Ремесло древней Руси

Изображения на листах врат интересны сочетанием церковного со светским, канонического — с апокрифическим.

Пять нижних листов содержат следующие изображения:

1) «Давыд царь пред сеньны ковчегом скакаше играя…» Подчеркнут момент пляски Давида.

2) Взвешивание праведных и греховных дел человека.

3) Давид и Голиаф. Под стенами города маленький, просто одетый Давид, поражает огромного воина — Голиафа.

4) Китоврас и Соломон. Апокрифический средневековый сюжет. Кентавр (Китоврас) бросает своего брата Соломона [1366] .

1366

См. А.Н. Веселовский. Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе, СПб., 1872; Andre Mazon. Le Centaure de la legende vieux-russe de Salomon et Kitovras. — «Revue des Etudes Slaves», t. VII, Paris, 1927.

5) Притча о сладости сего мира. Аллегорическая картина: человек сидит на дереве, отягощенном плодами.

Под деревом четыре дракона, лев и рысь. У корней дерева — две мыши, белая и черная, подгрызающие древо человеческой жизни. Этот сюжет есть в известной повести о Варлааме и Иоасафе. Сюжет апокрифический [1367] .

Наличие сюжетов, взятых из мира легенд и сказаний, чрезвычайно характерно для эпохи Василия, автора апокрифического, чуждого церковным канонам сказания о земном рае.

1367

С. Репин. Притча о сладости сего мира. — «Археологические известия и заметки», 1893, № 12.

Кроме Васильевских дверей были, вероятно, и другие, выполненные в той же технике. В 1344 г. упоминаются «медяные двери» в Твери [1368] .

Под 1378 г., сообщая о сожжении татарами Нижнего-Новгорода, летопись упоминает, что «двери, дивно устроеноя м?дiю золоченою, згор?ша» [1369] .

Под золоченой медью нужно, очевидно, понимать описанную выше технику наводки золотого рисунка на медь, так как терминология — совершенно одинакова с записью об устроении врат 1336 г.

1368

Никоновская летопись 1344 г.

1369

Никоновская летопись 1378 г., стр. 42.

Сложное искусство золотой наводки, широко известное в домонгольский период, сохранилось в Новгороде и в ряде других городов.

До сих пор мы рассматривали отдельные технические приемы ювелирного дела; перейдем к рассмотрению этапов развития и общих вопросов этого ремесла.

Ювелирное дело, требующее больше, чем какое-либо иное ремесло, опыта, навыков, сложного оборудования, являющееся синтезом художественного и технического творчества, неизбежно оказывается — своего рода измерительным прибором для определения повышения или понижения общего культурного уровня. В силу своей сложности ювелирное дело особенно чувствительно к изменениям и потрясениям.

Неудивительно, что вся вторая половина XIII в. и начало XIV в. дали нам очень мало произведений ювелирного искусства. В этот первый период, непосредственно следовавший за монгольским нашествием, довольствовались упрощенным воспроизведением домонгольских образцов, которые механически копировались (главным образом, путем литья в оттисках со старых вещей). Уцелевшие вещи XII — начала XIII вв. берегли и тщательно сохраняли; некоторые из них дожили в быту до второй половины XIV в. (саккос митрополита Алексея, перстень-реликварий, найденный на Куликовом поле и др.). Русские мастера в это время работали в Каракоруме, Увеке, Сарае и других татарских городах.

Оживление мы наблюдаем со второй четверти XIV в. В это время Новгород и частично Москва дают нам некоторое количество ювелирных изделий. Как и следовало ожидать, Новгород, не испытавший тяжести монгольского погрома, сохранил известную преемственность техники Руси XII — начала XIII вв. Наводка золотом, скань старого рисунка — это все уходит корнями в домонгольский период. Здесь, в Новгороде, продолжалось дальнейшее развитие златокузнечного мастерства, получившего начало в X–XII вв.

Иную картину дает нам северо-восточная Русь. Движение вперед здесь начинается с середины XIV столетия, но идет оно не по проложенным путям. Преемственной связи с прошлым нет; все приходится начинать сначала. Во второй половине XIV в. мы видим в качестве центров ювелирного дела не только Новгород, но и Москву, и Суздаль, и Тверь.

