Резервная копия воспоминаний

Я же, не особенно рассчитывая на успех, пригласил Патрика на лето в гости (сам он жил в Ростове-на-Дону, а я – в Москве). Летом всё бы выгорело. Мы бы жили на даче, никто бы о нас не знал; я обрёл бы нового друга, так на меня похожего, а он смог бы отдохнуть от опостылевших родителей и, возможно, устроился с моей помощью где-нибудь в Москве. Наверное, я казался бы ему неинтересным: он так хорошо знал жизнь, так здорово освещал её. А кто такой я? Обычное ничтожество. Ну да ничего, разберёмся. Если подружимся, Патрик меня всему научит.

Одного я не учёл.

«Меня зовут Патрик и я сумасшедший», – было написано на его странице. Я до сих пор считаю этого человека нормальнее всех на свете, да вот только сам он всегда стремился к идеалу «сумасшедшего».

Он сбежал из дома в апреле и направился в Москву.

***

Приезд Патрика в апреле немного не вписывался в мои планы на ближайшее будущее: главным пунктом в них значилось усиленное штудирование русской литературной классики с последующим поступлением в университет на филфак. Патрик сам сподвигнул меня на это: он учился на филологическом факультете Ростовского государственного университета и так красочно описывал студенческую жизнь, что и я решил стать филологом. С радиотехническим ВУЗом отношения у меня не заладились, а второе моё «начало», гуманитарно-писательское, требовало «реализации».

Выше я написал, что будущее – не освещённая солнышком дорожка в гору. И не от тебя зависит, провалиться ли тебе в горную расселину, сдохнуть ли от усталости по дороге к выбранному пьедесталу. Так и есть. Будущее знать нельзя, пусть бы и казалось оно предрешённым и очевидным.

«Приезжай», – был мой ответ. Целую неделю, до самого 23-его апреля 2007-ого года я жалел о сказанном. Я о любом своём решении жалею, однако в тот раз оно было самым правильным в моей жизни. Да, меня мучили сомнения. Вдруг Патрик – отвратительный грубый мужик? Или маньяк? Или торговец человеческими органами?

Сильнее всего волновался я 22-ого числа, ночью. Я помню эту дату, потому что тогда умер Ельцин, и народ ликовал. На следующий день, в 10 утра Патрик должен был приехать на Казанский вокзал. Мне было не до веселья. Я не мог уснуть и, пытаясь успокоиться, дёргал струны гитары, которую купил на заработанные в фотопечати деньги и на которой надеялся научиться играть. У меня получалось что-то вроде задумчиво-медленного тиканья часов, состоящего не из двух звуков «тик-так», а из трёх.

– Тик-тик, тик-так, тик-тик, тик-тук. Тик-тик, тик-так, тик-тик, тик-тук.

Я хотел, чтобы всё это оказалось глупой шуткой, и чтоб завтра на вокзале я бы тщетно проторчал два часа. Чтоб жизнь катилась по прямой траектории туда, куда я вижу.

Каким восхитительным было следующее утро! Я надел честно заработанную куртку из чёрной искусственной кожи и чёрные брюки с ботинками – «костюм гота», как называл я этот наряд, самый приличный в моём гардеробе. 2

В 8 утра ощутимо подмораживало, и я дрожал, стоя на задней площадке «икаруса» и глядя в окно на пути к ближайшей станции метрополитена. На телефон приходили сообщения от Патрика. Он рассчитывал приехать к 10-ти, но автобус, на который он сел, опередил график и прибыл на Казанский вокзал в 8. Автобус Патрику подыграл: тот всегда говорил, что лучше проторчать на месте встречи 2 часа, чем заставлять ждать встречающего хотя бы 10 минут.

2

У меня был ещё «костюм неудачника», состоявший из вышедших из моды синих джинсовых брюк и куртки, купленных для меня матерью, которая по советской традиции считала «джинсу» символом благосостояния. И был ещё «костюм бомжа» – дешёвая спортивная форма, купленная для школьных уроков физкультуры, на которые почему-то запрещали приходить в удобных хлопчатобумажных джинсах, и заставляли вместо них напяливать китайскую синтетику, в которой прела жопа.

Наши пути пересеклись на станции «Комсомольская» Кольцевой линии метро, в торце зала, у подножья памятника Ленину. Патрик приехал с подругой, Катей, которая быстро нас покинула, отправившись по делам. Я остался с Патриком наедине. В руках его был пакет с важными вещами и сумка.

