Реставратор

Его взгляд скользнул к распечатке с фотографией Игоря Зимина. Непроницаемое лицо человека, для которого культура — это актив, а знание — угроза. Хранитель. Его цель — не найти, а скрыть. Нанять специалиста высочайшего класса, чтобы тот изъял ключевую деталь и навсегда оборвал гонку — это был его стиль. Холодный, прагматичный, безжалостный. Могла ли Марина работать на него?

Глеб закрыл глаза и с силой потёр переносицу.

Чёрт. Чёрт. Чёрт.

Фундаментальная, идиотская ошибка. Он искал одного человека. А их было несколько. Они сплетались, расходились, путались в узел, который он пытался разрубить вместо того, чтобы распутать.

Убийца и вор.

Это не обязательно одно и то же лицо.

Мысль была простой, очевидной и оттого оглушающей.

Елена убила Корта. Из мести, из искажённой любви, из чего угодно. А кто-то другой — Марина, или тот, кто нанял Марину, или кто-то третий, о ком он даже не подозревал, — просто воспользовался хаосом. Воспользовался убийством как идеальным прикрытием, чтобы забрать то, за чем они все охотились.

Гонка изменилась. Ставки выросли до небес.

Теперь нужно было найти не только убийцу. Нужно было найти похищенную деталь. Потому что теперь она была ключом ко всему. Без неё формула эликсира, записи Корта, труды Елены — всё это было лишь бесполезным набором символов. Инструкцией к машине со сломанным сердцем.

Рука сама нашла на столе красный маркер. Глеб подошёл к стене. В самом центре своей паутины из фактов и домыслов он обвёл пустое пространство. И внутри этого прямоугольника, нажимая так, что фетровый наконечник заскрипел, написал два слова:

СЛОМАННЫЙ МЕХАНИЗМ.

От этого красного прямоугольника теперь тянулись невидимые нити ко всем. К Елене. К Марине. К Роману. К Зимину. Это больше не было расследованием убийства. Это была гонка за тенью, которая держала в руках недостающую деталь от дьявольской машины.

Он отступил на шаг. Взглянул на часы на своём запястье. Стрелки неумолимо ползли вперёд. Он чувствовал, как его собственное время, его личное время на искупление, утекает сквозь пальцы ещё быстрее.

Глава 7: Лаборатория в Подземелье

Стена его кабинета превратилась в опухоль. Уродливая, пульсирующая нейронная сеть из газетных вырезок, фотографий и карандашных линий. В центре, обведённый красным, гноился диагноз: СЛОМАННЫЙ МЕХАНИЗМ. От него, словно гангрена, расползались воспалённые нити к лицам. Елена. Марина. Роман. Зимин. Каждая нить была вопросом. Каждый узел — ложью.

Кража детали не была вандализмом. Глеб чувствовал это нутром, тем самым проклятым чутьём, которое однажды его уже похоронило, но от которого он так и не смог избавиться. Это была хирургия. Точная. Холодная. Выполненная рукой, знавшей анатомию механизма лучше, чем собственную ладонь. И это снова и снова, как игла в заезженной пластинке, возвращало его к Марине. Или к кому-то, как она.

Хватит.

Удар ладонью по столу — и стопка пустых кофейных чашек звякнула, как погребальный колокол. Хватит ходить по этому выжженному кругу. Паранойя, его старая, верная ищейка, требовала сменить угол атаки. Не «кто». И даже не «почему».

А «где».

Где вор мог спокойно работать? Где он мог изучать цель, не привлекая внимания? Взгляд скользнул со схемы на стене на скомканный, замусоленный план эвакуации музея. Он смотрел не на экспонаты. Он смотрел на кирпич и бетон.

На пустоты.

Музей встретил его дневной суетой, и эта суета казалась ещё более фальшивой, чем ночная тишина. Группки туристов, похожие на стайки испуганных рыб, бесшумно перемещались от витрины к витрине, шепчась и разглядывая стеклянные саркофаги с запертым внутри временем. Их голоса тонули в гулкой пустоте зала, поглощаемые бетоном и стеклом, не оставляя и следа.

Глеб проигнорировал их, свернув в административное крыло. Воздух здесь был другим. Исчез запах пыли веков, уступив место резкой ноте дорогого чистящего средства и кисловатому духу офисного кофе.

Кабинет Романа был оплотом порядка, который казался почти агрессивным на фоне хаоса расследования. Сам куратор сидел за массивным столом из тёмного дерева, идеально прямой, как маятник в состоянии покоя, и склонился над каталогом. Головы он не поднял, когда Глеб вошёл, и это было не пренебрежение, а выверенный жест.

— Что-то ещё, детектив? Или вы просто решили полюбоваться на то, что осталось от нашей коллекции?

Его голос — гладкий, отполированный, как эбеновое дерево его стола. Но под тонкой позолотой вежливости ржавела сталь.

— Нужны оригинальные чертежи здания, — Глеб подошёл к столу. Голос он намеренно сделал скучающим, будничным, словно просил прикурить. — Довоенные, если сохранились. Хочу посмотреть, где проходили старые коммуникации. Вентиляционные шахты.

Роман наконец оторвался от каталога. Его взгляд был холодным, как стекло витрины, за которым умирает очередной артефакт.

— Вентиляционные шахты? Детектив, вы собираетесь ловить искусного вора или крыс? Уверяю вас, этот человек не через форточку залез. Он…

— Он знал, что делал, — перебил Глеб, и его голос стал суше, как старая бумага. — Поэтому я и хочу знать то, что знал он. Может, был другой вход. Служебный. Забытый.

На безупречном лице Романа проступило почти физическое отвращение. Словно Глеб предположил, что в храме есть чёрный ход для шлюх.

— В этом здании, — отчеканил он, поднимаясь, и в его голосе зазвучали проповеднические нотки, — нет ничего забытого. Я знаю каждый кирпич, каждую трещину в фундаменте. Это не проходной двор, детектив, это…

Резкая, пронзительная трель телефона на столе оборвала его пафосную тираду. Роман вздрогнул, и на его лице промелькнуло неподдельное раздражение. Он схватил трубку так, будто хотел её задушить.

— Да! — рявкнул он.

Глеб перестал его слушать. Он обошёл стол, пока Роман, мгновенно сменив тон на подобострастный, вполголоса рассыпался в заверениях какому-то невидимому божеству из министерства.

— Да, господин заместитель министра, добрый день. Конечно, помню… Конечно, мы примем все меры…

Глеб скользил взглядом по корешкам архивных тубусов. Его мозг, натренированный на поиск аномалий, работал быстрее глаз. Вот он. Старый, картонный, с выцветшей, почти исчезнувшей надписью: «Обсерватория. Основные конструкции. 1912».

Роман бросил на него короткий, злой взгляд, прикрыв трубку ладонью.

— Что вы делаете?

— Работаю, — так же тихо ответил Глеб, вытаскивая тубус.

Куратор на мгновение замер, его лицо исказила мука выбора. На одной чаше весов — телефонный разговор с высоким начальством, на другой — наглый сыщик, роющийся в святая святых. Победил карьеризм. Роман лишь махнул рукой, словно отгоняя назойливую муху, и отвернулся.