Рейдеры Нила

Другой его сын голыми руками соскребал грязь с ямы, в то время как Крокодил стоял над ними и светил им лампой. В ее зловещем сиянии я увидел лица всех троих и с трудом подавил вздох. Их черты больше не имели даже отдаленного сходства с человеческими. Они были похожи на кошмарных монстров с головами чудовищ.

— Копайте глубже - сказал Крокодил. Звук его голоса был похож на нечто среднее между хихиканьем и шипением. —Яма должна быть достаточно большой для всех четверых. Глубже, копайте, ребята … и быстрее! Как только мы здесь закончим, мы вернемся в гостиницу и позаботимся об этом лежебоке римлянине и его маленьком извивающемся рабченке. А когда рассветет, мы отправим этих трех простаков из Саиса восвояси. И тогда...

— Тогда мы пересчитаем монеты, а, папа? – спросил его сын с лопатой.

— И наденем кольца на наши пальцы, и по очереди померяем то красивое ожерелье с рубином?
– спросил другой.

— Рубиновое ожерелье для вашей сестры, мальчики. С таким приданым она может выйти замуж за представителя самой богатой семьи Канопуса. Но пока продолжайте копать. Глубже и быстрее!

Джет потянул меня за руку, пытаясь увести обратно тем путем, которым мы пришли. Медленно и молча, с колотящимся в груди сердцем, я отошел от места, освещенного горящей лампой.

Мы с Джетом вернулись по своим следам, пока не нашли еще одну тропинку, которая ответвлялась в другую сторону. Когда мы вышли на небольшую поляну, я споткнулся о следующее тело - труп второго телохранителя. К ближайшей пальме были привязаны верблюды набатейцев, с которых на ночь сняли снаряжение для верховой езды, но которое было аккуратно свернуто и сложено рядом. Там также было несколько кожаных бурдюков, наполненных водой и небольшим количеством еды, готовых к погрузке на верблюдах.

Я еще никогда не встречал верблюдов, которые мне нравились, или, которым нравился я. Но я научился ездить на них верхом. Я быстро снарядил самого сильного на вид зверя и среди попоны нашел место для мешка с монетами. Произнеся слова, которым меня научили в свое время, я убедил зверя опуститься на колени. Я придержал его, а затем потянулся за Джетом, который отступил назад, вне пределов досягаемости.

— Что случилось? — спросил я.

— Я никогда не ездил на верблюде.

— Тогда это будет твоя первая поездка на нем. Счастливчик.

— А, он не кусается?

— Никогда не кусался. И он даже не плюются. Верблюд - самое доброе и послушное из всех существ.

— Ты лжешь!

— Ты предпочел бы остаться здесь и закончить вот так? — Я указал на труп телохранителя. Наступавший рассвет показал теперь весь ужас зияющей раны на его горле.

Джет вскарабкался на верблюда и уселся позади меня.

— Домой! Домой! — Я хмыкнул и натянул поводья. Верблюд фыркнул и поднялся во весь рост. Джет взвизгнул и крепко вцепился в меня. — Домой! Домой!
– Повторил я, и мы двинулись ровной рысью, оставив оазис и гостиницу «Голодный крокодил» далеко позади.

Последние звезды исчезли. Дорога перед нами и чахлая растительность по обе стороны с каждой минутой становились светлее. Когда солнце вот-вот должно было взойти и начать светить нам в лицо, мы направились к Нилу.

XIII

В тот день я старался преодолеть как можно большее расстояние между нами и «Голодным Крокодилом».

Я почувствовал запах реки задолго до того, как мы ее достигли - богатый, плодородный, влажный, заостренный рыбой запах Нила и наносной почвы его широкого устья, настолько мощный и всепроникающий, что все время, пока мы оставались в Дельте, этот запах преследовал меня повсюду в любую секунду, и днем, и ночью. Все на мне - моя одежда, мои волосы, даже моя кожа - пропиталась бы этим запахом.

Следуя маршруту, подсказанному Тафхапи, когда мы достигли первого рукава Нила, я повернул на юг, и поехал по дороге в сторону Саиса.

Движение на дороге было редким. Когда мы остановились перекусить в придорожной гостинице, мы были единственными посетителями. Когда нам пришлось переправляться через реку, мы были единственными пассажирами на пароме. Это самое спокойное время года не было ни сезоном сбора урожая и ни сезоном торговли. Растущий страх перед бандитами также обескураживал путешественников. Я чувствовал себя довольно заметным, когда ехал на верблюде с Джетом позади себя - но заметным для кого? На протяжении долгих отрезков пути в поле зрения не было ни одного человека.

Недалеко от Саиса, во время перерыва, чтобы размять ноги и справить нужду на берегу реки, я решил затронуть деликатную тему.

— Ты знаешь, Джет, что я сожалею о том, что сделал на тебя ставку.

Он пожал плечами: — Это была моя идея.

— Да, Джет, но ты ребенок и раб, в то время как я свободный человек. Это было мое решение, и я считаю его плохим.

— И все же в конце концов все получилось хорошо.

— Неужели это так?

— Конечно. Разве мы не здесь, вдали от этого ужасного места, не стоим в приятной тени этого платана, добавляя воды в Нил? Я все еще раб, да. И ты все еще полоумный римлянин. Но разве мы оба не живы? И разве у тебя нет сумки, полной сокровищ?

Я медленно кивнул: — Да, все это правда...

— Даже то что я сказал, что ты полоумный? — Он хихикнул.

Я прикусил язык: — Но я должен задаться вопросом ...

— Ты хочешь знать, воспользовался ли мной набатеец.

Я вздохнул: — Да.

— Потому что, если он это сделал, без ведома или разрешения моего хозяина, то Тафхапи тебя накажет.

— Нет, Джет. Меня беспокоит не Тафхапи.