Ремесло древней Руси

В области искусства и литературы в указанную эпоху также наблюдается значительное продвижение вперед. Труды Епифания Премудрого, сказание о Мамаевом побоище и ряд летописных сводов свидетельствуют о новом понимании задач литературы. В живописи этого времени было создано много прекрасных образцов фресковой росписи, икон и миниатюр. Венцом художественного развития явилось творчество Андрея Рублева, начавшего работать в самом конце столетия [1500] .

Оживление русского искусства и письменности в конце XIV в. очень часто ставят в зависимость от византийского или югославянского влияния и связывают с появлением болгар, сербов и греков в Москве, Новгороде и других русских городах. Между тем, самая постановка вопроса о влиянии совершенно не исторична — прежде чем говорить о влиянии, необходимо выяснить причины установления таких тесных связей с балканскими странами. Приглашение греков и южных славян было результатом возросшей культуры Руси, стремившейся установить широкое культурное общение с различными соседями. Мы знаем о многочисленных путешествиях русских в разных направлениях, знаем о специальных дорожниках и справочниках для путешественников, желавших ознакомиться с культурой других стран [1501] .

1500

Художники были уже взыскательнее к самим себе и, приступая к монументальной росписи, набрасывали предварительно эскиз. Такие эскизы фресок для барабана церкви сохранились на листах одной рукописи 1383 г.; (См. М. Алпатов. Древнейшие русские рисунки, «Slavia», 1930, вып. 3). В это же время устанавливалось некоторое творческое общение между художниками.

Епифаний Премудрый сообщает любопытные сведения о том, с каким интересом московские художники относились к зарисовкам своих греческих собратьев, воспроизводящим далекие византийские архитектурные памятники вроде Софии Цареградской.

Когда Феофан Грек изобразил Софию (в разрезе) на листе, то «от того листа нуждо бысть и прочим иконописцам московским, яко мнози бяху, когождо преписующие себе, друг перед другом ратующе и от друга приемлюще».

1501

«Хождение» в Царьград, приписываемое Василию Калике (1321–1323), вызвало в дальнейшем две переделки: «Странник» Стефана Новгородца (1348–1349) и «Хождение Агрефения Смолянина в Иерусалим» (1370) дьяка Игнатия Смолянина (1389–1390) и дьяка Александра (1395).

Особое значение представляет «Хождение Василия Калики»; путешественника интересуют не только христианские святыни, но и все культурные ценности Константинополя: развалины дворцов, ипподром (игрище), термы, пристани, статуи (болваны), декоративная скульптура и т. п. Все это подробно описано автором «Хождения». Неоднократно с возмущением отмечается варварское отношение крестоносцев (фрягов). См. М.Н. Сперанский. Из старинной Новгородской литературы XIV в., Л., 1934.

В свой список мы не включили многочисленные путешествия русских людей в XIV в., не оставившие солидного литературного следа.

Русские города, отделенные враждебным барьером (шведы, польско-литовское государство, татары) [1502] , от передовых стран того времени, очень жадно воспринимали все проникавшие к ним технические новинки [1503] и всеми мерами стремились разорвать своеобразную культурную блокаду приглашением иноземных мастеров, а, может быть, и посылкой своих мастеров за границу [1504] .

Русские мастера XIV–XV вв. были знакомы и с готическим искусством Северной Европы, и с орнаментикой среднеазиатских изделий, и с художественными приемами греческих живописцев, и с конструктивными новинками сербских зодчих.

1502

См., напр., запрещение Швецией ввоза железа и стали в Новгород в 1303 г. (Н.И. Костомаров. Севернорусские народоправства, СПб., 1868, стр. 219); многочисленные ограбления русских купцов в Балтике (Русско-ливонские акты, 1868, № XCVI, 1373 г. и др.); «пакости», чинимые Литвой, см., напр., Новгородскую I летопись 1331 г.

1503

Достаточно указать на быстроту проникновения в Московское княжество артиллерии.

1504

См. выше соображения о колокольном мастере Борисе «Римлянине».

Не пассивная подверженность всяческим влияниям, а творческое восприятие опыта соседей, включение, по мере возможности, в общую культурную жизнь, стремление возродить разрушенное татарами — вот что характерно для русских городов XIV в.

Гостеприимное отношение русских к южным славянам, пережившим в конце XIV в. вторжение турок-османов, объясняется стремлением Москвы использовать культурные силы соседей.

Перелом в технике, подготовивший расцвет русской культуры, произошел до появления балканских мастеров; самый факт приглашения греков и южных славян был обусловлен внутренним подъемом производительных сил, обеспечившим возможность их использования.

Отмеченное нами переломное значение второй половины XIV в. относится преимущественно к среднерусским землям. Новгород, где ремесло развивалось более равномерно, где татарский удар был менее чувствителен, опередил в XIV в. другие города на несколько десятилетий.

В XV в. ведущая роль постепенно перешла к Москве.

Глава девятая Городские ремесленники XIII–XV вв.

В каждом средневековом городе ремесленники составлял основную массу населения. Об этом красноречиво свидетельствуют названия улиц (Кузнецкая, Гончарная, Бронная, Щитная и т. п.), районов города, торговых рядов и даже церквей (Петра и Павла в Кожевниках, Кузьмы и Демьяна в Кузнецах, Николы в Плотниках и т. п.).

Наиболее типичной производственной единицей для феодальной эпохи является небольшая мастерская ремесленника, владельца средств производства и непосредственного производителя.