***

Есть в квантовой механике явление, называемое «туннельный эффект». Я знаю его благодаря поверхностному знакомству с радиотехникой, а именно, с туннельными диодами. В советской «Детской энциклопедии» туннельный эффект описывается примерно так: «Представьте себе муху, бьющуюся о стекло. В макромире у неё нет никаких шансов пройти сквозь него и оказаться на другой стороне. Но если мы возьмём вместо мухи электрон, дело будет обстоять иначе. В изменчивой вселенной квантовых законов, где всем правит теория вероятности, существует отличная от нуля возможность, что частица будет существовать по ту сторону казалось бы непреодолимого барьера».

С момента встречи с Патриком я попал в рай. А если не в рай, то в какое-то очень похожее место, как Тангейзер. Я сделал то, чего не удавалось никому. Странное, совершенно невозможное стечение обстоятельств привело к моей встрече с чудом, с удивительным человеком, которого я боготворю. Какое ещё слово можно применить, помимо «рая»? «Настоящая жизнь»? Возможно. Этой «настоящей жизни» будут посвящены все остальные страницы резервной копии, сколько бы их ни было. Потому что больше мне вспоминать нечего. Что было до, что было после, – это точно не жизнь и не райское место.

Аналогия с раем мне нравится потому ещё, что тот охраняется. И страж – уж не знаю, апостол ли это Пётр или кто ещё, – быстренько распознал, что в раю мне не место. Я был в аду всю жизнь и не сделал ничего, чтобы оттуда выбраться. В рай меня забросила статистическая флуктуация, сродни тем, при помощи которых работают туннельные диоды.

В бога я не верю и в мистику тоже. Апостол Пётр не был гигантским седобородым стариком, гоняющимся за мной с метлой по виноградным кущам. Он был стечением обстоятельств, роковым стечением.

Каждый шаг, который я совершил после своего попадания в рай (и до попадания) вёл обратно во тьму, в которой мне предначертано было находиться со времён детского сада.

***

В то утро моя жизнь разделилась на две части. В первой части Патриком был древний святой, принесший в Ирландию христианство. Во второй – красивая девушка по имени Таня.

***

Домой добирались долго. Метро в моём районе до сих пор даже в планах не значится, а уж в те-то времена от ближайшей станции подземки мой дом отделяло порядка 40-ка минут езды на автобусе (без учёта дорожных заторов). За это время мы многое успели обсудить. Я предупредил Патрика, что мать преследует ФСБ, и нам следует держаться начеку. Ни в коем случае не должна была всплыть связь между настоящим Патриком и тем, что остался на графоманском сайте. Ведь Патрик на сайте уже дискредитировал себя: мать знала, что он агент. «Лучше будет, если мы скажем, что ты подруга моего покойного друга Димы, – предложил я. – Или лучше – дальняя родственница, с которой тот меня как-то познакомил. Ты убежала в Москву от тиранов-родителей».

Патрик, как и любой другой человек на его месте, должно быть, не сразу понял, что значит «преследует ФСБ», но возможность ознакомиться с проблемой детальнее ему представилась. Несмотря на неожиданное осложнение, он быстро воспринял сказанное мною, и мы решили действовать по намеченному плану.

Когда мы приехали ко мне, и чай в кружках заварился, я спросил у Патрика, кто он. Конечно, я уже читал, его рассказ «А когда надоест, возвращайся назад».

«Ну что я мог ему ответить? Сказать, что я ходячий (причём по воде) справочник самоубийцы? Студент романо-германского отделения факультета филологии и журналистики Ростовского Государственного Университета? Или просто придурок?

Недонаркоман? Спаситель?!

– Меня зовут Патрик».

А правда ли, спросил я его, что он пытался покончить с собой?

«Но, чёрт возьми, как меня это достало, – писал Патрик в рассказе «Анальгин», – постоянно всё всем подтверждать и доказывать! Пришлось закатать рукав и показать ей свою левую руку с торчащими скрепками от степлера, выцарапанными на коже словами «Мне больно», ожогами от сигарет и, самое главное, длинным уродливым шрамом, похожим на десны больного цингой. Потом ещё продемонстрировал письмо из районной прокуратуры с отказом в возбуждении уголовного дела по факту попытки суицида».