везде в источниках, где мы встречаем указания на позолоту, нужно предполагать наличие кровельной меди.

В 1408 г. в Новгороде «поби владыка Иоаннъ св. Софию свинцемъ [курсив наш. — Б.Р.], а маковицу большую златовръхую устрои» [1255] . Здесь свинцовая кровля прямо противополагается златоверхой.

Медные листы сохранились до нашего времени в ряде церковных дверей, изготовленных в XIII–XV вв. Часть их относится к домонгольскому времени, а часть совершенно в той же технике выполнена в XIV–XV вв. [1256]

1255

Новгородская I летопись 1408 г.

1256

Подробнее об этих вратах мы будем говорить в разделе ювелирного дела, так как большинство их связано со своеобразной техникой золочения.

Большой интерес представляют медные двери, оказавшиеся в Троицком соборе Александровой слободы, получившие в литературе название «тверских» врат.

Двери сделаны из 8 медных пластин, объединенных двумя окованными медью рамами. Размеры пластин 56x35 см. Для выковки таких листов меди должна была существовать специальная широкая наковальня в виде стола и особый молот-гладилка с широкой рабочей частью. Для медных листов прокатка не применялась ввиду большего коэффициента сопротивления меди по сравнению со свинцом [1257] .

1257

Медные врата из Александрова представляют собой незаконченное изделие: из всех восьми пластин только на одной выполнено глубокой гравировкой изображение. Характер гравировки говорит о том, что в дальнейшем предполагалось инкрустировать медь золотой проволокой, для которой и были подготовлены глубокие борозды.

По всей вероятности, подобной инкрустацией должны были быть украшены все листы, но мастер остановился в самом начале процесса орнаментации врат.

А.И. Некрасов в статье «„Тверские“ врата Александровской слободы» (ТСА РАНИОН, 1926, т. I, М.) датирует эти врата второй четвертью XV в. и считает возможным связывать их не с Тверью, а с Москвой. Эти выводы вполне приемлемы, но в сближении некоторых дефектов врат с историческими событиями автор увлекся слишком смелым построением: «… гораздо интереснее изъяны (дырки, лопнувшая доска) на левой стороне врат на высоте пояса взрослого человека, носящие явный признак того, что в церковь ломились, однако не желая доводить двери до полного разрушения… Возможно, что порча относится к смутным временам до Грозного. Не эпоха ли это усобиц Юрия Звенигородского и Дмитрия Шемяки?» (стр. 77).

С этими же усобицами он связывает и незаконченность оформления врат.

Можно допустить, что выковкой медных листов занимались особые мастера, отделившиеся от литейщиков, так как это производство требовало много специального оборудования.

Художественное литье.

Особым разделом литейного дела было литье различных бытовых и культовых предметов с орнаментом и скульптурными изображениями.

С литьем массивных предметов это мелкое литье роднит лишь техника обращения с металлом. Работа же моделиста, мастера, изготавливавшего оригинал, по которому должна была производиться отливка, здесь была совершенно иной и требовала не технических навыков, а художественных способностей.

Если при изготовлении колоколов и пушек внимание было сосредоточено на процессе литья, то в работе «кузнецов меди» важнее всего было изготовление модели, а литье мелких крестов, образков, застежек для книг и украшений не представляло никакой трудности [1258] .

В изучаемое время особое значение приобретает изготовление отливок не по новым моделям, а по оттискам готовых вещей. Это определяется по смещенным буквам, заплывшему рельефу и по необычайной живучести некоторых сюжетов и определенных форм.

1258

Русское литье XIII–XV вв. во всем своем объеме никогда не изучалось. Единственная работа, претендующая по своему названию на значение обобщающего обзора, на самом деле посвящена очень узкому разделу литья — медным крестам: В.Н. Перец. О некоторых основаниях для датировки древнерусского медного литья, изд. ГАИМК, 1933. — Работа интересна своею библиографической частью, которая почти исчерпывает сведения о медных крестах X–XVII вв. В позитивной части автор остановился на некоторых общих принципах датировки, подкрепленных отдельными, случайными примерами. Устойчивой датировочной шкалы автор не дал. В ряде случаев у него дается ошибочное определение, напр., стр. 44–45, где появление круглых клейм на крестах он относит к XV–XVI вв., тогда как они появились еще в XII–XIII вв. Обширную литературу имеют змеевики, которыми интересовались как со стороны сюжетов, стиля, так и со стороны техники. — См. А.С. Орлов. Амулеты-змеевики Исторического музея (Отчет ГИМ за 1916–1925 гг., М., 1926); В. Лесючевский. Некоторые змеевики в собрании Художественного отдела Гос. Русского музея. — «Материалы по русскому искусству», т. I, Л., 1928.

Литым иконкам и крестам посвящена заметка Н.Ф. Романченко «Образцы старицкого медного литья» (Там же). К сожалению, автор, в распоряжении которого был материал, точно датированный 1394–1486 гг. по находкам тверских городских и кашинских монет, не разбил его по погребениям и тем лишил нас возможности определить точнее дату каждой литой вещи.

Северо-Восточная Русь XIII–XIV вв. получила в наследство от домонгольского периода большое количество выработанных форм мелкого культового литья. Энколпионы и змеевики начала XIII в. служили штампами для изготовления новых форм для новых отливок. Готовое изделие, иногда уже сильно истертое, оттискивалось в глине, служившей формой для отливки (рис. 134) [1259] . В некоторых случаях, когда оттиск получался слишком смазанным, глиняную форму подправляли.

<

1259

Образцом такой позднейшей отливки раннего энколпиона может служить энколпион № 262 коллекции Б.И. и В.И. Ханенко («Русские древности. Кресты и образки», Киев, 1900, табл. XXII).

Потертый старый крест был оттиснут в слишком жирной глине, возможно плохо просушенной, так как на поверхности отливки видно множество пузырьков, образовавшихся или от водяных паров, или от воздуха. См. также змеевики в каталоге собрания древностей А.С. Уварова на стр. 100, рис. 80.

image l:href="#"/>

Рис. 134. Художественное литье по готовым домонгольским образцам.

При подобном способе изготовления нередко происходила новая компоновка сюжетов; так, одна створка энколпиона бралась с одного образца, оборотная же сторона — с совершенно иного. Эту «вторую жизнь» медного литья мы можем проследить, например, по известным уже нам энколпионам начала XIII в., которые делались в Киеве, а затем, вместе со своими владельцами, уведенными в плен Батыем, оказались на Северном Кавказе и в Поволжье [1260] .

1260

См. выше, в разделе «Влияние татарского нашествия», энколпионы с обратной надписью: «СТАЯ БОБОБЦЕ ПОМАГАИ».