Римлянин. Финал

Легионы сблизились с левым флангом противника и начали его обстрел. Поляко-литовцы выстроены в классические линии, а легионеры идут в стрелковых цепях, поэтому перестрелка проходила совершенно неэквивалентно: потери от огня поляков в несколько раз меньше, чем от огня легионеров.

Наконец, наступил момент истины — правый фланг пруссов дал серию из пяти залпов практически в упор, а затем бросился в штыковую атаку.

На левом фланге кирасиры успешно добили вражескую панцирную кавалерию и обратили её в бегство. Прозвучал сигнал и не участвовавшие в уничтожении вражеской кавалерии кирасирские эскадроны ударили по правому флангу врага.

У легионеров всё проходило планово, без героических штыковых и отчаянной перестрелки в упор. Правда, Август III отправил полк польских уланов, рассчитывая рассеять легионеров, выглядящих так, будто им нечего противопоставить кавалерии.

Также, судя по лихорадочным движениям генералов Августа III, они сочли, будто у легионов что-то идёт не так и это долгожданный шанс для смертельного удара.

Только вот они не предвидели, что легионеры сконцентрируют на уланах огонь не только винтовок, но и ружей огневой поддержки.

Хватило бы только винтовок, потому что скорострельность их составляет от шести до восьми выстрелов в минуту. Этого хватает для уничтожения почти любого количества кавалерии. Но ружья Либерта превращают любую кавалерийскую атаку из безнадёжной в самоубийственную.

Артиллерия стреляла почти непрерывно — основными целями были вражеская артиллерия и вражеская пехота. Шрапнельные снаряды отнимали десятки жизней за раз, но основным боеприпасом были бомбы, которых изготовили в порядочном избытке, и их нужно было срочно куда-то тратить.

«Перепроизводство, падение рыночных цен…» — посетовал Таргус. — «Я лучше сожгу их здесь, чем продам кому-то за бесценок».

Три вещи случились почти одновременно.

Прусские кирасиры с дикими криками ударили по правому флангу польско-литовской пехоты.

Правый фланг прусской пехоты в штыковом бою смял центр боевого порядка врага, пройдя дальше и заходя в тыл правому флангу врага, гибнущему под палашами кирасиров.

Польские уланы, так и не получившие приказа на перегруппировку, погибли почти в полном составе, под сокрушительным огнём легионеров.

Эквиты до сих пор возятся с пятигорцами, с переменным успехом: наскоки, перестрелки, рубка в ближнем бою, фланговые обходы, ложные отступления — там своя маленькая война.

Известно, что схватки между подразделениями лёгкой кавалерии примерно так и происходят — решают в таких случаях не сила и натиск, а организация и манёвренность. Эквиты-ауксиларии и пятигорцы не показали превосходства друг над другом, поэтому их эпическая битва обещает затянуться на несколько часов.

Таргус наблюдал за происходящим со скучающим видом. Он сегодня в роли вдохновляющего манекена, потому что свою работу он уже выполнил — план этой битвы разработан им, он же позволил Фридриху II внести в него корректировки, а дальше ему оставалось только наблюдать за ходом исполнения его авторской комбинации.

Он навёл подзорную трубу на командную ставку врага и увеличил кратность.

Несколько богато одетых вельмож, возможно, магнатов, вскочили на коней и поскакали к обозу. Остальные вельможи и генералы, во главе с королём, тоже сели на коней и поехали к стоящим в резерве латникам.

Август III, за которым проследил Таргус, подъехал к пуленепробиваемым латникам и начал что-то вещать, размахивая палашом. Его конь вертелся, он гонял его вдоль строя латников и агрессивно тыкал палашом в сторону центра пехотного построения, где пруссы активно пытались выйти на оперативный простор.

Закончив свой вдохновляющий спич, король вытянул руку с палашом и драматично замер. Один из вельмож, облачённый в тяжёлые латы, изукрашенные чеканкой и позолотой, надел на голову шлем, отсалютовал королю и повёл тысячу в бой.

«Не повезло пруссакам», — констатировал Таргус и посмотрел на Фридриха II.

А тот что-то приказал вестовому, а затем напряжённо всмотрелся в центр вражеского строя.

Всё-таки, несмотря на выдающуюся выучку, прусская пехота понесла слишком большие потери при сближении с врагом, поэтому её просто не хватало для развития прорыва.

— Сигнализируй Арнау, чтобы действовал на своё усмотрение, — приказал Таргус.

Он расслабленно развалился на походном троне и лениво наблюдал за развитием событий.

Генерал-легат Зигфрид Арнау получил приказ и сразу же начал сближение с противником.

— О-о-о, это интересно… — увидел Таргус манёвры левого фланга пруссов.

А левый фланг уже перестал быть таковым — он обошёл центр и занял позиции сразу за правым, усилив его. На самом деле, он полностью сфокусировался на отражении натиска латников, разделившихся на два крыла для одновременной атаки обоих «флангов».

По задумке Августа III, как понял Таргус, бронированный кулак должен был привести к полному уничтожению прусских пехотинцев, углубившихся в боевой порядок польско-литовской пехоты.

Но он не учёл одного фактора — пехота Речи Посполитой уже отдышала последние вдохи ладана и готовится умирать или отступать.

Её до сих пор терзают кирасиры, уже затоптавшие правый фланг, её обстреливают приближающиеся легионеры, её убивают артиллерийские бомбы, а в её центре буйствуют гренадеры пруссов.

Таргус очень сильно сомневался, что тысяча конных латников сможет переломить ход битвы. Речь Посполитая уже проиграла, но Август III решил сыграть ва-банк, не понимая, что его карты уже биты.

«А прусские пехотинцы-то, молодцы, все погибли», — подумал император, видя крупные скопления тел в тёмно-синих мундирах.

Тела легионеров, носящих чёрные мундиры, представлены на этом поле в куда меньшем количестве.

Может быть, легионы себя сегодня почти никак не показали, но они выполнили поставленные боевые задачи и нанесли противнику ущерба лишь чуть меньше, чем пруссы.

Бронированные латники, к слову, завязли в груде тел. Многих уже стащили с коней и закололи, а остальные развернулись и бежали. А увидевшая это пехота окончательно пала духом и начала повальное бегство, а кое-где и сдачу в плен.

Пятигорцы, увидевшие, что битва проиграна, оставили пару эскадронов на прикрытие и организованно отступили.

Фридрих II отправил гусаров, якобы добивать врага. На самом деле, их истинной целью является захват обоза и, по возможности, ценных пленников.