Ричард Длинные Руки – рауграф

– Да не знаю, – пробормотал он, – что и сказать…

Я потребовал:

– Не знаешь, что сказать, или не знаешь, что сказать мне?

Он поднял голову, на лице нерешительное выражение:

– Боюсь, вам не понравится, ваша светлость.

Я в раздражении отмахнулся:

– Ты же знаешь, бить не буду. Пока. Сильно. Говори!

– Ваша светлость… я только сейчас с ужасом понял, как вы далеки от управления… От управления вообще, а королевством в особенности – будем называть все своими именами. Вы не король, это ему можно ничего не знать и не уметь, а только фаворитничать, но вы… вам выпало именно руководить, а руководить вы, уж простите…

Я придавил рвущуюся наружу злость и сказал смиренно:

– Ладно, я неумеха. Но мы заговорили про эту толпу разряженных клоунов! Зачем они?

Он поклонился:

– Ждут.

– Чего? Манны небесной?.. Еще мне пару капель злости, и дам такую манну, мало не покажется!

– Событий ждут, – ответил он кротко. – Любых. Вам понадобятся люди. Простите, но ваши не совсем, да. Не потому, что чужие, хотя и это есть, но здесь многое иначе, как я уже понял по вашим людям. С вами пришли военачальники и знатоки оружия… а также коней, но не дипломаты, хозяйственники и управители. Как вам ни хочется, но придется опираться на этих людей! Из числа тех, кто топчется в вашей прихожей…

Я сказал с отвращением:

– Я не увидел ни одного умного лица! И вообще… я не верю, что мужчина, который так тщательно следит за своими нарядами, может быть способен на что-то мужское. Нельзя быть дельным человеком и думать о красе ногтей!

Он сказал кротко:

– Настоящему мужчине все равно, что надевать. Как раз недостоин тот, кто начнет отстаивать свое право на иные наряды… У него на это все силы уйдут и вся жизнь.

Я отмахнулся:

– Вообще-то ты прав, хотя я тоже прав. Ладно, давай вторую порцию… Кто столько пишет? А я еще сдуру печатное дело внедряю!

Не успел я пропечатать следующую сотню бумаг, хотя рука уже начала ныть, как за дверью послышался топот, вошел церемониймейстер и провозгласил громовым голосом:

– Барон Фортескью к его светлости!

Двери распахнулись, но вошел барон Эйц. А за ним и Фортескью вдвинулся осторожно, еще не уверенный, как приму, можно ли вот так сразу.

Я вскочил, быстро обогнул стол и сделал несколько шагов навстречу. Он поспешно преклонил колено, я ухватил его за плечи, поднимая. Он встал и посмотрел мне в глаза. Когда я увидел его первый раз, в Брабанте, это был сытенький и розовый такой поросеночек, из каземата Кейдана я освободил худого, как гвоздь, с ввалившимися щеками, еще тогда у него появилось два рубца на щеке…

…но сейчас новый багровый шрам рассекает левую бровь, скулу, а еще один на подбородке.

Сердце мое стиснулось гневом и жалостью.

– Откуда, – спросил я резко, – эти свежие шрамы?

Он поклонился:

– При аресте.

– Били?

Он поморщился:

– Ваша светлость, я по глупости пробовал противиться. Кричал, что я посол от вас…

Горячая кровь ударила в мою голову, ломая все шлюзы. Зубы скрипнули так, что наверняка услышали и за дверью.

– Кейдан слишком привык к безнаказанности, – прошипел я. – Преклоните колено, сэр Фортескью!

Он вздрогнул, голос мой дрожит от ярости, поспешно встал на колено и склонил голову. Сэр Эйц, уловив мой взгляд, торопливо подал мне мой меч. Я вытащил из ножен, начальник дворцовой стражи поймал их на лету, а я не коснулся в стиле позднего рыцарства, а с силой ударил по плечу, как было принято в раннюю эпоху.

– Пусть этот удар будет последним, – сказал я жестко, – который оставите безнаказанным, сэр Фортескью!.. Барон! Вы держали себя достойно еще с первой нашей встречи, когда сопровождали короля во время его визита в Брабант. Тогда придворные вели себя разнузданно, а вы их пытались сдерживать, за что и поплатились. Сейчас вернулись после выполнения моего важного задания в Ундерлендах, я доволен результатами.

Он склонил голову и сказал отчетливо:

– Ваша светлость! Вы переоцениваете мои заслуги…

– Ваша скромность говорит в вашу пользу, – сказал я. – Барон Фортескью, жалую вас, как и обещал, титулом графа! К вам отходят владения Донвигов и Фордоксов, оставшиеся без хозяев.

Он охнул, поднялся, еще не веря свалившемуся счастью, но руки молитвенно прижал к груди:

– Ваша светлость…

– Кроме того, – прервал я его со злобной радостью, – я назначаю вас старшим по приему гостей из Ундерлендов. Уже приехали, кстати. Но я их пока не принимал и вообще… видеть не собираюсь.

– Ваша светлость?

– Получено известие, – пояснил я, – что король желает вернуться в Геннегау. Я намеревался уступить ему этот дворец, а себе подыскать на другом конце города, но вот сейчас, глядя на ваши свежие шрамы… нет, дворца он не получит!

– Ваша светлость!

Я помотал головой:

– И не просите, граф. Поручаю вам подобрать для его светлости свободное помещение в городе. Чтоб могли поместиться и прибывшие с ним придворные, слуги и челядь. Желательно подальше от моего – теперь моего! – дворца. Никаких других домов или земель! Ни для меня, ни для него. Держитесь с твердостью.

Он сказал, побледнев:

– Ваша светлость! Для меня это непомерная честь…

– Так надо, – оборвал я. – Мы христиане, не так ли?.. И должны воздавать сторицей. За добро добром, а за неудобства… Это урок сволочам, что раздают оплеухи направо и налево, забывая, что могут получить сдачу.

После его ухода я не мог заставить себя сесть и почти бегал вдоль окон, бросая злые взгляды во двор. Тоже мне отец народа, как можно волноваться из-за одного человека, я должен мыслить масштабами, и, как говаривал другой отец народов, смотреть, как на статистику… но сердце бухает быстро и зло, бросая порции подогретой крови в голову с такой мощью, что трещат какие-то перегородки.

Может быть, меня заело потому, что король унизил тем самым меня самого? Ведь барон кричал, что он прибыл от меня, он посол, но это только больше злило Кейдана…

Ну хорошо же, сволочь, тебя даже император не спасет. Он далеко, а я близко.

Глава 16

Мне кажется, меня настолько страшит любая встреча с людьми Ватикана, что по гигантской дуге обхожу гостевой домик, самому стыдно, но ничего поделать не могу, однако сегодня только вышел из главной оружейной города, как сам же наткнулся на отца Раймона.

Я торопливо поклонился:

– Рад вас видеть в добром здравии, святой отец. И рад, что в вас больше доброты и заботы о людях, чем у… так, вообще.

Он посмотрел на меня с мягким укором:

– Сэр Ричард… все, что не нравится нам в других, каждый из нас может, поискав, найти в себе самом. Нужно быть терпимее друг к другу, нам приходится жить дурными среди дурных.

– Призываете к политкорректности? – спросил я. – Большей терпимости?

Он посмотрел несколько беспомощно, развел руками.