Римская сатира

Садик там есть, неглубокий колодец (не нужно веревки),

С легким сердцем польешь ты водой простые растенья;

Сельского друг жития, хозяйничай на огороде,

Где можешь пир задавать хоть для сотни пифагорейцев.

230 Что-нибудь значит владеть самому хоть кусочком землицы —

Где? Да не все ли равно, хотя бы в любом захолустье.

Бо'льшая часть больных умирает у нас от бессонниц;

Полный упадок сил производит негодная пища,

Давит желудочный жар. А в каких столичных квартирах

Можно заснуть? Ведь спится у нас лишь за крупные деньги.

Вот потому и болезнь: повозки едут по узким

Улиц извивам, и брань слышна у стоящих обозов, —

Сон улетит, хоть бы спал ты, как Друз, как морская корова.

Если богач спешит по делам, над толпы головами,

240 Всех раздвинув, его понесут на просторной либурне [272] ;

Там ему можно читать, писать или спать по дороге, —

Ежели окна закрыть, то лектика и дрему наводит;

272

Либурна — род крытых носилок (лектики).

Все же поспеет он в срок; а нам, спешащим, мешает

Люд впереди, и мнет нам бока огромной толпою

Сзади идущий народ: этот локтем толкнет, этот палкой

Крепкой, иной по башке заденет бревном иль бочонком;

Ноги у нас все в грязи, наступают большие подошвы

С разных сторон, и вонзается в пальцы военная шпора.

Видишь дым коромыслом? Справляют в складчину ужин:

250 Сотня гостей, и каждый из них с своей собственной кухней;

Сам Корбулон не снесет так много огромных сосудов,

Столько вещей, как маленький раб, напрягши, бедняга,

Шею, несет на макушке, огонь на ходу раздувая.

Туники рвутся, едва зачиненные; елку шатает

С ходом телеги, сосну привезла другая повозка;

Длинных деревьев концы, качаясь, бьют по народу.

Если ж сломается ось, что везет лигурийские камни,

И на толпу упадет, опрокинувшись, вся эта груда, —

Что остается от тел? кто члены и кости отыщет?

260 Труп простолюдина смят и, как дым, исчезнет бесследно.

Челядь уже между тем беззаботная моет посуду,

Щеки надув, раздувает огонь в жаровне, скребочком

Сальным звенит, собирает белье, наполняет кувшины:

В спешке различной рабов справляются эти работы.

Тот же, погибший, у Стикса сидит и боится Харона:

Бедному нет надежды на челн среди грязной пучины,

Нет монетки во рту, оплатить перевоз ему нечем.

Много других по ночам опасностей разнообразных:

Высятся крыши домов, и, сорвавшись с них, черепица

270 Голову всю разобьет! Постоянно из окон открытых

Вазы осколки летят и, всей тяжестью брякнувшись оземь,

Всю мостовую сорят. Всегда оставляй завещанье,

Идя на пир, коль ты не ленив и случайность предвидишь:

Ночью столько смертей грозит прохожему, сколько

Ты по дороге своей встречаешь отворенных окон;

Вот и молись потому, вознося плачевную просьбу,

Чтоб лишь помоями ты был облит из широкого таза.

Пьяный иной нахал, никого не избивший случайно.

Ночью казнится — не спит, как Пелид, скорбящий о друге,

280 То прикорнет он ничком, то на спину он повернется...

Как по-иному он мог бы заснуть? Бывают задиры,

Что лишь поссорившись спят; но хоть он по годам и строптивый

И подогрет вином, — опасается алой накидки,

Свиты богатых людей всегда сторонится невольно,

Встретив факелов строй и яркий медный светильник [273] .

Мне же обычно луна освещает мой путь иль мерцанье

273

Алая накидка; медный светильник — атрибуты императора.

Жалкой светильни, которой фитиль я верчу, оправляю.

Я для буяна — ничто. Ты знаешь преддверие ссоры

(«Ссора», когда тебя бьют, а ты принимаешь удары!):

290 Он остановится, скажет: «Стой!» — и слушаться надо:

Что тебе делать, раз в бешенстве он и гораздо сильнее?

«Ты откуда, кричит, на каких бобах ты раздулся?

Уксус где пил, среди чьих сапог нажрался ты луку

Вместе с вареной бараньей губой?.. Чего же молчишь ты?

Ну, говори! А не то как пну тебя: все мне расскажешь!

Где ты торчишь? В какой мне искать тебя синагоге?»

Пробуешь ты отвечать или молча в сторонку отлынешь, —

Так или этак, тебя прибьют, а после со злости

Тяжбу затеют еще. Такова бедняков уж свобода:

300 Битый, он просит сам, в синяках весь, он умоляет,

Зубы хоть целы пока, отпустить его восвояси.

Впрочем, опасно не это одно: встречаются люди,

Грабить готовые в час, когда заперты двери и тихо

В лавках, закрытых на цепь и замкнутых крепким засовом.

Вдруг иной раз бандит поножовщину в Риме устроит —

Беглый с Помптинских болот, из сосновых лесов галлинарских,

Где, безопасность блюдя, охрану военную ставят:

Вот и бегут они в Рим, как будто бы на живодерню.

Где наковальню найдешь или горн, где цепей не ковали б?

310 Столько железа идет для оков, что, боишься, не хватит

Плуги простые ковать, железные бороны, грабли.

Счастливы были, скажу, далекие пращуры наши

В те времена, когда Рим, под властью царей, при трибунах

Только одну лишь темницу имел и не требовал больше.

Много причин и других я бы мог привести для отъезда,

Но уже ехать пора: повозка ждет; вечереет;

Знаки своим бичом давно подает мне возница...

Помни о нас, прощай! Всякий раз, как будешь из Рима

Ты поспешать в родной свой Аквин, где ждет тебя отдых,

320 Ты и меня прихвати из Кум к Гельвинской Церере,

К вашей Диане. Приду я, послушать готовый сатиры,

Коль не гнушаешься мной, на прохладные нивы Аквина».