Репетитор
Шрифт:
6.
– Присаживайтесь, - Катя сняла книжки с плетеного кресла, Женя увидел, что сверху там был Белинский, а вообще это пачка учебников.
– Да, перво-наперво - спасибо за угощеньице…
– О чем вы? Ах там, в баре? Ерунда. Я вижу, вы к сочинению готовитесь?
– Вроде бы. Только вы один ее видите - подготовочку мою! Никто больше ее в упор не видит, даже я сама! Зачем, думаете, я вас позвала?
– чтоб вы мне заниматься мешали!
Посмеялись оба.
– Ну на такую роль - и нетрудную, и приятную - нашлось бы много охотников, - предположил он.
– Стоило только
– Это точно. Но пока и одного хватит. Тем более - философа!
(Он поморщился.)
– Вот пофилософствуйте со мной на общие темы. Я ведь ничего, просто ничегошеньки не знаю. Ей-богу. Что хорошо, что плохо… что ошибка, что нет… И вообще, как жить. Это сама судьба мне послала Вас - человека, у которого по всем этим вопросам - диплом с отличием!
Он поморщился вновь. Издевается она, что ли? Затем и позвала?
– Пожалуйста, не надо больше об этом, - попросил он.
– Я ж объяснял - меняю профессию. Еще на 4-м курсе мое чувство юмора как-то объединилось с чувством стыда и они оба запретили мне называться или числиться "философом"…
– А кем же вы будете?
– И без паузы она бросила попутный вопрос: - Орехов греческих хотите?
Он кивнул, и дальше она его слушала, поставляя ему орехи; какие-то мягкие они были: парочка, энергично сдавленная в ладони, кололась без всяких щипцов. Один - Жене, другой - себе.
– Сейчас опять много трубят о проблемном обучении… Слышали такой девиз: "Учение с увлечением"?
– Ну?
– Я тоже не остался в стороне, напечатал одну статейку на этот счет. Мне предложили: идею, которую я там провожу, проверить и попытаться внедрить самому. В школе.
– В школе?!
– Катя поглядела на него сердобольно.
– И вы согласились?
– Черт возьми, это массовая реакция!
– почти рассердился он.
– Так что первого сентября я иду, представьте себе, в 1-й класс "Г"!
– Представила!
По поводу буквы "Г" она так засмеялась, что чуть не плюнула разжеванным орехом в этого педагога-экспериментатора. Отсмеявшись, попробовала его ободрить:
– Но это ж не надолго? Вы только поставите там свой опыт - и вас в Академию возьмут, да?
Тут настал его черед веселиться.
– А что смешного? Ежу ведь понятно, что такой человек не должен застрять в 1-м "Г"!
– Ну какой человек, Катя?!
– Сами знаете… Так и чувствуется, что все мы еще услышим про вас! Евгений Замятин - да? Вообще-то и сейчас уже звучит.
– Был писатель такой… но мы с ним не однофамильцы, нет. Замятина - это бабка моя.
– А я - Огарышев.
– Ну? Огарышев… - повторила она.
– Грустная немножко фамилия… А я - Батистова. Так себе фамилия… Спасибо еще, что не Сатинова, не Холщова и не Дерюгина, да? А у нас одна из класса выскочила замуж и стала - Сенаторская! Вот фамилия - умереть, не встать!
– Батистова - несравненно лучше, Катя, - сказал он с усмешкой и конфузом: сама тема казалась вздорной ему.
– Ну-ну-ну, не утешайте. Сенаторская - это жутко красиво. Но и обязывает, конечно: надо и положение такое, и чтобы внешний вид всегда соответствовал… Что вы так смотрите? Глупая я для вас? Да? Из 1-го "Г"?
С улыбкой, которая с некоторых пор стала неотвязной, он замотал головой:
– Помните, как про Наташу
Ростову сказано? Что она не удостаивала быть умной? Ведь это Пьер говорил с восхищением!– Ну память у вас, - не меньше Пьера восхитилась Катя.
– Не удостаивала, значит… И правильно делала, я ее понимаю: перед кем бисер-то метать?
Женя после этой фразы замолк, стушевался: ему показалось, что это выпад. Катя тоже затихла, но по другой причине: близилась какая-то наглая музыка, - видимо, по пляжу шли с магнитофоном. А затем и выкрики раздались:
– Кэт! Катюха!
– ее окликали еще издали.
Она посмотрела в окно - стоя так, чтобы не обнаружить себя. Затем плотно задернула занавеску. Затем обдумала что-то, кусая ноготь и твердея лицом. Затем сказала:
– Сидите и не возникайте. Если, конечно, не соскучились еще по костылям, по больницам… Сидите, в общем, как мышка. Это недолго.
И вышла.
Унизительность такого ожидания была еще подлее оттого, что о размерах и характере опасности Женя мог только гадать. Неведомо же, какие отношения у Кати с этими местными ребятами!
Магнитофон заглушал разговор агрессивно. Проклятье… Достаточно было Ксене пооткровенничать с одной балаболкой - и вот уже его увечье, сейчас-то не такое и броское, обязывает всех к состраданию! Девчонка одна выходит против шпаны, а он должен сидеть "как мышка"… Отвратительно! Не то, чтобы его властно тянуло выступить, вмешаться, но…
Музыку вдруг вырубили, но разговор не сразу стал внятным. Потом послышалось:
– А ручонками-то зачем? Ручонками пихаться не надо, Кэт…
– Мы, главное, ничего плохого не думали…
– А вы ничего хорошего надумать не можете!
– хлестала она их словами.
– Откидач, ты уже забыл, как я тебя провожала отсюда? Сколько слез было и криков? А я ведь не надолго хотела проводить - на 15 суток всего! Занимаюсь я, понятно? Не до вас мне! Забирай своих козлов, слышишь?
Чуть сдвинув занавеску, Женя разглядел: их четверо, и старший покачивается, его словно ветер клонит прилепиться к кому-нибудь - предпочтительно к Кате.
– Кэт, а с кем занимаешься? Познакомь, а? Мы только одним глазиком…
– Попробуй. Как раз на этот глазик и окривеешь!
– она подняла что-то с земли.
– Кэт, ну при чем камень тут? Сдурела, что ли?
– Откидач, я сама не хочу по-плохому. Сказано: не могу я сегодня. И все. Пишите письма.
– Не, братва, это не Катюха, это зараза какая-то… Грубиянка!
– Точно, плоховатая я сегодня. Привет!
Гости опять врубили свою музыку и стали удаляться с ней, причем один крикнул сквозь наглые синкопы:
– Учти, Кэт: одна такая "перо" в печень получила…
7.
Когда она вернулась, он притворился, будто погружен в статьи Белинского.
– Наша культура, местная, - извиняющимся тоном сказала она.
– Клиенты от слова "клей!"… И самый липучий из них - стыдно сказать, - мой одноклассник! Только вы не думайте, что это моя компания… Мы же не отвечаем за то, чем становятся наши одноклассники?
Женя отложил книгу.
– Вы все это лихо проделали, Катя, очень храбро, но… Вам не бывает все-таки страшновато здесь? Поздно вечером, ночью?