Резкий поворот

Всего лишь проверка — ее игрушка невольно ответили на то, все ли у них в полном порядке? Обычно она видела довольство, уверенность, спокойствие, в паре случаев и вовсе религиозный почти экстаз и, конечно же, предвкушение. О да, предвкушали все они, все сразу и скопом, не исключая и ее саму, только и разницы, что она прекрасно понимала грядущее, осознавала, что именно она ждет и явлению кого способствует. Но это обычно, а не сегодня, не вчера и не последние три дня — часть ее марионеток на контакт не ответила, а еще часть явно пребывала в тревоге. Пришлось очень серьезно форсировать некоторые направления работы. Само по себе отсутствие отклика проблемой не было — марионетки могут быть заняты чарами или просто физической нагрузкой, напрягать ауру, активно колдуя и сбивая столь тонкую настройку. Но общее поле контроля уже запятнано тревогой, а значит, цветы любовно взращенного ею сада оказались под угрозой.

Несколько отчетов, парочка полученных донесений, притащенных мелкими импами через жертвенный ритуал, а также множество иных мелких факторов указывали на некоторые проблемы. Часть игрушек, дальних и не приближающихся к городу, преимущественно из плеяды шахтовых крыс, оказались атакованы и она бы уже приказала форсировать план, зачищая концы в воду, но атаковали не власти Канберры, натравленные дотошным мистером Хиллзом, а такие же ячейки культа, как и атакованные. Ничего удивительного, особенно для Австралии, здесь намеренно поддерживалась сильная конкуренция между марионетками, да и нижнее звено погоняющих рабов властью высших то и дело пытались друг другу сыпнуть серебра освященного в глаза — личные распри были прямо запрещены не ею или Леотхт-Хооном, а самим Владыкой. Оставалось терзать сети слуг и рабов друг друга, терзать и подставлять друг друга, тщательно следя за тем, чтобы не перейти черту клятв.

Началось все с обиженных и таких сладких воплей Пхакт-Хайа-Оллая, пятого из помощников ее главного напарника, союзника и конкурента, с каким у нее были весьма плотные, но натянутые отношения. Он, говорящий через встроенного в одноразового раба паразита, дребезжал и требовал прекратить терзать его сеть, угонять мясо и грабить марионеток. Она же очень искренне выразила недоумение, не скрывая радость от чужих проблем, а после еще и принесла заверительные подтверждения с опорой на собственные обязательства, подтвердив свою непричастность. А подтвердив, начала копать путь к истине — кто-то ведь потерял берега и, если не ее слуги, каких она тут же проверила, а также не слуги Леотхт-Хоона, то кто-то еще. Быть может, такой же залетный гость из дальних континентов, каким была и она сама, до того, как удачно нашла место и положение сеть плетущей и направляющей.

Удовлетворенно улыбнувшись, она тянет мелодию еще некоторое время, окутывая гласом уже сам дом, прислугу, очарованных владельцев особняка, — никак не связанных с организацией и несколько раз тщательно проверенных, чтобы не стали ее логово искать именно здесь, — личных стражей и боевых химер-охранников. На последней ноте ее маскировка дала секундную брешь и возможный наблюдатель, доберись он сюда живым и не попади под влияние гласа, увидел бы, как изображение прекрасной леди чуть мигнуло. Показав под ним не пышногрудую и желанную матрону в дорогом платье, а могучую рогатую демоницу, носящую те же одежды. Адскую тварь, высшего суккуба, аура какой вполне соответствовала одаренным пятого ранга. И, если немного польстить, опасно близко подбиралась к рангу шестому, лишь немного не дотягиваясь до нижней его планки.

— Связаться с Лаской, Межой, Линией — они ближе всего к рудным крысам, пусть поспрашивают, пусть поищут. Мне нужны ответы, нужны имена и образы тех, кто играет здесь без моего разрешения. — Выдает она команду молчаливо стоящей в уголке тройке культистов, один из каких был аборигеном, заставляя тех дружно вздрогнуть и снова поглядеть на увлеченно фарширующего свою жену волшебными цитрусами раба. — Идти в два, нет, в три перехлеста. В случае раскрытия передовой группы, последующие должны отправить голос. Хоть самих себя пусть зарежут, но отправят, подберите обработанных или достаточно фанатичных. Мне не нравится это. Слишком уж плотно и быстро взялись за шахты, слишком нагло работали. Кто-то из шавок Леотхт-Хоона, милого нашего Водоворота, вышел из повиновения и взялся за пятерку. Отыщите. И сообщите.