Еще не вполне порвались связи с западной половиной русских земель: однотипные вещи встречаются и в Киеве, и в северо-восточной Руси. К концу XIV в. русские ювелиры уже овладели многими техническими и художественными приемами (скань, эмаль, накладное литье, басменное тиснение), позволявшими им создавать такие изящные и изысканные вещи, как, например, оклад 1392 г. Во второй половине XIV в. мы встречаемся уже с именами русских мастеров (Парамша, Макар, Шишка, Абрам-Новгородец) [1370] .

1370

Парамша (Парамон?) изготовил крест, окованный золотом, и цепь. Упоминается, начиная с духовной грамоты Ивана Ивановича 1356 г. В духовной Дмитрия Ивановича 1389 г. названы «поясъ золотъ съ ременемъ Макарова д?ла» и «поясъ золотъ Шышкина д?ла» (СГГ и Д, ч. 1, № 26 и 34). Подпись «Мастер Аврам» имеется над автопортретом русского литейщика XIV в. (А.И. Анисимов. Автопортрет русского скульптора Авраама. — ИАН ОГН, 1928, № 3).

В дополнение к сказанному выше о датировке этой скульптуры укажем, что существует мнение о дарении врат новгородским князем Лугвением Ольгердовичем в 1389 г. (А.И. Некрасов. Ук. соч., стр. 203). Датировка, надписи этому не противоречит.

Русское ювелирное искусство развивалось не изолированно; оно впитывало в себя технические и художественные веяния соседних областей, с которыми Русь была связана торговыми и дипломатическими связями.

В казне московских князей находились, кроме русских изделий, и восточные, как, например: шапка Мономаха, пояс «татаур», пояса с «капторгами» и «тузлуками», «аламы»; все эти названия — восточного происхождения [1371] . Из восточных технических приемов, как уже указывалось, была заимствована скань, очень скоро утратившая восточные черты и ставшая излюбленным приемом русских ювелиров [1372] .

1371

О восточном происхождении слов см.: К.В. Базилевич. Имущество московских князей…, стр. 6–7.

1372

А.И. Некрасов в своей статье «Татаризмы в русской орнаментике» («Slavia», 1930, № 1, Praha) слишком переоценивает восточное влияние и нередко чисто русские по своему происхождению вещи объявляет восточными. Так, напр., было с русской деревянной резьбой (см. стр. 148–149).

Знакомство с готическим искусством ощущается более сильно, как этого и следовало ожидать, в Новгороде и Пскове. В XIV в., а главным образом в XV в., там распространяется ряд готических элементов в орнаментике изделий. Подобно тому как для Москвы мы указали в качестве одного из источников восточного влияния на шапку Мономаха, так и для Новгорода в составе Софийской ризницы мы найдем готические вещи XV в. с накладными литыми фигурами, опояском из крестовидных зубчиков и с восьмилопастным поддоном [1373] .

1373

Н.В. Покровский. Древняя софийская ризница в Новгороде. — «Труды XV Археол. съезда», М., 1914, т. I, табл. X, рис. 3.

Подобные образцы, попадая на русскую почву, создавали известную общность между западным и русским ювелирным искусством:

Об этом свидетельствуют и накладные литые фигуры, и эмаль в качестве фона для накладного литья, и готические орнаментальные мотивы в литейном и чеканном деле. Новгород, благодаря своим связям с ганзейскими городами, имел больше общих черт с Западом, чем другие русские города. Однако нельзя рассматривать культурные взаимоотношения Новгорода с Западной Европой только лишь как воздействие последней: эти взаимоотношения были двусторонней живой связью, обоюдным воздействием культур. В ризницах готических соборов Германии хранились новгородские вещи [1374] , так же как в Новгороде бытовали вещи из рейнских мастерских. Возможно, что именно Новгород и знакомил остальные русские княжества с западноевропейским искусством.

1374

Напр., крест новгородца Ильи Людогощина в соборе св. Годегарда в Гильдесгейме. — В. Мясоедов. Иерусалимский крест в ризнице собора в Гильдесгейме. — ЗОРСА, П., 1918, т. XII, табл. III–IV.

Третьим направлением культурных связей Руси XIV–XV вв. была Византия и земли южных славян.

Связь византийского искусства с русским в XIV в. не подлежит сомнению (достаточно вспомнить деятельность Феофана Грека), но необходимо заметить, что воздействие греков ограничилось лишь «высоким» искусством (главным образом, живописью), не затронув искусства прикладного. К концу XIV столетия, в эпоху Василия Дмитриевича, русское художественное ремесло выработало свои национальные формы, передававшиеся по наследству из века в век вплоть до эпохи Ивана Грозного.