Рейд в опасную зону. Том 1

Традиционная туркменская пища.

Еще есть какой-то местный сыр — крошится в пальцах, соленый, с кислинкой. И главное — две пузатые алюминиевые фляги с водой.

— Всё, что удалось добыть в кишлаке, — коротко поясняет Иванов, раздавая провизию.

Удалось добыть достаточно, чтобы подкрепиться спецназовцам. Видно местные в кишлаке пришли в себя, поняли, что мы пришли защищать их. И отдали, что у них было, чтобы поддержать нас.

И с проводником вопрос решился худо-бедно.

Вода идёт по кругу первой. Сначала пьют по очереди, маленькими глотками, не больше двух за раз. Никто не спешит, каждый бережёт драгоценную влагу.

Я смотрю, как пьют парни. Колесников поднимает флягу, пьет спокойно, словно в голове считает секунды. Гусев — быстро, но не жадно, под конец проводит рукой по губам, будто хочет запомнить вкус.

Коршунов берёт флягу, долго смотрит на нее, словно решает, стоит ли ему пить.

Боится, что вода отравлена?

Его губы сжаты, глаза опущены. Потом все же делает пару осторожных глотков. Вокруг него какая-то странная напряженность — будто он чувствует себя чужим даже здесь, среди своих.

Я отмечаю это, но ничего не говорю. Просто наблюдаю за ним, как и за всеми остальными десантниками.

Баяр воду не пьёт. Он сидит на корточках, закутавшись в свой длинный халат, и наблюдает за нами.

Его лицо неподвижное, но глаза живые, цепкие, бегают от одного к другому. Когда до него доходит фляга, он только прикладывается губами, не делая ни глотка.

— Ты почему не пьешь? — спрашивает Гусев.

— Нельзя, — коротко отвечает Баяр, — это ваша вода. Я буду пить, когда найдем Бяшима.

Гусев хочет что-то сказать, но я останавливаю его взглядом.

Проводник — дело особенное. Он нам нужен сейчас, как воздух, и лучше не лезть к нему с расспросами.

Мы знаем цену воде. И он знает. Дает себе обет — найти брата… живым. Только потом пить воду.

— Пятнадцать минут на перекус — и выдвигаемся, — бросаю я.

Лепешки разламываем на куски, каждому по одному. Сыр разрезаем ножом на небольшие ломтики. Мясо тоже делим, но его мало, и достаётся только тем, кто идет в первой группе. Справедливо.

Мы едим молча, под стрекот кузнечиков и редкий шелест ветра. Колесников ест быстро, но аккуратно — крошки собирает в ладонь, потом вытряхивает в рот, чтобы ни куска не пропало. Гусев жует медленно, размышляя о чем-то своем, взгляд его устремлен вдаль, где уже сгущается темнота.

Коршунов ест странно — как-то настороженно, будто опасается, чего-то. Время от времени он оглядывается по сторонам, словно ищет что-то или кого-то. Мясо он почти не трогает, только немного надкусывает, а потом прячет в карман. Я замечаю это и удивляюсь.

Баяр ничего не ест, только смотрит, как мы перекусываем. Его взгляд тяжелый, словно он считает, что время, потраченное на еду, могло бы быть использовано на дорогу.

Пять человек — я, Коршунов, Колесников, Гусев и Баяр — это моя группа. Каждый проверяет оружие перед выходом. У меня автомат за спиной, пистолет у бедра и нож. У Колесникова — старый, проверенный автомат, нож армейский. У Гусева помимо снайперской винтовки и ножа, больше ничего нет.

Коршун берет ручной пулемет — тяжелая штука, но в его руках он выглядит как игрушка. Он молча возится с подсумками, проверяя, чтобы все патроны были на месте.

Баяр стоит рядом, неподвижный. На поясе у него нож, за плечом холщовый мешок. Я замечаю, как он ловко что-то поправляет в мешке — кажется, веревку и небольшой топор. Умный ход. Его одежда простая: длинный хлопковый халат серого цвета, свободные штаны, старые сандалии.

Мы двигаемся в путь.

Сперва шаги отдаются четкими ударами, но чем дальше, тем звуки становятся глуше. Баяр идет впереди, ловко лавируя между кустами и камнями. Иногда он останавливается, прислушивается, что-то высматривает.

Коршунов держится немного позади меня. Он словно проверяет меня, так же, как я проверяю его. Гусев идет уверенно, взгляд цепкий, будто ему все равно, где он — на тренировке или в бою. Колесников поет про себя какую-то песню — я вижу, как двигаются его губы, хотя звука нет. Подбадривает себя.

В горах начинается другой мир. Здесь все чужое — воздух, запахи, тишина. Каждая тень кажется живой, каждый шорох вызывает напряжение.

Проводник указывает путь, и я слежу за его движениями. За мной Коршунов. Я чувствую его взгляд у себя на затылке физически, словно он вторгается в моё личное пространство. Затем идут Колесников с Гусевым.

Где-то через час слышу голос Коршуна.

— Командир, а ты уверен, что он нас не заведет?

Я поворачиваю голову через плечо.

Коршунов кивает в сторону Баяра. Тот оборачивается, понимает, что речь о нем, и хмурится.

— Зачем мне? — бросает он резко. — Там мой брат.

— Мало ли, — усмехается Коршунов.

— Кончай базар. Мы здесь за пацанами. Личное — потом, — прерываю их диалог.

Но мысль Коршунова засела мне в голову.

А вдруг?

Если Баяр — подстава, то мы идем прямо в ловушку.

Но выбора нет.

Баяр, словно слышит мои мысли, вдруг останавливается.

— Здесь, — говорит он, кивая на едва заметную тропу.

Я смотрю туда и понимаю — впереди только пустота. Камни и сухие кусты.

— Ты уверен? — спрашиваю его.

Он поворачивается ко мне, взгляд острый, как лезвие.

— Если хотите найти их — да.

Мы снова двигаемся, каждый со своими мыслями. В голове я прокручиваю возможные сценарии, но одно ясно — с Коршуновым что-то не так.

И Баяр тоже может завести нас прямо в ловушку к моджахедам…

Но у меня одни догадки и подозрения.

Фактов нет.

Тишина в горах странная. Не глухая, а обволакивающая, будто кто-то специально приглушает все звуки. Даже ветер здесь дует осторожно, шуршит камнями, но не мешает слушать.

Баяр идет впереди, как призрак.

Его ноги скользят по камням так, что не слышно ни шороха. На фоне нас, таких массивных, в форме и с оружием, он кажется частью этой горной пустыни. Время от времени он останавливается, приседает на корточки и водит рукой над землей, будто ощупывает ее взглядом.