Репетитор
Шрифт:
– Да? Вы следите тогда, чтобы плюшки эти или вафли вам к ужину подавали. А то они могут их совсем "заиграть".
– Катя!
– воскликнул он.
– О чем мы говорим?!
– А про что надо? Про Белинского?
Он усмехнулся. некоторое время они молча шли по редколесью. Эта прогулка завела их довольно далеко - по другую сторону железной дороги.
Под какой-то бузиной Катя углядела потерянный мячик, грязно-цветной, чуть больше теннисного. Подняла, поплевала на него, оттерла грязь листьями и стала играть на все лады - это помогало скрыть разочарование, досаду…
Во всяком случае,
– Неохота мне, Женя, про Белинского. Так что не грызите себя: это лень моя виновата, а не вы… Белинский, Чернышевский, Достоевский… один Островский, другой Островский… А еще: Чацкий, Дубровский, Грушницкий, Лаврецкий… Ленский, Вронский, Болконский… окосеть можно! Я сама-то еще не жила и жизнь свою не устроила, а должна про чужую учить - или вообще про выдуманную! Место у нас курортное, все соревнуются по тряпкам фирменным, ходят в них вечером взад-вперед, песок утрамбовывают, кормят чаек, дышат ионами… А я в это время должна учить, как образ Ниловны шел к революции! Или какими чертами образ Наташи Ростовой близок к народу… Вот вы мне сказали одну ее черту: "Не удостаивала быть умной". И от нее это не требовалось, правда? Потому что - живая, хорошенькая… и потому что - княгиня!
– Графиня, - поправил Женя, чувствуя, как против воли опять завладевает его лицом та беспричинная и неотвязная улыбка.
– Ну графиня. Кстати, из-за такой вот ерундовой ошибочки они снижают на целый балл. А у человека от этих баллов зависит судьба! А человек у нас имеет такое же право на счастье, какое тогда имели графини или княгини… Имеет или нет?
– Разумеется…
– Каждый имеет или кто все баллы набрал? Хотя бы и по блату?!
– наседала она и, не давая ответить, возмутилась:
– А что это вы улыбаетесь?
Он помедлил, потупился и, просияв опять, сознался:
– Нравится, Катя, слушать вас…
– Да?! Вас бы на место того аспиранта плешивого, который "зарезал" меня, собака, в прошлом году! Или вы тоже "зарезали" бы?
– Никогда!
– тоном клятвы произнес философ.
Она удовлетворенно засмеялась - и поцеловала его в щеку. Этот короткий благодарный поцелуй пригвоздил Женю к месту, и его улыбка улетучилась.
– За что, Катя?
– А за все. За вашу серьезность, культурность… За те ваши диссертации, которые вы напишите. Представляю, какие они толстые будут и умные. Я ж вас не увижу, когда все вас станут хвалить и прославлять, - поэтому я сейчас, авансом… Вот. И еще - за то, что вы добрый такой, захотели помочь. Потом передумали, правда, но главное - что захотели! Интеллигент, а девушке из народа сочувствуете, не проходите мимо…
Женя вспыхнул. И так треснул своей палкой по дереву, что, не будь она эбонитовой, не уцелела бы.
– Что? Что такое?
– спохватилась Катя.
– Обидела я вас?
– Нет-нет. Правильно издеваетесь, Катя, поделом мне… Сейчас мы вернемся, и я не буду больше докучать вам…
Они пошли дальше - в обратном уже направлении. Она перестала играть мячом.
– Но напоследок скажу… Понимаете, я вообще-то закрытый субъект, малоконтактный… И если б не вы… Неслучайно, Катя, и не зря вы очутились на спасательной станции:
вы действительно можете спасать людей! От схоластики, от рассудочности… Спасать от их собственного занудства и от пониженного кровяного давления!– Да не лупите вы по деревьям! И не бегите так. Прямо восьмиклассник какой-то… - говорила Катя ему в затылок, потому что он со своей хромотой опережал ее сейчас.
– Но вы поняли? От этих занятий я выиграл бы больше! Какое уж тут, к чертям, "интеллигентское сочувствие"!
– Что-что-что?
– она забежала вперед и не позволила ему идти дальше.
– Кто больше выиграл бы?
– Я!
– Ну и кто же вам не дает?
– Сам себе не даю. Несерьезно потому что. Безответственно. К чему именно я буду готовить вас? За какой срок? Каков исходный уровень ваших знаний? Куда вы хотите поступать?
– ничего же не ясно, одни шуточки: то вас влечет в Ин-яз, то во Внешторг, то в дикторы телевидения, то в стюардессы…
– Это я все темнила, Женечка, - созналась она, а потом вдруг кинула ему мяч.
– Подержите-ка, я, кажется, чернику вижу… - Она метнулась вбок, вправо от тропы.
– Вообще-то подчистую обобрали, но горсточка для меня всегда найдется…
И впрямь нашлась - там где увидеть ее с тропы мог поистине соколиный глаз!
…Когда их губы и языки стали вполне черными, Катя сказала почти возмущенно:
– Жень, а что это вы "выкаем" всю дорогу. Прямо как деревенские… Давай на "ты"?
– Давай… - улыбнулся он, с известным усилием отрубая кончик "те".
– Вот молодец. А теперь я тебе скажу свою мечту. Куда я на самом деле хочу… Только отвернись, а то я стесняюсь…
14.
На "престижном" 8-м этаже была гостиная с лоджией, где преферансисты могли совмещать свою страсть со свежим воздухом.
Жене повезло: он заглянул туда в те минуты, когда седовласый актер расписывал новую "пульку" на двойном листке, а остальные практически бездельничали, так что Ксеню можно было отозвать. Он поманил ее, она извинилась перед соратниками и вышла к нему.
– Я вся внимание.
– Замятина рассматривала внука на самом деле сверхвнимательно.
– Ты ел чернику?
Вместо ответа он достал носовой платок, но бабка запротестовала:
– Не трать платка на это - не отстирается потом. Пойди лучше вымой рот.
– Ладно, потом. Ксенечка, у меня просьбе к тебе. Нетипичная: я никогда не лез по таким вопросам…
Но она перебила.
– Все, можешь не говорить. Поняла и не нахожу ничего странного. Не все же лесной ягодкой питаться! Твою ученицу нужно повести в ресторан - так?
– она уже потянулась к ридикюлю.
– Да ничего подобного! Ксеня, милая, выбрось из головы эти расхожие курортные штампы, они не могут иметь ко мне отношения!
– Да? И к ней тоже?
– И к ней тоже!
– почти гневно повторил Женя.
– Сядь на минуту.
Уже в некоторой тревоге Ксения Львовна опустилась на край дивана.
– Ксеня, она с детства мечтает о сцене. Ты должна посмотреть ее…
Какие-то секунды бабушка сидела нагнувшись, сдавив двумя пальцами переносицу и странно посмеиваясь.