Ричард Длинные Руки – эрцфюрст
Шрифт:
— Так-так…
Он спросил тихо:
— А вы хоть знаете, что творится?
Я буркнул:
— Знаю.
Он вздохнул, воздел очи горе.
— Так и знал, что барон Эйц попал в точку. Ну что за странные развлечения?.. А что людям сказать? Как объяснить?
Я отмахнулся.
— Скажите, сэр Растер после пира выходил проветриться.
— А лестницу обблевал?
— Почему нет? — возразил я. — Блевать — благородное дело. Значит, хорошо пил! А пить и блевать — признак мужественности и отваги в демократичном обществе.
Он
— Ваше высочество, у нас, слава Господу, еще не демократическое, которым нас пугаете до икотки.
Я перекрестился.
— Вы правы, барон. Аминь. Тогда нужно сказать правду.
— Какую именно?
— Выбрать ту, — объяснил я, — что работает на нас. Заокеанская империя нанесла превентивный удар, рассчитывая нас сокрушить, но просчиталась, не предполагая, что мы проявим такую стойкость и с легкостью отшвырнем ее происки своей чистотой, верностью сюзерену и моральной стойкостью, сплотившись вокруг церкви и ее постулатов…
Он перебил:
— А что это?
Я отмахнулся снова.
— Да не знаю, неважно, так все говорят, звучит внушающе. Так что в едином порыве народ сплотился и дал сокрушительный и даже сокрушающий отпор. Теперь враг удирает с перебитыми лапами и прищемленным хвостом, а мы победно и уверенно, с горящим взором и светлыми сердцами…
Он покачал головой.
— Нет, такое даже не выговорю. Этот бред вы сами, ваше высочество, у вас получится, а у меня репутация… А на самом деле что это было?
— Нападение, — сообщил я так же шепотом, — я ж сказал!
— С Юга?
— Конечно, — ответил я. — Наверняка.
Он спросил с подозрением:
— Нет, я спросил не то, что на самом деле, а как на самом-самом деле?
— На самом, — пояснил я, — тоже с Юга. Когда не знаешь точно, надо либо молчать и разводить руками, а это для правителя недопустимо, либо твердо и с горящим взором указывать на того, на кого надо направлять ярость масс. Любой теракт нужно использовать в своих интересах.
Он пробормотал:
— Значит, Юг…
— В перспективе, — заверил я. — А пока будем разбираться с оппозицией. На границах неспокойно, да и наши территории еще не совсем лояльны. А до того, как начнем заниматься ими, сперва вычистим!
— Территории?
— Лестницу!
Он сказал послушно:
— Да, конечно. Я помогу Эйцу, а то наш бравый охранитель уже охрип, спеша все убрать до прихода гостей… Но все-таки, чего нам ждать?
Я проговорил с неуверенностью:
— Подождем до обеда.
— А потом?
Я сказал уклончиво:
— Пока могу сказать только, что вот такое вторжение невозможно повторить в ближайшие дни. Если это делал один маг, то копил силы всю жизнь и сейчас лежит в прострации.
— В чем-чем?
Я махнул рукой.
— В коричневом, если перевести с ученого языка.
— А если не один?
— Для второго раза соберутся нескоро.
Он помолчал, спросил тихо:
— Откуда сведения?
Я с многозначительным видом указал пальцем наверх.
— Оттуда.
Он
проследил за моим пальцем.— От Фрица? Да он вообще спит на дежурстве!
— Господь никогда не спит, — ответил я строго, — что бы ни говорили о нем недоброжелатели.
Он охнул.
— Ваше высочество! Вы уже говорите напрямую с Богом?
Я огрызнулся:
— Я всегда с ним говорил! Я паладин, забыли, барон?
— Простите, ваше высочество, — ответил он смиренно. — Думаю, не один я это уже забыл.
Я сказал свирепо:
— Ничего, я напомню! Так отпаладиню, долго вспоминать будете.
Глава 11
Я зашел в служебный зал, даже залюбовался: церемониймейстер не суетится и не бегает в панике, перед ним в почтительно строгих позах гофмейстер и гофмейстерина, а он нечто внушает им важно и значительно. Во дворце постоянно что-то да меняется, надо все учитывать и реагировать, дабы не уронить достоинство их сюзерена, а с ним и королевства.
Все трое склонились в поклоне, строгие и одинаковые. Я движением пальцев поманил церемониймейстера и отошел с ним в сторону. Он двигался рядом предельно синхронный, учтивый, прямой, внимательный, ни словом ни жестом не выказывая никаких чувств, кроме предельной почтительности благородного человека к еще более благородному.
Отойдя подальше, чтобы не слышал даже барон Альбрехт, я спросил тихо:
— Когда появляется та… ну, как ее, что открывает проход в Зал Древних Королей?
Он спросил с тем же неподвижным лицом:
— Великая Жрица?
— Да-да, — сказал я нетерпеливо, — Жрица, у которой передние конечности какие-то красные, будто в коросте.
— В огне? — переспросил он. — В неистовом жарком пламени? Это верховная Жрица Хранилища, ваше высочество.
Я буркнул:
— Странно, как ее инквизиция просмотрела.
— У нее нет храма, — пояснил он. — А появляется она из ниоткуда всего один раз в году.
— Мне с ней надо кое-что перетереть, — сказал я в нетерпении. — А на самом деле ее храм где?
Он даже отшатнулся.
— Ваше высочество!
— А что не так? — спросил я сварливо. — Я сюзерен, я должен знать. Знание — сила и власть.
— Никто не знает, — повторил он так, словно гордился, что никто, даже он не знает. — Я же говорю, появляется по своей воле раз в год всегда в одно и то же время.
— Из ниоткуда? — спросил я. — Так не бывает.
— Может, — ответил он, — и откуда-то. Но мы этого не видим.
Я сказал веско:
— Если всегда в одно и то же время, то появляется не по своей воле, а по кем-то из мужчин заданному распорядку. Разве жрица не женщина? А еще не родилось такой, чтобы не опаздывала, не забывала, не перепутывала.
— Она не забывает, ваше высочество.
— Ничего, — сказал я твердо, — наведем порядок. Будет забывать и будет опаздывать, как и положено. Нечего вносить беспорядки в мир! А так вообще-то оставим только жриц совсем другой профессии.