Римская сатира
Шрифт:
Ни Клеопатра, грустя на судне, покинувшем Акций.
110 Нет здесь вовсе стыда за слова, ни почтения к пиру,
Мерзость Кибелы свободно звучит голосами кастратов;
Здесь исступленный старик, убеленный уже сединами,
Таинств блюститель, редчайший пример достопамятной глотки,
Дорого стоящий людям наставник. Чего же, однако,
Тут ожидают все те, которым пора уже было б —
Как у фригийцев — излишнюю плоть отрезать ножами?
Гракх в приданое дал горнисту четыреста тысяч
(Впрочем, может быть, был жених трубачом, не горнистом);
Вот договор заключен. «В добрый
120 Сели за стол пировать, молодая — на лоне у мужа...
Вы — благородные, цензор нам нужен иль, может, гаруспик [263] ?
Что ж, содрогнулись бы вы и сочли бы за большее чудо,
Если б теленка жена родила, а ягненка — корова?
Вот в позументах и в платье до пят, в покрывале огнистом
Тот, кто носил на священном ремне всю тяжесть святыни
263
Гаруспик — гадатель по внутренностям животных.
И под щитами скакал и потел. Откуда же, Ромул,
Рима отец, нечестье такое в пастушеском роде?
Что же за похоть, о Марс-Градив, разожгла твоих внуков?
Вот за мужчину выходит богатый и знатный мужчина, —
130 Шлемом ты не трясешь, по земле не ударишь копьем ты.
Даже не скажешь отцу? Так уйди и покинь этот округ
Марсова поля, раз ты пренебрег им. — «Мне завтра с восходом
Солнца нужно дела исполнить в долине Квирина».
Что ж за причина для дел? — «Не спрашивай: замуж выходит
Друг, и не всех пригласил».—Дожить бы нам только: уж будет,
Будет все это твориться при всех, занесется и в книги;
Женам-невестам меж тем угрожает ужасная пытка —
Больше не смогут рожать и, рожая, удерживать мужа.
К счастью, природа душе не дает еще права над телом:
140 Эти «супруги» детей не оставят, и им не поможет
Толстая бабка-лидийка с ее пузырьками и мазью
Или удар по рукам от проворно бегущих луперков.
Гаже, чем это, — трезубец одетого в тунику Гракха:
Он — гладиатор — пустился бежать посредине арены.
Он — родовитее Капитолинов, знатнее Марцеллов,
Выше потомков и Павла, и Катула, Фабиев старше,
Зрителей всех на почетных местах у самой арены,
Вплоть до того, кто устраивал сам [264] эти игры для Гракха.
Что преисподняя есть, существуют какие-то маны,
150 Шест Харона и черные жабы в пучине стигийской,
Возит единственный челн столько тысяч людей через реку, —
264
...кто устраивал сам — император Нерон.
В это поверят лишь дети, еще не платившие в банях.
Ты же серьезно представь, что чувствует Курий покойный,
Два Сципиона, что чуют Фабриций и маны Камилла,
Фабии с их легионом кремерским и павшие в Каннах
Юноши, души погибших в боях, всякий раз, что отсюда
К ним прибывает такая вот тень? — Очищения жаждут,
Если бы с факелом серы им дали и влажного лавра.
Жалкими
входим туда мы! Простерли оружие, правда,160 Мы за Юверги брега, за Оркады, что взяты недавно,
И за британцев — в страну, где совсем мимолетные ночи.
Те, кого мы победили, не делают вовсе того, что
Ныне творит народ-победитель в столице; однако
Ходит молва, что один армянин, Залак, развращенней
Всех вместе взятых эфебов: живет, мол, с влюбленным трибуном.
Только взгляни, что делают связи: заложником прибыл —
Здесь человеком стал; удалось бы остаться подольше
В городе мальчику — а уж ему покровитель найдется;
Скинут штаны, побросают кинжалы, уздечки и плети:
170 Так в Артаксаты несут молодежи столичные нравы.
САТИРА ТРЕТЬЯ
Но одобряю решенье его — поселиться в пустынных
Кумах, еще одного гражданина даруя Сивилле.
Кумы — преддверие Бай, прибрежье достойное сладкой
Уединенности: я предпочту хоть Прохиту — Субуре.
Как бы ни были жалки места и заброшены видом,
Хуже мне кажется страх пред пожарами, перед развалом
Частым домов, пред другими несчастьями жуткого Рима,
Вплоть до пиит, что читают стихи даже в августе знойном.
10 Друг мой, пока его скарб размещался в единой повозке,
Остановился у старых ворот отсыревшей Капены.
Здесь, где Нума бывал по ночам в общенье с подругой,
Ныне и роща святого ключа сдана иудеям
И алтари; вся утварь у них — корзина да сено.
(Каждое дерево здесь уплачивать подать народу
Должно и после Камен дает пристанище нищим.)
Вот мы сошли в Эгерии дол и спустились к пещерам
Ложным: насколько в водах божество предстало бы ближе,
Если б простая трава окаймляла зеленью во'ды,
20 Если б насильственный мрамор не портил природного туфа.
Здесь Умбриций сказал: «Уж раз не находится места
В Риме для честных ремесл и труд не приносит дохода,
Если имущество нынче не то, что вчера, а назавтра
Меньше станет еще, то лучше будет уйти нам
В Кумы, где сам Дедал сложил утомленные крылья.
Родину брошу, пока седина еще внове и старость
Стана не гнет, пока у Лахесы пряжа не вышла,
Сам на ногах я хожу и на посох не опираюсь.
Пусть остаются себе здесь жить Аргорий и Ка'тул,
30 Пусть остаются все те, кто черное делает белым,
Те, что на откуп берут и храмы, и реки, и гавань,
Чистят клоаки, тела мертвецов на костер выставляют
Или продажных рабов ведут под копье [265] господина.
265
...ведут под копье — то есть на аукцион, который обозначался воткнутым в землю копьем.