В русских городах такой единицей обычно является двор ремесленника, описываемый писцовыми книгами. Для многих специальностей мы можем предположить, пользуясь этнографическим материалом, совмещение мастерской и жилища ремесленника. Таковы сапожники, скорняки, седельники, епанечники, торочечники, однорядочники, ткачи, холщевники, сагайдачники, требники, ковшечники, токари, лучники, книжники, колпачники, иконники и целый ряд ремесленников других специальностей, упоминаемых летописями и писцовыми книгами XV в.

Для некоторых ремесленников дом являлся только жилищем, а их производственная деятельность протекала за его пределами. К таким ремесленникам нужно отнести некоторых портных, работавших на дому у заказчиков и нередко не имевших собственного двора, живших захребетниками на чужих дворах. К этой же категории относятся строители (плотники, огородники, каменщики), «порочные мастера» (механики, специалисты по изготовлению метательных машин), судостроители-учанники, работавшие на открытом воздухе и не имевшие своей мастерской. Многие ремесленники должны были иметь дополнительные помещения или в пределах своего двора или вне его. Профессия кожевника, овчинника, колодея, пивовара, хлебника, калачника, гвоздочника, бронника, замочника, укладника, опонника, гончара требовала различных дополнительных сооружений (чана для кож, зольника, горна, печи и т. д.).

В некоторых случаях производственные помещения могли быть вынесены далеко за пределы двора к месту нахождения сырья (домница, мастерская жерновника, кирпичное производство, смолокурня, солеварня и т. п.).

Неизбежно должны были обособиться от жилища такие производственные помещения, как кузницы, литейные мастерские. Некоторые из них, предназначенные для крупных поковок (якоря, солеваренные црены и буравы, железные чушки) и для массивных отливок (колокола, пушки), должны были представлять целый комплекс сооружений, что мы и видим, например, на миниатюрах, изображающих литье [1505] .

1505

В. Снегирев. Аристотель Фиораванти и перестройка Московского Кремля, М., 1935, стр. 97. — Приведена миниатюра, изображающая отливку 5 колоколов в 1346 г. мастером Борисом. На рисунке видны два литейных амбара и пять одновременно отливаемых колоколов. Сложным комплексом должен быть и пушечный двор в Москве, возникший в 1488 г.

Не исключена возможность и того, что часть работ многие ремесленники могли производить в принадлежавших им торговых помещениях в рядах на торгу [1506] .

Как видим, в городе могло быть несколько различных видов мастерских, но все они были вкраплены в жилые кварталы, не исключая даже кузниц [1507] .

Очень важен для понимания социальной истории городского ремесла вопрос о количестве рабочих, работавших в одной мастерской, но, к сожалению, скудость источников не позволяет дать удовлетворительный ответ на него.

1506

Размеры торговых помещений, известные нам для XVI в. по лавочным книгам, обычно невелики (8-12 кв. м), но для таких специальностей, как серебряники, где запас готовых изделий не мог быть велик по объему, этой площади было вполне достаточно и для торговли, и для работы. — Лавочные книги Новгорода Великого 1583 г., под ред. С.В. Бахрушина, М., 1930, стр. 54–57 и др.

1507

Псковская I летопись 1466 г.

Исходя из технологического процесса, можно указать, что выковка и сварка массивных и громоздких железных изделий (вроде приведенных выше солеваренных бурильных снарядов) требовали участия не менее 5–6 человек, так как нужно было держать поковку большими двуручными клещами, раздувать непрерывно мехи, следить за равномерностью ковки и указывать ударами молотка непрокованные места, ковать большими молотами.

Еще большее количество мастеров и подручных должно было принимать участие в таких сложных работах, как массивное медное литье.

В книжном деле мы уже видели кооперацию писцов для ускорения переписки крупных книг вроде рязанской Кормчей 1284 г., писаной пятью писцами [1508] .

В некоторых случаях мы встречаемся с более прочной совместной деятельностью нескольких человек. Так, напр., солеваренное дело в Старой Русе находилось в руках небольших товариществ, состоявших из 3–5 «суседей» или «сябров».

О таких производственных, а не торговых товариществах говорит и Псковская Судная Грамота [1509] :

1508

Надлежит оговориться, что писцы иногда могли работать индивидуально, каждый у себя на дому, так как изготовленные ими части механически сшивались, иной раз даже с белыми листами внутри книги. Выше были уже приведены данные о мастерских, где работали владычные «паробки» и «робята».

1509

Псковская Судная Грамота, СПб., 1914, ст. 92, стр. 20; Псковская Судная Грамота. Новый перевод Л.В. Черепнина и А.И. Яковлева. — «Исторические записки», 1940, № 6, стр. 251 и 290.

«А кто на комъ оучнетъ искать сябренаго серебра, или иного чего, опрочь купетского д?ла и гостебного, да и доску положитъ на то, ино то судитъ на того волю, на ком ищуть, хочетъ самъ поцелуетъ иди своему исцу у креста положить, iли с нимъ на поле л?зеть» (курсив наш. — Б.Р.).

В отношении сябров и суседей мы только в некоторых случаях можем предположить непосредственное участие складников в производстве. Статья Псковской Судной Грамоты говорит о нескольких хозяевах, пайщиках предприятия, вносящих деньги и заключающих между собой договор («дъска»); рабочими в этом совместном предприятии могли быть совершенно иные люди, но не исключена возможность и объединения нескольких ремесленников, например, для совместного сооружения гончарного горна или складской («волчей») домницы [1510] .

1510

См. выше в соответствующих разделах настоящей работы.