Троица лишь молча упала лицами в пол, выражая почтение и поклонение, благо всех троих она ценила достаточно сильно, чтобы не скрывать от них детали внутренних распрей их общего дела. В отличии от Водоворота, она не имела своей свиты собратьев, если всякой мелочи не считать, зато куда лучше создавала марионеток из простых смертных — все трое не могли ее предать, не могли даже подумать об этом, не могли не ужасаться ее жестокости и не восторгаться ее могуществом. Долгая, тщательная, неспешная обработка, но в результате получились довольно компетентные марионетки, способные снять часть нагрузки дел текущих.

— Будет исполнено, прекраснейшая госпожа. — Синхронно ответили все трое, один с любовью, второй с ужасом, а третий со стыдливо запрятанным желанием обладать, ибо изначально был невинным выпускником католической семинарии, а ей было забавно сохранить в жертве немного той невинности, не дав даже осознать, что служит он никакому не ангелу господнему. — Мы начнем сегодня же.

— Начните, а также поспешите. Я не хочу тратить на эту чушь слишком много времени. И сил. — Она демонстративно покосилась на продолжающее готовиться блюдо, не став сообщать, что ее тревога вызвана все приближающемуся и приближающемуся часу финального рывка, моменту раскрытия новых Врат, ибо точной даты не знала даже она и Леотхт-Хоон, но им двоим хотя бы примерные сроки указали. — Бегите, мальчики, спешите, милые мои, не разочаровывайте мамочку.

Из зала все трое буквально вылетели, словно освоили телепортацию.

Закончив петь и раздавать указания, тварь в людском обличии невольно улыбнулась еще ярче, так мило и по-домашнему, что растаяло бы и сердце законченного душегуба — она вспоминает, переживает заново то, как вообще оказалась именно здесь. История незаурядна не то что по меркам мира, но даже по меркам ее истинного дома, обители Инферно, жадно принимающего в свое лоно и не выпускающего детей своих никуда больше, всегда берущего плату по наивысшей ставке. Еще считанные годы тому назад она не видела в своем существовании практически ничего хорошего, только постоянную угрозу сгинуть от рук самого обычного смертного мяса, только что мяса одаренного. Слишком, залей их благодатью, одаренного!

Долгие сто и еще тридцать восемь лет, семь месяцев, тринадцать дней и четыре с половиной часа она провела пусть не на одном месте, но в одной и той же роли, прикованная цепью и скованная веригами, пропитанными святым волшебством. Ее, проигравшую борьбу интриг и страстей, поставившую не на того Господина, смертным магам буквально продали, выменяли на какие-то до си пор неизвестные ей услуги. Особенно обидно от того, что продал ее тот из пред Господином стоящи х, какого она поддержала, какой не без ее усилий добился своих целей и свалил одного из конкурентов… и какому не нужна была помнящая его слабость и вынужденные просьбы союзница, которой еще и отплачивать за помощь пришлось бы. Не то чтобы она сама не собиралась предать Гарсмарлкрштгана, но крайне обидно, когда предаваемый союзник, давно считаемый слабовольным и поддающимся своему гневу увальнем-пожирателем, успевает предать тебя первой.

Так она и попала во власть людишек, вынуждено нацепив на себя вериги и став помогать тем в их делах… какие примерно через два десятка лет свелись преимущественно к тому, чтобы стать для них плодовой маткой, не более. Владелец ее был не только знатоком демонических сделок, но и недурным мастером перекройки живого, иначе называемый химерологом и бестиологом. И свои эксперименты проводил он в том числе и с ней, раз за разом принуждая плодить полукровок от себя самого или своих ближайших учеников. Чаще все же учеников, маг не слишком любил разбрасываться кровью и семенем, прекрасно зная, сколь опасен такой мост, ведущий в обе стороны. И не верил в ее покорность ни на грош, несмотря на вериги, ошейник и многочисленные клятвы, какие она когда-то давно «добровольно» принесла, не доводя «переговоры» до примитивных пыток.

Впрочем, плен был для нее не только унижением и постоянной угрозой перестать быть полезной, но и возможностью выгрызть еще немного силы, переждать бурю в тесной и не особо уютной, зато безопасной клетке. Именно к ней тащили самых сложных пленников, чьи разумы она вскрывала, именно ей приходилось перекраивать волю и помыслы пленников иных. Именно она работала с несговорчивыми гостями, каких селили в особой комнате, в какой были слышны доносящиеся через специально проложенные трубы или стальные пластины в стенах звуки ее гласа. Поживет нежелающий продавать семейную реликвию обедневший дворянин или несговорчивый торгаш в той комнатке недельку-другую, да и продаст, продаст даже дешевле, чем изначально предлагали, да еще и довольным останется. Столь сложные и всегда разнообразные задачи требовали не только силы, но и знаний, требовали искусности и терпения, а она этим пользовалась. Постепенно становилась лучше, умелее, эрудированнее, не стыдясь и не пренебрегая возможности учиться у смертных, дополнять свое мастерство придумками живущих в тварном мире людей.